— Слежу'? Гонишь? — буркнул одногруппник. — Да вся общага слышала, как он к тебе ломился!

— Так он пьяный был. Ром, это совсем не то. Понимаешь... — начала я. — Хотя какого я должна перед тобой оправдываться? И кстати, это не я тебе то сообщение...

— Слушай, Еж, — перебил меня Горкин. — Мы типа ту историю с тобой проехали. Я просто по­дружески тебе советую, не связывайся с Минаковым.

— И ты туда же?! Постой. Ты же нас с Андреем и познакомил!

— А теперь очень жалею. Вас все обсуждают.

— Кутихина?

— Нет, просто... все. Слухи быстро разошлись. Всякое говорят.

-Что?

— Всякое. Разное, — уклончиво повторил Горкин. — Короче, я предупредил. Мне не нужно, чтобы у тебя были неприятности.

— Это с чего ты так обо мне заботишься? Мы же проехали... ту историю.

— У меня Новицкая еще два семестра вести бугдет, — объяснил одногруппник.

— А, ясно.

Сделаю вид, что поверила. Но, честно говоря, почувствовала некоторое облегчение. Доводы выгоды я всегда понимала, а вот чувства не очень.

— А Минаков — м*дила! — неожиданно резко бросил Горкин.

— Вот пойди и сам ему это скажи, — посоветовала я.

— Много чести, — сказал Ромка. — Будь осторожна. И если что, помни: я... очень хорошо к тебе отношусь. Очень.

— Ладно, — я улыбнулась.

16

— Чего он хотел? — настороженно спросил Андрей, когда я подошла к кафе.

— Отговаривал с тобой... общаться. Предлагал для этого свою кандидатуру.

— Сейчас я его... — Минаков резко развернулся в сторону общаги.

Я удержала его за руку.

— Не нужно. Ром и так тебя боится.

— Ладно. А он точно ничего такого тебе не сказал?

— Сказал. Меня все пугают твоей бывшей. Объясни, — я постаралась говорить твердо, чтобы голос не звенел, — почему я, Алина Еж, должна бояться Нади Кутихиной?

— Глупости какие, — фыркнул Андрей. — Никого бояться ты не должна. Ты раньше никого не боялась, зачем начинать?

— О нас с тобой ходят слухи, что мы вместе.

— А мы вместе. Вместе ведь?

Все это время он подвигался все ближе и ближе. Я обнаружила, что мы с ним стоим в тени под липой. Цветущая липа пахнет... офигенно! Или просто это я офигенно себя чувствую в руках Андрея? Он обнимает меня за талию, все еще на некотором расстоянии, но я уже могу7 видеть свое отражение в его темных глазах. Странно. Почему у него такие темные глаза сегодня?

— Никого не бойся, — повторил Андрей, гипнотизируя меня взглядом. — Мы ведь теперь вместе, да?

— Как репетитор и ученик? — невинно поинтересовалась я.

— Нет, — Минаков усмехнулся и покачал головой, а я как-то оказалась ближе, кольцо рук замкнулось.

— Как профессиональный читер и ленивый халтурщик? — продолжала спрашивать я.

— Тоже мимо. Мы вышли за эти рамки. Мне они с самого начала не нравились. Слушай, я ведь говорил, что у меня плохо с разными разговорами. Мысли выражать умею, думаю много, а рот раскрою - получается как-то мало. Но все ведь и так понятно, да?

— Ничего мне не понятно.

— Издеваешься, — констатировал Андрей. — Имеешь право, — он страдальчески поднял взгляд вверх. — А я просто испугался. Я не знал тогда, что ты за дверью стоишь! Ты ведь такая вся... деловая колбаса, Аля, неприступная и закрытая. Накосячил - думал, ты меня прибьешь. Как Горкин, под твоими окнами шатался. А тут как раз этот... пати-бой из одного окна вылез, в другой полез. Оказывается, мы с ним почти родственные души. Он патриот, и я патриот. Он сказал: «Вперед!», а я сказал: «Рутские не сдаются!»

— Если речь об прошлой ночи, — прыснула я, — то теперь ты просто обязан жениться на... Дэне. Как честный человек.

— У нас с ним ничего не получится, — серьезно отозвался Минаков. — Один раз увидев тебя в той пижамке, больше ни о ком не могу' думать. Это шутка, конечно, но пижамка повлияла, учти... на будущее. Алина, ты слишком красивая для репетитора. Это законно вообще? Думаю, нет. Нельзя быть таким красивым репетитором. Не знаю вообще, как я Круэлле экзамен сдал - ни на секунду сосредоточиться не мог. Все время думал, какая ты красивая. Не могу сказать, что влюбился в тебя с первого взгляда, но со второго - точно, тогда... на крыше.

— Правда? — не выдержала я, разомлев и провалив весь сеанс подтрунивания.

— Да, — Андрей кивну'л. — У меня внутри все... поет, когда я тебя вижу. Это такая радость... я на нее подсел, словно у меня праздник каждый раз, когда ты рядом. А ты, Ежик? Ты не против? Я не всегда понимаю, о чем ты думаешь.

— Ты поэтому меня своими вопросами все время терроризировал?

— Да, — ответил Андрей, помедлив. — Хотел побольше о тебе узнать. И растянуть время вместе.

— Андрей, — сказала я небрежно. — Ты мой тест прошел. Поэтому я - за.

— Какой еще тест?

— На социальные шаблоны. По шаблону девушки всегда должны быть красивыми и ласковыми, при макияже, парфюме и изюминке - а я вот ни разу не такая. И ты мне очень нравишься. Не знаю, когда это началось, но я очень... счастлива.

— Тогда к черту шаблоны! — с выражением невероятного облегчения сказал Андрей, улыбаясь до ушей. — А насчет изюминки... у тебя вместо нее - сумасшедшинка. Это намного лучше - это веселее... Я злился, прости. Ревновал немного, — признался Минаков: — Сильно ревновал. Ладно еще Дэн, но Горкин... ты так на него смотрела в тот день, когда мы познакомились.

— А ты - на Кутихину, — вырвалось у меня.

Мы оба рассмеялись. Андрей наклонился и... поцеловал меня в макушку. А я бы уже согласилась на перегар с ментолом.

— Пойдем, Ежик, — сказал Минаков.

— Куда? — млея от удовольствия, спросила я.

— В аптеку. Башка после вчерашнего раскалывается.

17

Этот день прошел... быстро. Раз... и будто не было его. Мне все запомнилось какими-то обрывками, застывшими образами, словно я задалась целью пополнить свой альбом воспоминаний. И на всех «снимках» был Андрей. Вот он с серьезным видом объясняет недовольному мальчишке за стойкой в кафе, почему кофе-машины - это зло. Вот покупает мне леденец на палочке в том же органическом «Лимонадном Рае». Из всех фигурок выбрал... кого бы вы думали? Правильно, ежа, с малиновым сиропом, ярко-розового, с ягодами на колючках. Сначала озабоченно поинтересовался, нет ли у меня аллергии на малину.

— Нет>г! Покупай быстрее! — взмолилась я, подпрыгивая от нетерпения, видя, как к моему ежу с коварным блеском в глазах присматривается девочка лет шести. Девочка уже дергала маму за руку, стараясь привлечь ее внимание к леденцу'.

Андрей у'спел. Как в песне поется (что Кира в пику своему начальству и его любви к мейнстриму любит ставить на своем радио), почти что «stole a candy' from a laughing baby’s mouth (*)». Потом ржал, как конь.

* - украл леденец прямо изо рта ребенка

— Что? — повторяла я, обсасывая леденец и прикрывая глаза от удовольствия. — Мне этого в детстве недодали.

— Ладно, — говорил Минаков, вытирая слезы смеха. — Договорились. Я додам.

Следующее воспоминание: мы в парке, смотрим на змей в террариуме. Я прикидываю, которая из пресмыкающихся более всего напоминает Кутихину. Вон та, самая яркая.

Мы ходили целый день, держась за руки. А оставшись один на один, болтали о всякой ерупде. Но я все время ловила на себе смеющийся взгляд Андрея. И, наконец, не выдержала:

— Слушай, а если я перестану тебя смешить, надоем?

— Открою тебе огромный секрет. Ты меня не только смешишь, веселишь и заставляешь чувствовать себя... собой, — мягко и ни на секунду' не заду'мываясь, сказал Минаков. — Ты меня меняешь, день за днем, Аля. Я не люблю, когда люди пытаются меня изменить под себя. Но... черт возьми, рядом с тобой я полупаю от этого несказанный кайф.

— Я тебя не совсем понимаю, — призналась я.

— Это нормально, — Андрей пожал плечами. — Мы же люди. Странно было бы, если мы друг друта понимали на сто целых. Для меня и пятьдесят - запредельный процент.

— А у нас с тобой сколько? — осведомилась я.

— Сорок девять, — помолчав, сказал Андрей.

— Почему не пятьдесят? — я посмеивалась, попивая кофе.

— Потому что... я должен тебе кое-что рассказать. Но это... потом. Не сейчас. Сейчас боюсь. Я все еще чувствую твои колючки, Еж. Иногда.

— Прости, — искренне сказала я. — Я все еще не привыкла... к тому... к нам вместе.

Домой я добралась в состоянии эйфории. Утром просну'лась с тем же ощущением счастья. И предвкушением. В девять в блок ворвалась Кира:

— Все! Ура! Мальчик! Три четыреста! Здоровенький!

Я порадовалась вместе с подругой. Кира достала из шкафа сумку и принялась укладывать в нее одежду.

— Опять уходишь? — огорчилась я.

— Конечно. Скоро Ритку выпишут, бу'ду помогать, готовить хоть первое время. Ты же помнишь Ритку? Я вообще не представляю, как она с ребенком справится. Боже, как случилось, что мой двоюродный брат, человек с дву'мя высшими, инженер, требовательный к себе и другим, совершенно въедливый чувак-перфекционист... чума, короче... женился на этом создании? Она яйца ему всегда вкрутую варит... нет, это я в буквальном смысле, не в переносном... хотя в переносном тоже бывает... а он всмятку любит, просто она не может до пятидесяти посчитать, волнуется, что переварит, и сбивается, а когда что-то в кипящую воду' кидает, то обжигается. Я ей таймер подарила - не

помогает... Еж, не делай такое лицо. Ни фига ты не расстроилась. Мне на пороге общаги сообщили, что у вас с Минаковым амур-тужур. Я не одобряю, конечно, но все к этому шло. Если что, сразу звони-пиши, примчусь. Я нынче безработная, мобильная. У Мисака и Емели вантус забери, они уже неделю его у себя держат. Денег им не давай, они в общаге вызвались подрабатывать.