Он все-таки занялся готовкой и чистил креветки для салата. Как назло, аллергии на морепродукты у меня нет - я их обожаю. Поздно, я уже отказалась от халявного ланча. Грустно сглотнув набежавшую слюну, пошла в комнат}' Андрея и принялась разбираться с его принтером.

— То есть ты на две недели уедешь?! — крикнул Андрей из кухни.

— Или на все лето, — громко ответила я.

Принтер мне приветливо мигал... но не печатал. Я проверила очередь печати с каким-то отложенным файлом и внешние выходы из моноблока Андрея. Крикнула:

— А почему у него шнур не подключен?

— А он на вай-фае! Вай-фая сейчас нет. Сигнал в общаге фиговый, я поэтому с телефона сижу. Подожди, раздачу врублю.

Врубил. Принтер ожил. Хороший принтер, отличную фотку напечатал - Кутихина на ней яркая, летняя, в сексапильной маечке, обтянувшей грудь. Белозубо улыбается. Сзади поблескивает вода. Это они на море? Скорее на озерах, под Каратовым их много. Вслед за фоткой принтер выплюнул мои скриншоты с учебника. Интересно, давно Андрей это фото на печать поставил? Вряд ли давно. Хотя с него станется во время сессии забить на подготовку и даже на сайт вуза с методичками не заходить. Неужели даже шпоры не распечатывал?

Я положила снимок на крышку принтера. На кухне Минаков заглянул мне через плечо:

— Получилось? — и вытянулся лицом. — До фига заданий! Это все мне?!

— Ну не мне же!

Андрей захныкал:

— Ну Еж!

Я была непреклонна.

— Осталось всего ничего. В понедельник Новицкая тебе такой террор устроит! Time to panic, man(*).

* - пора паниковать

— Чувствую, погибну я во цвете лет! Не выживу, definitely(*), — вздохнул Минаков. — Давай хоть поедим вместе напоследок. Ты с креветками дружишь?

* - определенно

— Дружу.

— А они с тобой?

— Хватит трепаться, — проворчала я. — Давай сюда быстрее свой салат. У нас куча работы.

... Мы ели, растягивая удовольствие. Минаков делал тесты с торчащим изо рта листочком рукколы. Вроде справился.

— Значит, две недели воды не будет, — задумчиво протянул Андрей, доев свою порцию умопомрачительно вкусного салатика. — Во всем городе?

— Угу, но только горячей.

— А в Екатериногорске будет?

— Угу. То есть не знаю. У нас в квартире колонка. Вообще-то, ничего страшного. Лето. Просто хочу своих повидать. Ну и насчет работы... тоже...

Сердце тоскливо сжалось. Сначала поиски, потом целых два месяца ранних подъемов и судорожного добывания трех копеек, хорошо если не двух. Подработка - это всегда мизерная зарплата. Две подработки - чуть больше денег и катастрофически мало свободного времени.

— У меня в Екатериногорске дядя и тетя. Сто лет их не видел. Наверное, пришло время навестить родню. После сессии съезжу, — сказал Андрей. — Отец давно напоминает.

Я пожала плечами, проигнорировав спазм надежды внутри.

— Отключение горячей воды - это ужасно, — с чувством продолжал рассуждать Минаков. — Это отсутствие нормальной гигиены.

— Воду можно нагреть. Тест доделал?

— Доделал. Проверяй... Я же сказал, нормальной, а не мучиться с тазиками. А грязная посуда?!

— У тебя посудомойка с нагревом. Вот ошибка... Не ной, Минаков. Я тебе завидую, у тебя все есть для комфортной жизни.

— Так оставайся у меня.

— Чего? — я подняла голову от теста. — Ты сейчас понял, что сказал?

— Понял. Переезжай ко мне. Я электронагреватель в душе поставлю, давно собирался. Готовку беру на себя.

Я смотрела на Минакова, раскрыв рот. Он смотрел на меня.

— Это что сейчас было? — тихо спросила я. — Только не говори, что тебя понадобился круглосуточный... репетитор.

Минаков моргнул.

— Еж, — сказал он. — Я ничего такого не имел в виду. Просто предложил недолго перекантоваться... какое-то время. А насчет репетиторства... да, давай продолжим после сессии. У меня только начало получаться! Блин, я ж за лето забуду!

— Я подумаю, — сказала я, вставая и чувствуя, как у меня предательски алеют щеки.

— Что с тобой? Ты вся красная.

— Это... наверное, креветки. Бывает так... нет аллергии... потом есть. На сегодня все. Удачи на экзамене!

Я рванула к двери.

— А завтра? Еж! Завтра воскресенье! Можем позаниматься!

— Нужно отдохнуть, тебе, мне! Отдыхай! Пусть все в голове уляжется.

Выскочила в коридор. Постояла, подумала, прокрутила в голове слова Андрея, устыдилась. Может, он ничего такого в вид}' не имел. А даже если имел, кто я, наивная восьмиклассница? Сама только об этом и думаю в последнее время. Я потрогала ручку двери и испуганно отдернула руку, услышав шаги Андрея. Он что-то пробормотал, потом засмеялся, произнес у самой двери, чем-то шурша:

— Черт! Спугнул! В следующий раз нужно поделикатнее, — хмыканье. — Надо же, какие мы стеснительные ежики... краснеем даже.

Дверь резко отворилась. Мы оказались лицом к лицу.

— Не будет следующего раза! — рявкнула я. — И я не краснею! У меня аллергия!

И сбежала, очень быстро. С идиотской улыбкой на лице.

14

Кира уехала к родственнице: Рите положили на сохранение. Она была совершенно здорова, но видно в скорой решили, что так они сэкономят на бензине. В обязанности Киры в отсутствие жены двоюродного брата вменялось обеспечивать досуг Риткиного питомца - остроухой собачки из тех труднопроизносимых пород, что с каждым новым поколением стремятся уменьшиться до размера мыши. Песика звали Го-го, поскольку имя, вписанное в паспорт существа, было вообще непроизносимым. Кира переименовала его в Гаврю Говнюковича Верещагина. Субтильное недоразумение эльфийских кровей полагалось кормить особым пудингом из курицы и говядины.

— Ага, щас, — мрачно прокомментировала подруга предстоящее мероприятие. — Это у Ритули на такие выкрутасы время есть, а у меня работа. Я сама поесть не успеваю. Из шаурмы мяса наковыряю

— пусть жрет. Я эту Гаврю с собой в студию буду брать, девчонки за ней присмотрят, пока я в эфире. Лишь бы не раздавили. Хотя его трудно не заметить, оно верещит, как подстреленное.

— Как твоя работа? — спросила я.

— Одни перспективы закрываются, другие открываются, еще радужнее, — уныло прокомментировала свои дела Кира. — Поговаривали, студенческое радио летом откроют, а где оно? А у тебя как?

— Домой поеду, — сказала я, почувствовав, как глухо толкнулось в грудной клетке сердце. Добавила как можно легкомысленнее: — Или не поеду, тут останусь.

— Ты без меня тут не натвори ничего, — напряглась подруга.

— Не-е, — бодро пообещала я, мысленно произнеся «уже натворила».

Да, натворила. Влюбилась, да так, что у меня теперь два пути: или что-то гораздо более сильное (не представляю, что) выбьет у меня из головы эту дурь, или меня сорвет и я кинусь в это чувство, как в омут. Это... это пипец какой-то! С Горкиным все было по-другому! Я мило страдала, больше придумывая, чем реально переживая. Моя мама говорит, что у каждой девушки внутри есть какое-то определенное количество романтических слез, пара литров, полагаю. Если она их до брака не израсходует, то с наступлением неизбежного периода де-романтизации ей совсем тяжко придется, грустно и безнадежно. Видимо, с Ромкой я эти самые слезы и обнуляла. А теперь мне было не до романтических рыданий: меня бросало то в жар, то в холод. То руки леденели, то щеки пылали. А ведь он мне почти ничего и не сказал, просто удочку закинул в стиле «всем парням от девчонок только одно нужно». Да я разве против? Просто неопределенно все как-то и... ужасно романтично!

Я представляла Андрея. Как он стоит у себя на кухне в мятой футболке, в своей дурацкой шапочке. И почему7 я раньше считала его шапочку7 дурацкой? Очень милая шапочка. Без нее он лохматый... и тоже очень милый. А еще у него сильные руки и ноги. И на велосипеде он выглядит абсолютно классно, весь такой... в мышцах. Но дело не во внешности. Дело в друтом. В том, что бу7дь он немногим красивее гориллы (некоторые девчонки так о нем и думают), я бы все равно влюбилась. Мне рядом с ним хорошо, мне весело, я рядом с ним - это я, Алина Еж, без торчащих в разные стороны иголок, мягким ежиным брюшком кверху.

Я вспоминала о Наде и в своем личном аду плюхалась в котел с ледяной водой. Пойти и спросить Минакова напрямую? Узнать у кого-то из Надиного «фан-клуба»? Они меня на смех поднимут. Провести собственное расследование? На странице Кутихиной во ВКонтакте еще красуется их с Андреем фотография в обнимку7. И тот снимок в принтере... Но он ведет себя так, будто у него нет герлфренд. Уверена, Андрей не знал, что я за дверью стою, когда вслух рассуждал. Он любитель бормотать под нос, у нас все тесты проходят под его «а если так? а мне от Ежа за такой ответ в темечко не прилетит? ладно, пусть будет так. нет, не так. что? не понял! а, понял!». И так все уроки. Меня это бесило поначалу, а теперь, вспоминая, я умилялась.

Андрей не позвонил мне в воскресенье, хотя я весь день старательно гипнотизировала телефон. И в понедельник после экзамена не позвонил. Я ждала до вечера, вдруг Новицкая пустила его по расстрельной статье. Она часто «любимчиков» допоздна в коридоре у7 аудитории держит, маринует, чтобы потом зафигачить пулей в лоб: «пересдача, завтра подходите пораньше». А вдрут Минаков воспринял мои слова насчет следующего раза буквально?! И больше мы никогда-никогда не увидимся?!

Вечером в понедельник я уже не понимала, меня поджаривают или замораживают. Раз сто брала в руки телефон, чтобы позвонить Андрею. Я точно гордая птица? Точно. Приуныла. Решила, что ненавижу всех мужчин. Где там в монастырь берут? Я, кажется, созрела.

Где-то около одиннадцати в мою дверь постучали. Сильно. Вроде как ногами и не одной парой. Я посмотрела на часы. Общага вот-вот закроется. Соседи наши, Емеля и Мисак, пришли что-нибудь