— Может, не хотела тебя волновать понапрасну, может, желала оградить... или проверить, насколько это искренне. Есть такие мужики, Еж, им в молодости ничего не нужно, лишь «юбки» или карьера, зато ближе к старости начинается: а подайте мне моих детей! а почему воспитаны плохо? почему папу родного так не любят? У твоего отца как раз такой возраст подоспел. Вот только в приоритетах у него по-прежнему... «юбки» и карьера. Особенно «юбки». Не ты.

Кира произнесла последнюю фразу очень жестко, глядя мне в глаза. Я начала догадываться.

-Он...?

— Да. Посидел у нас минул двадцать. Спрашивал, здорова ли ты, справляешься ли с учебой. Я сказала, что это абсурд какой-то - появиться после стольких лет и спрашивать, хорошо ли учится девятнадцатилетняя дочь. Он рассмеялся, снисходительно так. Аля, твой отец... он чертовски обаятельный человек, ты ... это у тебя от него... шарм, голос, интонации, вкрадчивость эта. Не кривись. Мы не выбираем своих родителей. А если и выбираем там, на небесах, — Кира с усмешкой указала вверх, — то, простите, тут, на земле, жрите, глазки, хоть повылазьте.

Я кивнула. Кира явно имела в виду себя и свою семью, у нее там с ней тоже не все радужно.

— Он ушел. Пришел снова. Тебя опять дома не было. И еще раз, словно подгадывал. Принес цветы. Кира замолчала.

— Тебе? — голос сорвался.

Подруга кивнула.

— Я снова его выставила. Он... словно не верил. Прикалывался, блин! Играл, как кошка с мышью. Заметно было, как это его забавляет. Спросил: «А вы знаете, кто я?» Я сказала, что знаю, и с дуру ляпнула, что работаю на радио и за последний год, с тех пор, как познакомилась с тобой, ни раз не ставила его песни. И не поставлю. Обозначила типа свое отношение. Он сказал, что открывает тут, в Каратове, музыкальное кафе, и будет часто теперь появляться, что все равно тебя найдет. И исчез. Я вздохнула с облегчением. А на майские он пришел к нам на «Сто Карат». Так нашему программному' и заявил: я готов на интервью в прямом эфире, пусть только вон та девушка сходит со мной на свидание. И ушел. Они все на меня насели. Но не поддалась я, — Кира криво усмехнулась. — И меня выгнали. Я опять тебе соврала. «Сто Карат» работает и продолжает гнать фигню в эфир, а меня уволили, хорошо, что сжалились и отпустили по собственному’.

— Ты должна была сказать, — тихо сказала я.

— Мне было стыдно!

— Почему? Ты ведь...

— Нет, авансы не раздавала. И все равно, стыдно.

— А Кутихина?

— Ей у нас явно понравилось после того новогоднего интервью. Пришла на «Орион» рассказывать о спасенных кошечках и собачках. Мы столкнулись в коридоре, я как раз спорила с твоим отцом, Кутихина сразу стойку' сделала, и так и сяк интервью для блога выклянчивала, твой отец ее вежливо послал...

— Но сначала все ей слил обо мне.

— Не сначала, потом, когда я сказала свое окончательное «нет» и он ушел. Я думаю, а вдруг он действительно хотел что-то узнать о тебе, излить...

— ... душу? Серьезно, Кнрюх? Раскрылся перед случайной знакомой? Разоткровенничался? Ему просто нужно было побыстрее закадрить другую девчонку. Самооценку поднять. Выставив себя жертвой, чтоб пожалели и согрели, — перебила я подругу. — Но, видно, скоренько раскусил хищницу и слился в туман. Кир, чем больше я узнаю о своем отце, тем меньше хочу с ним когда-либо встречаться. Он ведь понимал, что ты мне расскажешь! Он ведь ко мне пришел, а там ты. Так увлекся, что о своих планах забыл. Я ведь много читала о его похождениях. Да, я врала тебе. Говорила, что совсем им не интересуюсь, а читала.

— Ежик, — Кира снова заглянула мне в глаза.

-Что?

— Мне было очень-очень сложно сказать ему «нет». Думай, что хочешь. Я просто хочу, чтобы ты это знала.

24

Я промолчала. Не ты первая, не ты последняя, Кира. Я отца давно не видела, лишь на фото в журналах, но понимаю всех тех баб, что вешаются ему на шею. Он из тех мужчин, что с возрастом становятся только интереснее. И музыка эта его... Честно говоря, я на Ромку запала после того, как увидела его на концерте с гитарой. Наверное, правы психологи, говоря, что брошенные отцами девочки всю жизнь потом ищут мужчин, похожих на пап. А мама до сих пор вздрагивает, когда видит отца по телевизору. Хорошо, что бабушка не узнает его на экране.

— Ненавижу Кутихину, — глухо сказала я, глядя в чашку. Кира все-таки заварила чай, крепкий, ароматный. — Ты права. Я ей отомщу.

— Только не надо с ней стрелки забивать и драться! — испугалась Кира. — Я сама ей морду набью!

— Я выгляжу такой дурой? — осведомилась я, криво улыбнувшись. — Я же знаю, что она сразу превратит это в журналистский скандал. Небось и въедет на нем в свой первый крут. И ты не вздумай связываться! Мало тебе проблем? Без работы вон сидишь. А статья ее - дерьмо. Я не про содержание, а про стиль и подачу. Я б и то лучше написала.

У меня мелькнула какая-то мысль, но я не успела ее поймать.

— Кутихина влюбилась в какого-то препода, — сказала я ни к селу ни к город}'. — Бедный мужик.

— Это точно, — вздохнула Кира. — Аль, ты выслушай Андрея. Не думаю, что он...

— Я ведь не говорила ему, что мой отец - тот самый Анатолий Еж. Он сделал вид, что догадался. Он лжец. Ненавижу ложь.

— Аль, много ли музыкантов по фамилии Еж? Достаточно погуглить и...

— Людей - много, но говорю же, я не упоминала, что он музыкант. Я помню. Я сказала «звезда», а это можно было в разных смыслах истолковать. Андрей пытался меня наизнанку вывернуть, все вызнать. Странно только, что фоток там так мало, он все время меня фотографировал. Делал вид, что снимает еду. Делал вид, что...

Я запила слезы, заклокотавшие в горле, чаем.

— Подумай! — ворчливо сказала Кира. — Не торопись с выводами. Вспомни все без эмоций.

— Не мог}'... без эмоций.

— Можешь. Кутихина такая стерва, что могла обвести Андрея вокруг пальца. Были ведь знаки, ты рассказывала. Что он пошел против, что почти сразу старался ее отговорить! Он ведь с ней расстался!

Я молчала. Смотрела в пол. Мне так хотелось, чтобы Кира оказалась права, что рука чуть не потянулась к телефону - позвонить Андрею. Экран беззвучно вспыхивал в чехле входящими звонками и сообщениями в мессенджере. Мы с Кирой делали вид, что не замечаем. Гавря подошел и упал на мою ногу. Еще и сандалию лапками приобнял. И горько вздохнул.

— Милый, — сказала я.

— Чувствует, что его время прошло, — объяснила Кира, заглянув под стол. — Последние дни абсолютной собачьей монархии. В доме скоро появится новый тиран.

— Мне нужно время, — сказала я. — Я должна все обдумать, вспомнить. Я не мог}' с ним сейчас говорить, я не выдержу.

— Понимаю, — подруга кивнула.

Я не выдержу, повторяла я про себя по дороге на следующее утро. Я сдамся, если он найдет какие- нибудь объяснения. Я не смогу противостоять его взгляду, рукам, губам. А ведь все, что он скажет, может быть ложью. Мне нужно время. И разговор с мамой.

Я переночевала у Киры. На включенный телефон утром посыпались сообщения о пропущенных звонках. Андрей, кажется, звонил с перерывом в две-три минуты, даже ночью. Если не звонил, то текстил в вотсап. Проходя мимо той липы, под которой мы обнимались, я сошла на траву и прислонилась к дереву спиной. Набрала Емелю. Гнатченко завопил в трубку:

— Еж? Ты че прогуляла смену? Мы приняли удар на себя, отмазали, короче. С тебя проставлялово.

— Спасибо. Можно потом? Я уезжаю. Коменда в общаге?

— Не, уехала за стройматериалами.

— Блин! Придется по телефону объясняться.

— Да что случилось, Еж? Тебя тут твой... этот... ждал под дверью. И сейчас, кажется, ждет. Пытался на нас наехать!

— Сейчас? — я похолодела. — Емель, миленький, ты у себя? Пойди посмотри, он еще там?

Гнатченко пошуршал и поскрипел в телефоне и сказал:

— Не, вышел куда-то. Сутки под дверью просидел. Ты ему денег должна?

— Да, крупную сумму. Прикроете? — протараторила я на бегу.

— Ага, за процент.

В блоке я пронеслась по комнате, сметая все в полок и бросая в сумку. С комендой у нас договоренность официальная, нужно бы заявление написать. Поговорю с ней по телефону, потом выберу день и приеду. Сумка получилась тяжелая. Выскочив из ворот кампуса, я увидела выходящего из подземного перехода Андрея. Он шел, откусывая от пирожка и глядя в телефон. Из кармана джинсов у него торчала банка газировки. Меня он не видел. Я стояла, борясь с искушением. Подойти бы, заглянуть в глаза, попросить:

— Скажи, что все было не так. Скажи, что ты не знал о статье, что думал...

Андрей исчез в воротах. У меня в сумочке завибрировал мобильник. Еще одно сообщение от Андрея. Кто-то дернул из рук сумку. Я почти успела испутаться, когда над ухом прогудел знакомый голос:

— Дай понесу. Тяжелая. На станцию?

Я с облегчением кивнула. Бомж Вася бодро зашагал в горку. Станция у' нас расположена очень неудобно: и на автобусе не подъедешь, и такси не возьмешь - близко, а пешком с сумкой минут двадцать тащиться.

— Домой?

— Ага.

— Правильно. Мамке-папке нужно дитёв видеть иногда. Вы щас такие, своих спиногрызов заводить не торопитесь, киндер-фри, е****.

— Ну, — уклончиво согласилась я.

На станции я выгребла из кошелька всю мелочь. Получилось около ста рублей.

— Ниче, — одобрительно сказал Вася. — Сто рублев - это семь пачек лапши по восемь рублев и на пиво хватит. Или одна пачка с соусом чамжаман, черным, очень угважаю. И пиво.

Вася задумался, выбирая, что лучше: сиюминутное удовольствие с корейской лапшой в черном соусе с куточками сои или долгосрочное пропитание русскими бомж-пакетами с сухими специями.

Свободное место нашлось у окна. Я отправила маме сообщение, стараясь не читать те, что высвечивались зеленым выше. Мама прислала кучу стикеров с сердечками и котиками. На душе потеплело, скоро я буду дома. Электричка тронулась. Я выглянула в окно и пригнулась: на перрон со стороны парка выскочил Андрей. Он тяжело дышал. Еще десять секунд - и успел бы. Эх, Гнатченко и Каракян, никакого вам процента! Побил он их, что ли? Или подкупил. С него станется.