— У тебя неприятности в Токио? — спросила Жанна, испытывая что-то вроде ревности. — Забастовка, да?

— Да, что-то вроде того, — уклончиво ответил Раф. — Только предмет моих переговоров был более деликатным.

— Собрался проглотить еще одну компанию? — спросила Жанна, которой стало смешно. Вот уж точно, эти мужчины совершенно неисправимы! — Когда об этом можно будет прочесть в газетах?

— Я надеюсь, что слияние пройдет с обоюдного согласия и к полному удовлетворению обеих сторон, — торжественно ответил Сэнтин, и его темные глаза лукаво сверкнули. — И, уверяю тебя, тебе не придется читать об этом в газетах!

Его взгляд упал на ее руки, которые он продолжал удерживать.

— Если бы ты знала, как я сочувствую твоему горю, — вздохнул он. — Когда перед своим отъездом из замка ты сбросила на меня эту маленькую бомбу, я почувствовал себя настоящим подонком. Наверное, это был единственный раз за все время, когда тебе понадобилась моя поддержка, а я подвел тебя. Сомнения, ревность, подозрения настолько овладели мной, что я не видел ничего вокруг себя. Дело в том, что я начал бояться, что ты вдруг исчезнешь из моей жизни, с той самой минуты, когда я впервые увидел тебя. Наверное, мне следовало заранее подготовиться к этому моменту, но я просто не мог об этом думать. Должно быть, я просто сошел с ума.

— Если бы ты согласился выслушать меня, я рассказала бы тебе все, Раф, — тихо сказала Жанна. — Я столько раз пыталась поговорить с тобой, но я не смогла преодолеть стену, которую ты возвел вокруг себя.

— Я боялся, — признался Сэнтин, не поднимая глаз, и вдруг заговорил быстро-быстро, задыхаясь и глотая концы фраз: — Я очень боялся, Жанна! Все внутри меня как будто превратилось в сплошную кровоточащую рану, и любая мысль о разлуке причиняла мне нестерпимую боль. Ты дала мне понять, что ты… не испытываешь ничего подобного, и это едва не убило меня. Я не просто был по уши влюблен, но я был влюблен в женщину, которой это было все равно и которая относилась ко мне совершенно равнодушно.

Он невесело засмеялся, но губы его дрожали.

— Я хотел обладать тобой, я хотел знать, что тебе дорого, о чем ты думаешь, о чем вспоминаешь, но у меня ничего не вышло. Единственным, что ты согласилась отдать мне, было твое тело, а мне… Впервые в жизни мне было этого мало.

Он поднял голову, и Жанна увидела в его глазах такую боль и растерянность, что сердце ее невольно дрогнуло.

— Мое «я», мое «эго» требовало, чтобы ты любила меня так же сильно, как я тебя, — продолжал Сэнтин. — Но быть вечным просителем у твоих дверей… Нет, это было не по мне. Этого бы я не выдержал.

— Раф… — Жанна произнесла это имя с удивительной, глубокой нежностью. Ей хотелось прижать его к себе, заключить в свои объятия и изгнать из его тела всю боль и неуверенность, которые терзали и мучили Сэнтина. — Это совсем не…

— Молчи!.. — негромко сказал он, прижимая палец к ее губам. — Я вовсе не обвиняю тебя. Теперь меня уже не волнует, что моя любовь не находит ответа. Единственное, что для меня важно, это уговорить тебя не исчезать из моей жизни. Если ты будешь рядом со мной, я смогу терпеть боль и муку сколько угодно времени… — Он задумчиво нахмурился. — Мне кажется, я все хорошо обдумал. Ты согласна выслушать мои предложения?

— Похоже, у меня нет выбора, — покорно кивнула Жанна, и ее губы чуть заметно дрогнули. — Похоже, мне так и не удастся уговорить тебя выслушать меня.

— Потом, — рассеянно откликнулся Сэнтин, поднося руку Жанны к губам и целуя ее долгим страстным поцелуем. — Я думал об этом всю ночь, и мне не терпится выложить все карты на стол.

— Ну, разумеется, — серьезно ответила Жанна, но глаза ее сверкнули. — С моей стороны было бы глупо встать на пути могущественного промышленного магната, который на всех парах несется к своей цели. Тех, кто пытался это сделать, — а то были люди посильнее меня, — он раздавил в лепешку, так что я лучше воздержусь.

— Ну вот, опять я… — искренне огорчился Раф, и лицо его вытянулось. — Пойми, Жанна, я только хотел быть рассудительным и логичным. Я хотел выложить тебе все мои доводы прежде, чем я осмелюсь покорно просить тебя… Хоть это и не в моем характере.

Раф Сэнтин собирается просить? Да еще покорно? Вот чудеса!

Жанна постаралась спрятать улыбку.

— Да, это не в твоем характере, — согласилась она, делая строгое лицо. — И я очень довольна, что ты хотя бы пытаешься.

Сэнтин тут же нахмурился.

— Ты что, смеешься надо мной? — подозрительно спросил он, но эта мысль сразу показалась ему не стоящей внимания. Сейчас у него была другая, более важная цель, и он, по своему обыкновению, двинулся к ней напролом.

— Можешь ты меня выслушать, черт возьми?! — резко спросил он.

— Да, сэр, — сухо ответила Жанна — Я вас слушаю, сэр.

Сэнтин ожег ее свирепым взглядом.

— Твои сарказм вряд ли может помочь делу, — немедленно обвинил он ее. — Я пытаюсь рассказать тебе о том, что я хотел бы тебе предложить.

И, не дожидаясь, пока она ответит, он продолжал со свойственными ему жаром и напористостью:

— Насколько мне известно, ты не имеешь ничего принципиально против того, чтобы остаться со мной. Мы вполне способны терпеть друг друга, пока события развиваются нормально. Я в силах обеспечить твои материальные нужды: у тебя будет все, что ты захочешь, и даже больше. Кроме того, не будешь же ты отрицать, что в сексуальном плане мы с тобой — настоящий динамит?!

— Нет, этого я отрицать не могу, — согласилась Жанна.

— Как мне кажется, — продолжал Сэнтин с неподдельным энтузиазмом, — единственным, что может не понравиться тебе в подобных отношениях, — естественно, при условии, что они будут продолжаться достаточно долго, — это вопрос твоей личной независимости. Ведь я не ошибся? Именно это заботит тебя больше всего?

Прищурившись, он пристально вгляделся в ее лицо.

— Да, об этом, безусловно, стоит подумать особо, — согласилась Жанна, едва сдерживая рвущееся наружу веселье. Ей всегда нравилось наблюдать Рафа-бизнесмена в действии, а теперь, когда предметом его интереса стала она сама, зрелище получилось занимательным вдвойне.

— На этот счет тебе незачем беспокоиться, — тут же уверил ее Сэнтин. — Ты, надеюсь, не сомневаешься, что моему слову можно доверять?

— Бесспорно, — торжественно кивнула Жанна. — Никаких сомнений.

Про себя же она подумала, как отчаянно хотела она подобного разговора всего несколько дней назад, как стремилась к подобному объяснению. Теперь же ей стоило огромных усилий просто сохранять видимость серьезности. Единственным, что имело для нее значение, был тот неоспоримый факт, что Раф любит ее. Зная это, она не сомневалась, что все остальные проблемы можно будет решить тем или иным способом.

Сэнтин, видимо, все же заподозрил, что она относится к его словам с недостаточной серьезностью, так как брови его сурово сдвинулись.

— Так вот, — сказал он, — я даю тебе слово, что ты будешь пользоваться абсолютной свободой во всем, что не касается нашей совместной жизни. И в том, что касается, — тоже. Ты можешь заниматься карьерой, можешь ездить во все места, куда потребует твоя работа, можешь найти себе любое хобби. Я не стану настаивать на том, чтобы ты вышла за меня замуж, и не буду требовать никаких клятв, если только не окажется, что ты беременна… — Он бросил быстрый взгляд на ее подтянутый живот. — Признаюсь, для меня этот вариант наиболее желателен, — сказал он совсем другим тоном. — Твоя беременность решит чертову уйму всяких проблем, которые меня тяготят. И все же я готов пообещать, что вопрос о том, будешь ты носить моего ребенка или нет, будет зависеть только от тебя.

— Какое великодушие!.. — с иронией пробормотала Жанна.

— С моей стороны это гораздо благороднее и великодушнее, чем тебе кажется, — отрезал Сэнтин. — Мне очень не хочется выпускать из рук этот рычаг, но…

Он совершил какое-то быстрое движение, и Жанна почувствовала у себя на животе его большую и теплую ладонь.

— …Но мне нравится думать о том, что мой сын будет расти в твоем чреве.

Жанне тоже нравилась эта идея, и сейчас она снова подумала об этом, подумала с восторгом и благодарностью. Эти мечты, которые порой казались ей несбыточными, а порой — так, как сейчас, — вполне реальными, — действовали на Жанну почти физически, наполняя ее жарким теплом. Мускулы ее живота непроизвольно сжались, а груди под голубой ковбойкой, позаимствованной у Джоди, напряглись и потяжелели, словно наливаясь молоком.

Охватившее ее возбуждение было таким неожиданным и сильным, что скрыть его было почти невозможно — в особенности от Рафа, который хорошо знал ее тело и то, как оно реагирует на ласку. Встретившись с ним взглядом, Жанна увидела, что его глаза потеплели. Рука Сэнтина, лежавшая на животе Жанны, начала мягко и чувственно поглаживать ее.

— Из тебя выйдет отличная мать, Мать Земли… — прошептал он. — Сильная, умная, нежная. Нашему сыну будет очень хорошо в твоем чреве.

Он выпустил вторую руку Жанны и начал медленно расстегивать пуговицы на ее голубой рубашке. Жанна молча смотрела на него, и растущее желание туманило ее взор.

Когда ее груди показались из-под мягкой, вылинявшей байки, Сэнтин опустил голову и приник губами к ее возбужденно торчащему соску.

— Ты будешь прекрасна, когда твои груди наполнятся молоком, маленькая Мать Земли, — пробормотал он. — Я уже завидую нашему сыну. Я не хочу делить тебя ни с кем, даже с ним.

Он поцеловал ее вторую грудь и, с видимой неохотой запахнув на ней рубашку, потряс головой, словно пытаясь таким образом привести в порядок мысли, но взгляд Сэнтина оставался прикован к острым соскам, продолжавшим соблазнительно приподнимать тонкую ткань.

— О чем я говорил? — рассеянно спросил он.

Жанна поглядела на него с укором. Целеустремленность Сэнтина больше не казалась ей забавной, ибо теперь она была охвачена огнем желания, удовлетворить которое мог только он. А Сэнтин, похоже, не имел такого намерения — во всяком случае, он не собирался заняться этим немедленно.