В ее сегодняшнем разговоре с Джоди не было ничего особенного. Он не сказал ей ничего или почти ничего конкретного, однако нерешительность в его голосе, и то, как старательно Джоди уходил от прямых ответов, не укрылись от ее внимания. Жанна поняла: все кончено или скоро закончится, и она останется в этом мире одна. Это знание было ясным и чистым, как сверкающая на дне прозрачного водоема друза хрусталя, чьи прямые очертания лишь слегка искажены толщей воды, и Жанну волновал только один вопрос: когда?

Ноги сами привели ее на край утеса, но у нее было не то настроение, чтобы мирно сидеть в беседке, предаваясь созерцательной задумчивости. Вместо этого Жанна решила прогуляться по берегу. Повернув к крутой, каменистой тропе, она стала спускаться вниз.

Океан был неспокоен. Высокие валы с грозным ревом накатывались на берег и сердито пенились, налетая на торчащие из песка камни, но буйный непокой стихии странным образом успокаивал смятенную душу Жанны. Здесь ей было так хорошо, что возвращаться в дом не хотелось, и она повернула обратно, только когда солнце почти село.

Выходя из зарослей магнолий, Жанна с удивлением услышала урчание автомобильного мотора. Машина несомненно двигалась от входных ворот у подножья холма, поднимаясь к замку по извилистой подъездной аллее. Насколько Жанне было известно, сегодня Раф никого не ждал, однако белый «Мерседес», мелькавший между стволами почти облетевших пирамидальных тополей, вряд ли мог попасть на территорию поместья без разрешения хозяина. Кто бы это мог быть?

Задавшись этим вопросом, Жанна свернула с дорожки, ведущей во внутренний дворик, и пошла в обход усадьбы к парадному крыльцу, где заканчивалась подъездная дорожка.

Когда она обогнула угол дома, «Мерседес» уже затормозил перед парадным крыльцом.

Почти одновременно дверь усадьбы отворилась, и Сэнтин спустился к машине по широким мраморным ступеням. Водительская дверца распахнулась ему навстречу, и Жанна увидела две изящные женские ножки в умопомрачительной красоты туфлях на высоком каблуке. Следом показалась и сама обладательница этих ног — высокая, статная брюнетка, одетая в белую юбку и приталенный жакет, стоивший, наверное, баснословных денег.

— Раф, милый, — проворковала незнакомка, ослепительно улыбаясь Сэнтину. — Я ехала к Пеннбрукам во Фриско и не могла не заглянуть к тебе. Как поживаешь, дружок?

Привстав на цыпочки, она поцеловала Сэнтина в губы.

— Давненько не виделись… — негромко выдохнула она.

Томные с поволокой темно-лиловые глаза незнакомки поблескивали в сумерках точно две звезды. Лицо ее поражало достоинством, безмятежным спокойствием и совершенной, почти божественной красотой, которой могла бы позавидовать рафаэлевская мадонна. Черные блестящие волосы были собраны на затылке в аккуратный узел, но эта простая прическа только подчеркивала классические черты ее лица и изящество шеи.

— Не так уж давно, Марина, — спокойно ответил Сэнтин с небрежной фамильярностью, возвращая поцелуй. — Последний раз мы виделись в Париже четыре месяца назад.

— Хорошо хоть это ты помнишь! — Женщина капризно надулась. — Ты обещал позвонить мне, когда вернешься в Штаты, и не позвонил.

— Я был уверен, что смерть от одиночества тебе не грозит, — с насмешкой протянул Сэнтин. — Насколько мне известно, в последнее время ты была очень занята. Если не ошибаюсь, ты подцепила какую-то теннисную звезду…

— Он настоящая душка, но он — не ты, — ответила женщина и тряхнула головой, отчего бриллиантовые сережки в ее ушах задорно запрыгали. — С тобой никто не может сравниться. Я бы уже давно приехала к тебе во Фриско, если бы мне не сообщили, что ты обратил свое внимание на Дайану Симмонс. Представь же себе мое удивление, когда на прошлой неделе я столкнулась с нею на танцевальном вечере в Лос-Анджелесе!

— А это тебя удивило? Или ты полагала, что мы с ней будем любить друг друга, пока смерть не разлучит нас? — насмешливо процитировал Сэнтин заключительную фразу церковной брачной клятвы. — Неужто я так низко пал в твоих глазах, что…

Он вдруг осекся, заметив Жанну, неловко переминавшуюся с ноги на ногу возле цветочной клумбы, на которой цвели поздние ирисы. Лицо Сэнтина отразило мгновенное облегчение, но он тут же нахмурился.

— Тебя не было несколько часов! — раздраженно бросил он, мигом позабыв о волоокой красавице, повисшей на его руке. — Где, черт возьми, тебя носило столько времени? Я уже хотел звонить охране! Неужели тебе не пришло в голову предупредить кого-нибудь, куда ты идешь?

Жанна поймала на себе ехидную улыбку брюнетки и почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.

— Я была на берегу, — коротко сказала она, исподлобья разглядывая Сэнтина. — Неужели я должна спрашивать позволения даже тогда, когда иду гулять?

Она сделала шаг вперед, с вызовом приподняв подбородок.

— А теперь, если мадам извинит, я пойду. Мне нужно переодеться к ужину.

Бросив на Сэнтина негодующий взгляд, Жанна вознамерилась прошмыгнуть в дом мимо стоящей на ступенях парочки, но Сэнтин поймал ее за руку.

— Минуточку, — сказал он вкрадчивым голосом. — Позволь мне сначала представить тебе нашу гостью.

И он обхватил Жанну за талию, словно боясь, что она ускользнет.

— Жанна, это графиня Марина д'Альяно, моя старинная знакомая.

Он повернулся к женщине и насмешливо улыбнулся.

— Я уверен, Дайана рассказала тебе о Жанне Кеннон, Марина.

— Разумеется, она упоминала о маленькой лесной нимфе, которую ты поселил у себя, — спокойно ответила Марина д'Альяно, окидывая покровительственным взглядом растрепанные волосы и затянутую в джинсы тонкую фигуру Жанны. — Я представляла вас совсем другой, мисс Кеннон.

Жанна с неудовольствием подумала, что по сравнению с другими женщинами Сэнтина она, безусловно, выглядит как жалкая козявочка рядом с махаоном. Неудивительно, что эта графиня не видит в ней никакой угрозы.

— Как поживаете, графиня д'Альяно? Рада с вами познакомиться, — сказала она через силу, резким движением высвобождаясь из рук Рафа. — А теперь я пойду — мне действительно нужно переодеться. Надеюсь увидеться с вами за ужином, Марина.

— Если Раф меня пригласит, — нараспев проговорила графиня и взмахнула своими длинными ресницами.

— Естественно, приглашу, — коротко сказал Сэнтин, провожая взглядом Жанну, которая уже поднялась по ступенькам и взялась за ручку двери. — Стокли приготовит тебе гостевую комнату, поскольку ты наверняка захочешь остаться на ночь.

Жанна со вздохом облегчения закрыла за собой дверь и, быстро пройдя через огромный вестибюль, стала подниматься по лестнице. Она-то считала, что хуже, чем сейчас, ей уже не будет, но она, похоже, ошиблась. Честное слово, она вполне могла обойтись без этой расфранченной шлюхи, которая теперь весь вечер будет виснуть на Рафе. Судя по тому, что Жанна видела и слышала, графиня когда-то была любовницей Сэнтина и теперь явилась в замок с намерением возобновить отношения. Черт, ну почему она не могла подождать еще хотя бы неделю? Жанна уже знала, что расставаться с Сэнтином ей будет тяжело, но появление в его владениях ее возможной преемницы могло сделать прощание еще больнее.

Сорок пять минут спустя Жанна уже стояла перед высоким, в рост человека зеркалом в красивой резной раме и рассматривала результаты своих трудов. Облегающее платье из светло-розового бархата, игравшего и переливавшегося точь-в-точь как редкая морская раковина, изысканно оттеняло ее темно-оливковую кожу и очень шло к ее густым темно-каштановым волосам, в которые словно были вплетены тончайшие золотые нити. Небольшие рукава «фонариками» и низкий полукруглый вырез платья оставляли открытыми округлые руки Жанны и подчеркнули соблазнительные выпуклости ее высокой груди, а высокая талия и прямые линии юбки придавали фигуре величавое и в то же время очень женственное достоинство.

Оставалось нанести последние штрихи.

Не раздумывая, Жанна мазнула губы перламутровой, в тон платью, помадой и нанесла на веки тонкий слой муаровых теней, подчеркивавших глубокий блеск ее глаз. Ей хотелось расплести косу и уложить волосы в какую-нибудь затейливую прическу, но потом Жанна вспомнила, что сказал Сэнтин по поводу ее распущенных волос. Нет, никакой прически она делать не станет. Пусть графиня завивает и укладывает свою вороную красу, как это принято в высшем обществе. Она же обойдется косой. Простота и естественность, каковые Жанна всегда полагала своими главными достоинствами, должны были помочь ей.

Она уже потянулась за бледно-розовой бархатной шалью, когда до нее дошел смысл того, что она делает и зачем ей эта «боевая раскраска». Открытие потрясло Жанну. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она инстинктивно старалась сделать все, чтобы завоевать внимание Сэнтина, словно одна из наложниц султана, стремящаяся затмить возможных соперниц. Как же низко она пала! Стоило одной из бывших любовниц Сэнтина появиться на горизонте, как она тут же позабыла о своем достоинстве и о независимости.

Но что, если Сэнтин действительно решит, что ему не нужна строптивая любовница? Что, если он захочет заменить ее графиней? До каких еще глубин она сможет дойти в своем падении, стремясь вернуть себе привязанность Сэнтина, которой она пользовалась столь непродолжительное время?

Жанна почувствовала, как внутри у нее все холодеет. До сегодняшнего дня она не понимала, как сильно Сэнтин успел повлиять на ее свободолюбивый характер, и это стало ясно ей только теперь. Еще один месяц, и она превратилась бы в такую же послушную марионетку в его руках, какой была Дайана Симмонс!

Ну уж дудки!

Жанна ринулась в ванную комнату, на ходу расплетая косу. Уже через пять минут она со свирепым ликованием упивалась эффектным зрелищем, которое представляли собой ее распущенные волосы, легким облаком окутавшие ее обнаженные плечи. Удовлетворенная своим видом, Жанна швырнула щетку для волос на туалетный столик и твердым шагом покинула спальню.

Когда некоторое время спустя она вошла в большую гостиную, здесь еще никого не было, кроме Пэта Доусона. Увидев ее, он быстро встал и поклонился ей с непринужденной галантностью, к которой Жанна уже успела привыкнуть.