На кухню зашла бабушка:

— Галенька, Аленька, а не видели ли вы, куда я сервиз поставила? Гости вот-вот придут, а чай попить не из чего. Ищу', ищу... Ну тот, ленинградский, с синими полосочками и...

— Господи! — взревела я. — Когда же это кончится?! Да нет у нас никакого ленинградского сервиза! Нет и не было никогда!

— Но как же? — пролепетала ба. — Я ведь помню, когда Толику квартиру дали, я въезжала и...

— Это наша квартира! Наша с мамой! Ты переехала к нам, когда твой Толик...!

— Аля! — предостерегающе крикнула мам.

Я сдержалась, лишь зубами заскрипела:

— Я очень извиняюсь, но борщ я не буду! Никогда!

Я сорвала ключи с гвоздика и вылетела во двор. Бродила там, пока не остыла, потом качалась на качелях, глядя на свои окна. Эта любовь... я ду'мала, она сделает меня лучше, а она меня разручнает. Я знаю, что должна сделать - поговорить с Андреем. Просто я боюсь. Боюсь так, что холодею. Потому что сегодня у' меня еще есть «солнечно» и «тучи», а после нашего разговора может остаться лишь вечное «облачно, без прояснений».

Я вернулась домой. Мама вышла из кухни, строго сказала:

— Нам ну'жно поговорить.

— Дай мне пару дней, — выдавила я.

— Нет, сейчас.

— Хорошо.

Разговор был трудным. Я отредактировала ту часть, что касалась отца. Но маме и всего остального хватило с лихвой, я дала ей почитать статью. Она сначала стояла, держа в руке смартфон и хмурясь, затем лицо ее стало растерянным, она села, дочитала и сказала:

—Какая подлость! Это... это... ложь все, от первого слова до последнего! Да, мама говорила, что кто-то приходил, спрашивал о папе. Я думала, она опять путает фантазии с реальностью! Бедная ты моя!

Как ты это пережила?

— Мам, не надо. Все позади!

— Нужно было давно рассказать.

— Я не могла.

— Ты все правильно сделала.

— Мне нужен твой совет. Я его люблю... до сих пор. Ты ведь...

— Да, я тебя понимаю. Аль, мне нужно это... переварить, подумать. Сбрось мне статью, сбрось! Аля, я должна это перечитать! За меня не бойся! Я просто подумаю, как все это опровергнуть!

Я кивнула. Конечно, я не боялась за маму. Но узнать, что первая любовь дочери и ее первые отношения оказались... такими - это больно.

— Где ба? — спросила я.

— Смотрит телевизор.

Бабушка дремала, опустив голову на спинку дивана. Я селя рядом и положила голову ей на колени. Начала подремывать, почувствовала, как она гладит меня по голове.

— Папа тебя чем-то обидел, Аленька?

— Нет, ба. Так... не сошлись во взглядах на жизнь... немного. Извини, просто... перегрелась что-то.

— Нельзя столько в компьютер глядеть, никаких глаз не хватит.

— Я работаю.

— Всех денег не заработаешь.

— Ну... постараюсь побольше отдыхать.

— Что-то Толик давно не заходил, — бабушка вздохнула. — В прошлый раз туфельки тебе такие красивые подарил, красненькие. А где те туфельки, Аленька? Носишь?

— Конечно ношу. В общежитии оставила, на осень.

Туфли отец дарил, когда мне было пятнадцать. Это было после их первого удачного тура. Туфли были дорогие, брендовые. Размер не подошел, я сильно подросла за лето. И уже работала, чтобы купить себе вещи к школе. Школа у меня была хорошая, там была дорогая форма.

— А что ты смотришь, ба?

— Очень интересную передачу. Тут один мужчина оставил дочь в детдоме, а она теперь известная спортсменка. Он ее нашел, а она видеть его не хочет. Вот все ее уговаривают. Бедная девочка! Не соглашайся! Он тебе никто! Не отец, дядька чужой! — всхлипнув, обратилась бабушка к экрану.

Я досмотрела ток-шоу и отправилась добивать кладовку. Мама усадила Яшку в переноску и понесла кота к врач}', он опять подрался и теперь до крови зализывал лапу. Дело с кладовкой спорилось, большой черный пакет наполнялся мусором. Начало августа. Я дома почти месяц. Нужно на что-то решаться. Кира прислала сообщение:

>еж, может, переведешься?

>что, все так плохо?

>статья разошлась в скриншотах, неделю в чатах только о тебе и говорили, нет, не то чтобы плохо, ты теперь очень популярна... по-своему

>не переведусь

>молодец! файтинг! я с тобой!

>приезжай в гости Пауза, задумчивый смайлик:

>а что? почему нет?

>работу нашла?

жое-что наметилось, андрей приходил ***льон раз. аля, меня пытали, но я им ничего не сказала

Я послала Кире сердечко и искреннее «спасибо». Или не совсем искреннее. Я запуталась.

Под обувными коробками стоял ящик. В таких раньше посылки отправляли. Я приоткрыла крышку и удивилась. Посуда? Чашки в бумаг}' завернуты, блюдца, сливочник, сахарница. На каждом предмете синий ромбик с золотым бантиком. Я тихо присвистнула. Вот и ленинградский сервиз. Теперь только гостей не хватало, к чаю.

В дверь позвонили. Странно, у мамы ключи, да и ушла она совсем недавно. Я выпуталась из мотков бумаги, подошла к двери. В глазке маячил мужской силуэт. Сердце екнуло... нет, мужчина был мне незнаком.

— Кто там?

— Здравствуйте. Алина Еж тут живет?

— Туг, — удивилась я, не спеша открывать. — Это я.

— Мне нужно с вами поговорить. Я отец Андрея Минакова.

Рука сама потянулась к замку. Я открыла.

27

Я сразу увидела в нем черты Андрея, особенно когда разглядела его на кухне. Рост, руки, тяжелый подбородок, нос, губы. Шапочки только не хватало. И глаза были другие. Он сразу занял пол кухни, даже зацепил головой нашу люстру с кисточками на абажуре.

— Дмитрий Ильич Минаков.

— Аля. Садитесь. Только предупреждаю: у меня много дел.

Дмитрий Ильич тяжело опустился на стул, усмехнулся.

— Постараюсь по-быстрому, хотя не уверен, что получится.

— Как вы меня нашли?

— В деканате адрес дали.

— Они права не имеют.

— Я сказал, что ты моя родственница. Почти невестка.

— Нормально! — возмутилась я.

— Ну извини, — Минаков-старший развел руками. — С вами, малышами, иначе никак.

— Зачем вы пришли? — мне было страшно неловко стоять под внимательным взглядом этого внушительного человека, хотелось тараторить, пыжиться, защищаться. — Я что-то должна Андрею? Все, что он мне заплатил, я отработала уроками. Экзамены он сдал хорошо. Так что мы в расчете.

Дмитрий Ильич вздохнул.

— Репетитор? Да, знаю. Решил, Андрюха за ум взялся, а он вона как...

— Взялся. Но не потому, что учебу подтянуть хотел, — с трудом проговорила я: черт, больновастенько как-то вот тут, в области сердца.

— Знаю. А потом, я так понимаю, у вас отношения... вышли за пределы работы.

— К сожалению, — сухо сказала я. — Я точно должна это с вами обсуждать? Это личное. Вы, наверное, не в курсе, но между' нами все...

— Я в курсе, — перебил меня Минаков. — Еще раз извини, так получилось, не мог не зайти на разговор. Андрей мне все нервы вымотал, пришлось дознание у'строить... с пристрастием.

— Ну вот он вам все рассказал, да? Зачем вы тогда ко мне пришли?

— Был у родни, вот и зашел. Тут близко. Нет, нет, Андрей не знает, я ему не сказал. Решил, сначала с тобой поговорю. Да и хотелось на тебя посмотреть.

— Посмотрели? — с вызовом бросила я.

— Посмотрел, — добродушно улыбнулся Дмитрий Ильич. — Одобряю. Не злись. Дело у вас молодое, бурное, сам таким был. Плохо, что... с кандибобером дело.

— И что? — на меня вдрут накатила усталость. — Моя версия интересует?

— Да не то чтобы... Андрюха все как на духу' выложил. Он такой... или таится, или в лоб. Баран он, но что делать?

— Чего вы от меня хотите?

— Говорю же: он мне все нервы вымотал. Не ест, не спит, целый день бегает где-то. Дома-то тоже помогать надо когда-никогда, сам же хотел в бизнесе опыта набраться. А какая тут помощь, если он не в себе? Переживает он очень, Алина. Ты поговорила бы с ним.

Я молчала, опу'стив глаза. Хотелось схватить Минакова-старшего за гру'дки, трясти и допытываться:

— Как не ест? Почему? Почему не спит? Сколько уже не спит? Он заболел? Он точно не заболел? Он это из-за меня, да?

— Я... — каждое слово давалось с трудом, — я не знаю, о чем нам говорить. Я должна или простить, или... не простить. Совсем чтобы. Я бы хотела... но он ведь... трус. Боялся мне сказать. Боялся на... чу свою девушку трезво взглянуть... тянул до последнего. Он и вас боится. Он дело хочет открыть, ему страшно, что вы его не поддержите, и он провалит все... Зачем мне парень трус?

— Насчет дела не знал, — Минаков крякнул. — Я вроде не против. Ата девица... все мужики ошибаются, поверь. Андрюха и я... мы маму нашу потеряли. Я его воспитывал, что женщин ценить надо. Вот есть она рядом, будто так и надо, а потом - нет. Так вот. Слишком, наверное, застращал я его. Я правильно говорить не умею, слова у меня плохо складываются... Чего улыбаешься?

— Ничего. Так... вспомнилось. Продолжайте.

— Так вот... Андрюха хороший, но наивный. Я все ждал, что эта его... журналистка... научит уму- разуму, голову-то прочистит. Сколько говорил ему: она тебя за челядь держит, королевна. Так и вышло. Вот только и тебе досталось. Нужно нас, мужиков, иногда прощать. Часто прощать. Вот если уже никак — то все. Дай Андрею шанс. Я никогда его таким не видел. Вырос он, вот что.

Я открыла рот. Хлопнула дверь. На кухню вошла мама. Удивленно уставилась на Минакова. Тот встал, сел, опять встал, снова сел. Судя по его лицу, мама произвела на него впечатление. Да, мы в семье красивые, а маму все принимают за мою сестру.

—Моя мама, Галина Сергеевна. Это Дмитрий Ильич, папа... Андрея. Вот.