— Добрый вечер, друзья! Добрый вечер, Озера, лучшее место на свете!!!

Толпа откликнулась ревом.

— Мы рады, что сегодня мы здесь, с вами! Это замечательный фестиваль! Это отличный шанс для всех, кто любит музыку! Услышать и сыграть! Это ваша «Траектория»!!!

Воздух задрожал от криков.

— И следующая наша песня называется «Разлука»! Сегодня мы поем ее для вас впервые! Я посвятил слова и музыку' своей дочери, Алине, которой через четыре дня исполняется двадцать! Она тоже студентка, и она сегодня здесь! Алина, я тебя люблю!

Мне стало трудно дышать, я схватилась за шею Андрея. Отец нашел меня взглядом и слегка поднял руку: вижу' тебя. Андрей быстро снял меня с плеча. Кажется, Надя повернулась в нашу сторону.

— Ежик, посмотри на меня! Ты как?!

— Все хорошо!

— Если хочешь, уйдем! — Андрей с трущом перекрикивал му'зыку.

— Нет, норм. Я в норме. Просто... неожиданно!

— Ты уверена? А если...?

«А если это очередная манипу'ляция», сказал его взгляд.

— Давай останемся! Потом ведь будут «Сёклз».

Мы остались и дослушали концерт до конца, а в моей голове вертелись слова отца, сказанные им со сцены. Зачем он это сделал? А как же «взрослая дочь», неугодная на пике славы? Может, пиар агентство рекомендовало переключиться на образ идеального отца? Зря. Идеального уже, извините, не получится.

Ко мне подошла Кира, натянуто у'лыбнулась и сказала:

— У меня задание - интервью с твоим отцом и... тобой. Анатолий Еж расщедрился и сам предложил.

— Понятно, — сказала я.

— Ты согласна? Скажи только, я их опять пошлю.

— Нет, — я покачала головой. — На этот раз ты работы не лишишься.

Кира была настоящим профессионалом. Интервью прошло очень быстро и, честно говоря, меня У'дивила та легкость, с которой оно мне далось. Отец и вида не подал, что знаком с Кирой, а она казалось совершенно естественной. После интервью они поговорили, отойдя в сторону. Отец что-то сказал Кире, она мотну'ла головой и отозвала свою команду'.

— Тебе все еще нужно то интервью, Аля?

— Нет... не знаю... пап.

— Пришли мне вопросы на почту, а я отвечу'.

— Ты ведь не хотел. Что изменилось?

Отец посмотрел на небо и дерну'л уголком рта:

— День прошел. А потом еще один. И еще. И сколько их у меня осталось? Думаю, меньше, чем уже было в моей жизни. Напиши мне на почту. Я отвечу. А лучше позвони. Я еду к бабутике. Позвони мне завтра.

— Хорошо, — растерянно сказала я.

— С кавалером познакомишь?

— А... да.

— О нет, прости, в следующий раз. Пойду раздавать автографы.

Отец надел темные очки и отошел к сцене, где нетерпеливо приплясывали организаторы выступления «Траектории».

... — Как все сложно, — пробормотала Кира чуть позже, когда все с одноразовыми тарелками толпились у полевых кухонь.

— Он действительно извинился?

— Да, в двух словах, — Кира посмотрела назад и подняла брови. — Ба, какие люди! Аль, если не хочешь аппетит испортить, пойдем к Андрею. Он в другой очереди стоит. Там, кажется, быстрее дойдет.

Я обернулась. За нами в очереди стояла Надя. Несколько минут мы молчали, глядя друг на друга. Странно, что Кутихина была одна, без группы поддержки.

— Баранюк, — ласково сказала Надя. — Говорят, ты работу сменила?

— Угу, — сказала Кира. — И очень довольна.

— И где ты теперь... развлекаешь пролетариат?

— Радио «О!» Слушала? Месяц назад был первый эфир.

— Ты думаешь, я буду слушать какое-то там... Как ты сказала?

— Радио «О!», — удивленно повторила Кира.

Кутихина вдруг побелела. Просто удивительно, у нее даже губы побледнели и задрожали. Я чувствовала себя каким-то посторонним свидетелем. Думала, противостояние будет у нас, а получилось, что Надежде было дело только до Киры. Мгновение - и перед нами снова была прежняя Кутихина, красивая ядовитая змея с невинным взором:

— Знаю. Там у вас наш новый препод работает... Владислав...

— ... Петрович? Делеев? Не работает, исследование какое-то проводит, он же в магистратуре вроде. Я его пока не видела, — миролюбиво ответила подруга. — Что, злой?

— Добрый, — Кутихина улыбнулась холодной улыбкой. — Просто не любит непрофессионализм. Будь осторожна, Кирочка. Мы же не хотим, чтобы тебя и с этой волны вышвырнули? Еж?

— Ты это мне? — я изобразила такую же улыбочку с ледком. — Или вспомнилось что-то?

— Давай не будем упражняться в остроумии. Мы уже отлично пообщались заочно. Я бы тебя с удовольствием научила уму-разуму. Не из-за Андрея, нет. Ты пожаловалась отцу, и меня заставили удалить статью.

— Я просто дала ему почитать твой опус. Он у меня тоже не любит... непрофессионализм. Такое сказал! Уф! Боюсь повторить. И просил передать...

— Хватит! — резко сказала Кутихина. — Ты мне по гроб жизни должна быть благодарна: я поспособствовала вашему семейному воссоединению, не так ли?

— Слушай, ты реально думаешь, вокруг тебя Вселенная вертится? — подпустив в тон жалости, спросила я. — Нашему воссоединению способствовало то, что мой отец захотел меня увидеть, а я решила его простить, потому что у меня... хорошее настроение. И оно сейчас станет еще лучше, потому' что... еда, ура!

— Девчонки, ужин, — гордо сообщил Андрей, появившись рядом с подносом. — Идемте.

Он не удостоил Кутихину взглядом. Она спокойно смотрела на него сквозь ресницы. А я... мне больше ничего не хотелось говорить: еда на подносе пахла дымком, а еще у нас были мамины бутерброды. Жизнь прекрасна! И мне не хотелось больше портить ее созерцанием лиц... проигравших. Но у Нади было свое мнение насчет выигрыша и проигрыша. Проигрывать она не любила:

— Еж! — крикнула она мне в спину. — Ты думаешь, журналистика - это так легко?

— Нет, — ответила я, обернувшись. — Думаю, это очень сложно. Много соблазнов: обмануть, подтасовать факты, обыграть правду так, что она станет ложью, а ложь выдать за правду'.

— Да, у тебя так не получится. Хотя... хм... учитывая твои прежние подвиги в зарабатывании денег не совсем... честным путем. Так ты от этого пухнешь, не от клу'бники? От нечистой совести? Тогда тебе в

журналистике не место. Успокоилась бы ты и не лезла, куда не просят.

— Я совершенно спокойна. Спорим, в конце семестра выйду в первый крут?

— Ты? Так просто?! — Надя рассмеялась. — Интересно, как. Переведешься к нам?

— Переведусь.

— Полагаешь, тебе хватит сказочек про котиков? Ах да, можно еще про енотиков и ежиков писать, да, Андрюша? И про трудное детство. Мой папочка меня совсем не любил, хны-ы-ы.

— Так споришь или нет? — быстро перебила я ее, а то кулаки зачесались. — Ты ведь все равно выше в кругах, отличная фора. Ну, рискнешь? Боишься? О, понимаю. У тебя был шанс, ты его слила в канаву, мир никогда не будет прежним.

— Спорим, — выдохнула Надя. — Проигравшая переводится в другой вуз.

— Согласна.

Ты совершенно сумасшедшая, — убитым голосом сказала Кира за столом. — Журналистика? Ты представляешь, сколько досдавать придется? А вступительное испытание? Впрочем, вполне может быть, что тебе конкурс зачтут.

— Да, ладно! Чем я рискую? — храбрилась я, за обе щеки уписывая кашу. — Сдам я все. Не получится

— переведуть в Екатериногорск. Скажите спасибо, я ее не отметелила за все хорошее. Просто Андрей не любит драчливых девутпек, правда, Андрюша? И спасибо, что не стал вмешиваться. Ты уже свое сказал. Теперь она - моя! Р-р-р!

— Сумасшедшая, — задумчиво проговорил Минаков. — Я с тобой.

— Куда я попала? — пробормотала Кира, выгнулась и проорала ребятам за соседним столиком: — Я не с ними! Я их вообще не знаю!

Эпилог

Эпилог

— Боже, какая глупость, Алина! — в очередной раз возмущенно сообщила мне мама. И уже другим тоном, Андрею: — Если не сложно, Андрюша, то-о-оненькими палочками, соломкой, и на отдельное блюдо, Але нельзя.

— Я знаю, тетя Галя, — отозвался Минаков-младший, нарезая болгарский перец.

— Мам, это не глупость и не блажь, — возразила я, тоже в очередной, сто сорок второй раз. — Вспомни, я ведь хотела на журналистику, просто там бюджетных мест было совсем мало, балл высокий и испытания по литературе.

— Я помню! Помню я! Но представь, сколько тебе досдавать!

— Не так много, — я бросила картофелину в воду. — Татьяна Михайловна сказала... мам, ты знаешь, что Новицкая теперь замдекана на журфаке?

— Таня? Рада за нее, привет передавай.

Андрюха навострил уши.

— Ага, — подтвердила я. — Мама с Новицкой в одной группе ушилась... и дружила. Ну как дружила - судя по воспоминаниям, пили вместе.

— Аля, — строго произнесла мама. Взгляд ее затуманился, она присела за стол: — Мы с Новицкой были не разлей вода. Обе лучшие на курсе, но вне учебы хулиганки-и-и, кто б знал... Да кого я сейчас удивлю, если скажуу что моя молодость тоже прошла... весело? Хотя девяностые были, хаос, то ли разрушать, то ли созидать, непонятно. Таня на квартире жила, она из обеспеченной семьи, а я в общаге. Танина квартирная хозяйка была очень строгой и обо всем рассказывала Таниным родителям, которые ей за это приплачивали. Так вот, я приходила... с пивом или ликерчиком... тогда много таких ликерчиков было импортных, апельсин, кокос... и говорила: "Нам задали по учебнику Цутринкина. Пойдем в библиотеку' заниматься". Ну и к нам, в общагу'.

— Zu trinken — это по-немецки «пить», — объяснила я Андрею.

— Господи, что я за педагог такой? — вздохнула мама. — Чему вас, детей, учу?

— Тетя Галя, сегодняшние дети вашим ликерчикам только умилятся, — фыркнуш Андрей. — Поздновато у вас, наверное, «библиотека» закрывалась.

— Не то слово.