– Мама, почему она слушает всякую ерунду?..

– Ну, где вы там! – сердито закричала сверху бабушка. – Куда вы там попрятались, мне перед гостьей неудобно!


Был первый день лета. Но уже давно стояла жаркая погода и летал тополиный пух. В этом году он появился необычайно рано, заставив всех чихать и то и дело почесывать нос, который раздражали невесомые назойливые пушинки.

Но Оле казалось, что первый день лета какой-то особенный, не такой, как все прочие. Воздух, что ли, дышал свободой и обещал необыкновенные летние приключения?..

Она вышла из дома очень рано и села на лавочку во дворе. Звонить Мусе она не решилась – у них дома, наверное, все еще спали. В субботнее утро все долго спят. Но сидеть дома в четырех стенах она не могла, ее так и тянуло подышать воздухом свободы, полюбоваться розовым рассветом, который раскрасил половину неба не хуже модного дизайнера.

– Ты куда? – сонным голосом спросила мама, когда Оля, быстро одевшись, кралась к двери.

– Мамочка, я только во двор, мне почему-то не спится, когда каникулы.

– Оля, только не вздумай опять пропасть на целый день! – строго произнесла мама и опять уткнулась в подушку.

На улице никого не было, только где-то недалеко шуршала метла, и этот звук почему-то успокаивал. «Ах, если б Муська тоже догадалась выйти! – мечтательно потянулась Оля. – Я бы ей рассказала про Никиту, про то, как мы с ним простились. Она же обожает всякие мелодрамы! Пожалуй, моя история ничем не хуже романов ее любимой Полины Истоковой».

В это время из арки вынырнул Витя на велосипеде. Лицо у него было мечтательное и немного отстраненное, как у человека, который полностью уверен, что никто за ним не наблюдает. Оля даже подумала, что с таким лицом, наверное, сочиняют стихи.

Увидев Олю, Виктор чуть не свалился с велосипеда.

– Эй! – махнула она рукой, засмеявшись. – Иди сюда, поболтаем.

Он послушно спрыгнул с велосипеда и подбежал к Оле, продолжая глядеть на нее, как на привидение.

– Привет! – сказал он с восторгом, неудержимо краснея. – А я думал, что только я могу встать в такую рань. Совсем не ожидал тебя увидеть!

– Не могу спать, когда каникулы, – пожаловалась ему, как и маме, Оля. – Даже чудно как-то. Бывало, когда будильник звенит в половине восьмого, я глаза не могу открыть, все лежу и мечтаю – еще минуточку, еще бы одну минуточку подремать, потом встаю с таким трудом, как будто мне на казнь идти. А сейчас проснулась, едва только солнце встало!

– Да, такова жизнь! – засмеялся Витя, садясь с ней рядом на лавочку. – Абсолютное несовпадение желаний и возможностей. А Муся твоя где?

– О!.. Я и не надеюсь увидеть ее раньше полудня!

Они с Витей засмеялись одновременно. «Странно, – подумала Оля, глядя на своего соседа. – Я ведь его тысячу лет знаю, но такое впечатление, будто в первый раз его увидела. Повзрослел он, что ли?..»

– А где твои прически? – спросил он.

– Да ну их, волосы жалко, – пренебрежительно качнула она головой. – И вообще, рано мне еще прически делать! Вот будет мне лет шестнадцать, как Эльке… Я к тебе завтра зайду, – добавила она решительно. – Именно к тебе, а не к тете Зине. Мне с тобой посоветоваться надо.

– О чем? – зачарованно спросил Витя.

– Мама обещала мне компьютер купить – вчера на семейном совете решили, когда были у бабушки в гостях. Небольшая консультация – где, что, почем. Ты ведь не против?

– Что ты! – с энтузиазмом воскликнул Виктор. – Да мы с тобой…

– И будем письма друг другу по электронной почте посылать! – перебила его Оля, мечтательно зажмурившись. – Хотя это глупо – посылать друг другу письма, когда живем на одной лестничной площадке.

– Вовсе не глупо, – возразил ей Витя. – Я вот что думаю. Иногда в письме можно больше сказать, чем когда глядишь в глаза друг другу. Вообще, письменная речь очень отличается от устной. Человек выражает свои мысли иначе, глубже, что ли.

– Забавно, – усмехнулась Оля. – Я подозреваю, что ты от меня что-то скрываешь. То, что ты не готов произнести, глядя мне прямо в глаза.

Витя вдруг вспыхнул и отвернулся. «По-моему, я опять выказываю чудеса бестактности и неделикатности. Ну мало ли что там у человека на уме, а я заставляю его наизнанку выворачиваться».

– Нет, это я так просто, – спохватилась она. – Если не хочешь, ничего не говори.

– Я все равно скажу, – пробормотал он, преодолевая нерешительность. – Какой смысл дожидаться того дня, когда мы начнем посылать друг другу письма. Ты, Оль, ты мне очень…

– Я знаю, – быстро сказала она, зажав его губы ладонью. – Пожалуйста, не надо.

Почему-то ей было больно смотреть, как он мучается. «И чего я к человеку пристала! – опять укорила она себя. – И так было ясно, что он ко мне неравнодушен! А я такая бессердечная, только о Никите думала!»

Странно, но о Никите она вспомнила сейчас без всякого сожаления, словно о таком периоде в ее жизни, который был и прошел, закончился навсегда. «Эпоха принцессы Феоны», – мысленно охарактеризовала она этот период своей жизни.

– Ты мне тоже нравишься, – сказала вдруг она.

– Правда? – переспросил он, широко открыв глаза. – Но я думал…

– Я тоже думала. Все прошло, потому что было ненастоящим. Я вот сейчас увидела тебя, когда ты выехал из арки на велосипеде, и так обрадовалась. Я еще никогда и никому так не радовалась.

Витя накрыл ее руку ладонью, и они долго сидели так, молча. «Можно обойтись и без писем, – мелькнула у Оли мысль. – Можно вообще ничего не говорить, вот так просто сидеть, держась за руки».

Внезапно дверь соседнего подъезда хлопнула, и на улицу выбежала Эльвира. Оля быстро отодвинулась – ей было неловко, что кто-то мог увидеть, как Витя держит ее за руку. Правда, в последний момент ей показалось, что тот хочет удержать ее, сжав ладонь, – и этот его порыв ужасно смутил и обрадовал ее. «Значит, все по-настоящему! – с раскаянием подумала она. – Господи, как же я раньше не замечала такого хорошего человека!»

– Вот еще одна ранняя пташка! – засмеялась она, глядя на Эльвиру, которая направлялась в их сторону. – Привет! Тебе тоже не спится?..

– Что? А, привет! – Эльвира была явно взволнована, она оглядывалась по сторонам. – А где этот?

– Кто? – удивился Витя. – Вокруг ни души.

– Но я же слышу, – нервно произнесла Эля.

– Стас? Ты ищешь Стаса? – с любопытством спросила Оля.

– Не говори мне о нем! – воскликнула Эльвира. – Я больше не хочу знать этого гадкого, трусливого человека, который в минуту опасности… Ох, даже вспоминать не хочу!

– Кого же ты ищешь?

– Фещенко! – выпалила Эльвира. – Вот, послушайте!

Витя и Оля никаких особенных звуков не услышали.

– Да вот же, кто-то метлой шаркает! Это он, это Борька!

Оля вспомнила тот знаменательный вечер, когда они на стадионе расправились с Толяном. После тех событий она изменила свое отношение к Боре Фещенко, и ей было жаль, что ее старшая подруга так сердита на него.

– Зачем он тебе? – вздохнула Оля.

– Хочу ему сказать, что… Чтобы он не звонил мне и не ходил по пятам, словно привязанный! Я с преступными элементами не общаюсь. Ты представляешь, Оля, он позвонил мне вчера вечером и пожелал спокойной ночи – я как раз в своей комнате свет выключила. Подглядывал он, что ли! – добавила она с досадой.

– Ну и что?

– Как что! Да я всю ночь спать не могла, ворочалась с боку на бок, во мне все кипело от возмущения! Еле дождалась утра, чтобы высказать ему…

Витя закашлялся, маскируя свой смех. В самом деле, глядеть на Элю без улыбки было нельзя – она так смешно сердилась, и Оля даже подумала, что Эля злится сама на себя. Наверное, не так уж плохо, когда звонят вечером и желают спокойной ночи!

– Ах, вот и он, – сказала Эльвира, увидев Бориса. Фещенко шел к ним неторопливой походкой, и вид у него был чрезвычайно серьезный.

– Здрасте всем, – буркнул он и остановил свой взгляд на Эле. – Я вот что… Вы в курсе?

Эля хотела наброситься на него с обличительной речью, но вместо этого спросила с любопытством:

– А что случилось?

– Да, в курсе чего мы должны быть? – заинтересовалась и Оля. Витя переводил свой взгляд с одного на другого и ничего не понимал.

– Толяна взяли. И Лёнчика тоже, – сообщил Борька.

– Я в курсе, что Толяна взяли! – радостно сообщила Оля и обернулась к Виктору. – Это преступники, которые давно должны были сидеть в тюрьме. Очень хорошо, что их взяли.

– Лёнчик – это третий ваш товарищ? – нахмурившись, спросила Эля. – Впрочем, уголовные подробности меня не интересуют. Оля, а откуда ты про них знаешь?

– Случайно! Насчет Лёнчика я не в курсе, а вот Толян живет в том районе, в котором… – Она внезапно смутилась и замолчала – ей не хотелось говорить при Викторе о Никите. – Ну, ты же помнишь, где мы его видели?

Эльвира покосилась на Виктора и спросила Бориса с ледяной суровостью:

– Борис, а почему ты решил рассказать нам это? Я же тебе говорю, что нас совершенно не интересует, как ты проводишь свой досуг и кто твои друзья.

– Они не мои друзья! – рассердился Борис. – А рассказываю я это потому… потому что я хочу, чтобы ты… и чтобы вообще все…

Виктор, который внимательно слушал сбивчивую речь Бори Фещенко, подумал и заявил вдруг:

– Товарищи, почему бы нам не выслушать эту историю с самого начала? Мне кажется, что у многоуважаемого Бориса есть причина, по которой он так настоятельно требует нашего внимания. Предлагаю себя на роль третейского судьи. Итак, Боря, начинай, – и он сложил руки на груди, словно приготовившись к долгому слушанию.

Борька покосился на него подозрительно и пробурчал недовольно:

– Судей мне не надо, я ж говорю – невиноватый я, а вот выслушать – это правильно, я бы очень хотел, чтобы вы меня выслушали.