Элизабет Хойт - Приручить чудовище

Алистэр откинулся на спинку стула, позволяя горничной поставить перед ним тарелку с супом.

— Ты все еще считаешь, что барсуки похожи на медведей? — Очки Софии опасно сверкнули.

— По сути, их когтистые лапы имеют поразительное сходство…

— Ха!

— И, — продолжил Алистэр невозмутимо, — когда прошлой осенью я вскрывал труп барсука, я обнаружил сходство в строении черепа и передних лап.

— Что такое труп? — спросил Джейми.

— Мертвое тело, — объяснил Алистэр.

Миссис Галифакс закашлялась, и он заботливо постучал ее по спине.

— Все в порядке, — прохрипела она. — Но может, мы переменим тему?

— Конечно, — сказал он любезно. — Хотите, обсудим норы барсуков?

— О Господи! — прошептала миссис Галифакс.

Он не обратил внимания на ее слова и обернулся к сестре:

— Знаешь, что я однажды нашел в норе барсука? — Что? — спросила София с интересом.

— Птичий клюв!

— Не может быть!

— Нет, правда. Маленький, может быть, синицы или ласточки, но определенно то была птица.

— Уверена, что это не синицы. Они редко спускаются на землю.

— О, но я считаю, птица была уже мертва, когда попала к барсуку.

— Вы обещали больше не говорить о мертвых телах, — встрепенулась миссис Галифакс.

Алистэр посмотрел на нее и едва не рассмеялся.

— Я обещал не говорить о трупах барсуков. А это птичьи останки.

Она нахмурилась:

— Вы очень плохо воспитаны.

— Да, пожалуй, — улыбнулся он. — Вы собираетесь исправить это упущение?

Уголком глаза он заметил, как Феба и София обмениваются выразительными взглядами, но проигнорировал их.

Миссис Галифакс вздернула подбородок:

— Я просто подумала, что вы могли бы быть более вежливы с женщиной, которая заботится о вас.

Его брови выгнулись. А взгляд переместился на дивный рот. Он сказал, понизив голос так, чтобы больше никто не услышал:

— Мне придется уделить больше внимания вашей заботе.

— Не поддразнивайте.

Ее тихие слова должны были заставить его чувствовать себя пристыженным, но вместо этого лишь усилили его интерес. «Осторожно, — шептал его внутренний голос, — не позволяй женщине соблазнять тебя мыслью, что ты можешь дать ей то, чего она хочет».

Мисс Манро пригубила свой чай и, пронзив Хелен колючим взглядом, спросила:

— Как давно вы стали экономкой брата? Хелен тоже сделала глоток и учтиво ответила:

— Несколько дней назад.

— А-а-а, — сказала мисс Манро, откинувшись на спинку кресла.

Хелен вернулась к своему чаю. Она была немного сбита с толку. Трудно сказать, означало ли это «А-а-а» подтверждение, недоверие или что-то совсем другое. После ужина они перешли в гостиную, уже чистую. Девушки проработали весь день и даже развели огонь в камине. Чучела на стенах по-прежнему смотрели на них своими тусклыми стеклянными глазами, но на перьях и шкурах не было и следа паутины. И это определенно было достижение.

Джейми и Абигайль задержались в гостиной только для того, чтобы пожелать всем спокойной ночи. Когда Хелен уложила их спать и вернулась, сэр Алистэр и мисс Макдоналд беседовали в дальнем углу, а мисс Манро поджидала ее у двери.

Хелен кашлянула, чтобы завести светскую беседу.

— Сэр Алистэр сказал, что вы довольно давно не виделись.

Мисс Манро посмотрела на нее поверх чашки:

— Он скрывается здесь от всех, словно прокаженный.

— Возможно, он чувствует себя неловко?

Она бросила взгляд в другой конец комнаты, где беседовали сэр Алистэр и мисс Макдрналд. Вместо чая он пил бренди. Он склонил голову, чтобы лучше слышать то, что говорила ему леди. Убранные назад волосы открывали шрамы, но придавали ему более светский вид. Изучая его профиль, Хелен поняла, что без шрамов он был довольно красив. Пользовался ли он женским вниманием до того, как был обезображен? Эта мысль расстроила ее, и она отвела взгляд — но только для того, чтобы обнаружить, что мисс Манро внимательно ее разглядывает.

— Это больше чем неловкость.

— Что вы имеете в виду? Абигайль закричала, когда увидела его в первый раз.

Мисс Манро коротко кивнула:

— Именно. Дети, которые с ним не знакомы, боятся его. Даже взрослые смотрят на него с подозрением.

— Он не любит причинять другим неудобства. Хелен увидела в глазах мисс Манро проблеск одобрения.

— Вы можете представить, — рассуждала та, — как тяжело иметь лицо, которое делает тебя центром внимания, куда бы ты ни пошел? Люди останавливаются, смотрят, пугаются. Он не может просто быть собой, не может скрыться в толпе. Где бы он ни оказался, он внушает страх или жалость. У него нет ни минуты передышки.

— Это, должно быть, ужасно. — Хелен закусила губу, преисполняясь сочувствия. — Особенно для него. Он такой грубоватый снаружи, но внутри, думаю, более чувствителен, чем хочет показать.

— Теперь вы начинаете понимать. — Мисс Манро откинулась на спинку кресла и задумчиво посмотрела на брата. — Когда он только вернулся из колоний, было лучше. Его шрамы были еще свежи и потрясали больше, но он еще не понимал того, что сейчас. Прошел год или два, прежде чем он осознал, что так будет всегда. Он больше не был обычным, незаметным человеком. Он стал развлечением.

Глухой звук протеста вырвался у Хелен на эти грубые слова.

Мисс Манро быстро взглянула на нее: — Это правда. С его стороны было бы глупо не замечать этого, считать, что шрамов нет или что он обычный человек. Он то, что он есть. — Она подалась вперед так напряженно, что Хелен захотелось отпрянуть. — И я люблю его за это еще больше. Вы меня слышите? Он был хорошим человеком, когда уезжал в колонии, но вернулся человеком необычайным. Многие думают, что храбрость — это простое проявление доблести на поле битвы, не предусмотрительность, не изучение последствий. Что это действие, длящееся секунды или минуты. Однако то, что приходится делать моему брату, — это жить со своей ношей годами. Он знает, что так будет до конца жизни. Он сражается с этим. — Она твердо смотрела на Хелен. — Вот это, с моей точки зрения, и есть настоящая храбрость.

Хелен смотрела на свой чай, ее рука дрожала. Тогда, на кухне, она не понимала полностью его душевной травмы. Говоря по правде, она посчитала проявлением трусости то, что он прячется в своем заброшенном замке. Но сейчас… Жить вдали от людей годами и принимать это проклятие — а такой умный человек, как сэр Алистэр, должен воспринимать это именно так, — да, это требовало немалых усилий. Настоящей храбрости. Она никогда не думала о том, что сэр Алистэр переживает, что ему предстоит переживать всю оставшуюся жизнь.

Она подняла взгляд. Он все еще беседовал с мисс Макдоналд, она снова видела лишь его профиль. С этой стороны его шрамы не были видны. Его нос был прямым, подбородок — твердым и решительным. Его скулы были высокими, щеки — впалыми. Он выглядел привлекательным, симпатичным мужчиной. Возможно, в этом было виновато вечернее освещение. Он, должно быть, почувствовал ее взгляд и обернулся. Теперь были видны все его шрамы, выпуклые, багровые, уродливые. Только самый ужасный из шрамов — пустую глазницу — прикрывала повязка.

Хелен смотрела на его лицо, одновременно привлекательное и обезображенное, и ей было грустно. То, что она видела, должно было оттолкнуть от него ее, но вместо этого она чувствовала притяжение — столь сильное, что ей хотелось встать и подойти к нему.

Он медленно приподнял бокал с бренди и осушил его, не сводя глаз с Хелен.

Только после этого она смогла оторваться от него, смогла снова дышать. Что-то случилось в эти несколько секунд. Она словно увидела его душу.

И возможно, он увидел ее.

На следующее утро Алистэр по давней привычке проснулся до рассвета. Он зажег свечи, развел огонь в очаге, умылся холодной водой из кувшина и спешно оделся. Но когда он вышел в коридор, то в нерешительности остановился. Пока была жива Леди Грей, они вместе выходили на утреннюю прогулку, но она умерла, а новый, все еще безымянный щенок был слишком мал для этого.

Чувствуя разом и досаду, и печаль, он прошелся до окна в конце коридора. Миссис Галифакс здесь точно отметилась. Окно с внутренней стороны было подозрительно чистым, хотя снаружи его по-прежнему наполовину скрывал плющ. Слабый розовый свет уже окрасил холмы. Это обещало солнечный день. Идеальный для прогулки, подумал он тоскливо. Или для…

Мимолетная идея оформилась, и он пошел к лестнице. Этажом ниже под дверью его сестры и мисс Макдоналд света не было. О, прошли годы и годы с тех пор, когда он будил Софию. Алистэр заколотил в дверь.

— Кто там? — крикнула сестра изнутри. Как и он, она просыпалась сразу.

— Время вставать, соня, — позвал он.

— Алистэр? Ты что, последний ум потерял? София прошла к двери и рывком открыла ее. Алистэр усмехнулся в ответ на сварливость сестры:

— Лето, день солнечный, рыба клюет.

Глаза Софии расширились, потом понимающе сузились.

— Дай мне полчаса.

— Двадцать минут, — бросил он через плечо и пошел к комнате миссис Галифакс.

— Хорошо! — крикнула София.

Алистэр громко постучал в дверь комнаты миссис Галифакс. Внутри послышался приглушенный стон и глухой звук падения. Потом все снова стихло. Алистэр постучал еще раз.