Злость его не исчезла, только вожделение приглушило ее, и оно усилилось, когда Таня приняла его настолько, что он даже не заметил некоторой трудности, когда овладел наконец ею. Понять, что он взял девственницу, он не мог, одурманенный любовной прелюдией и полностью отдавшийся восхитительному чувству обладания ею. Он делал все умело и сладострастно, без лишней спешки. От охватившего его наслаждения Штефан даже протрезвел окончательно и с восторгом наблюдал за Таней, которая стонала и металась в его объятиях. Наконец она принадлежит ему, а как это произошло, он уже и не помнит.

Вид наслаждающейся любовью женщины потряс его воображение. Штефан никогда раньше не обращал на это внимания, но сейчас он даже приподнялся на локте, чтобы лицезреть вздрагивающее тело… Его охватил восторг, ранее им не испытанный, хотелось доставить ей еще большее удовольствие. Он снова сжал ее в своих объятиях. Таня обхватила руками его шею, он слышал ее дыхание… Застыл на миг, чтобы с новыми силами любить ее, и тут почувствовал, удивляясь и восхищаясь, ее пульсирующую и трепетную плоть. Это было для него сильным, дурманящим ощущением, Штефан даже чуть не закричал от наслаждения… Не в силах сдерживаться, он через несколько мгновений был на пике блаженства вместе с любимой.

Таня, улыбаясь, обнимала обессиленного Штефана. Хорошо ли ему было? Если он испытал с ней хоть половину того, что она, то он должен теперь целовать землю, по которой она ходит. Что до нее самой, то такого счастья она в своей жизни еще не знала. Как же это восхитительно! Она готова всем сказать теперь: «Испытайте это! Это непередаваемо!» Как странно вспоминать о своих страхах.

Штефан! Его голова покоится на ее плече, на ее шее чувствуется его дыхание, его сердце словно бьется в ее груди. Таня перебирала пальцами его волосы, другая рука покоилась на его спине. Никогда еще она не ощущала, что он так близок ей. Она с ним одно целое, так не хочется, чтобы он двигался, отстранялся, ей даже страшно потерять ощущение его тела на своем. Блаженное состояние, которое не должно исчезнуть за один миг.

Но Штефан вдруг очнулся, мускулы напряглись.

— Я причинил тебе боль? — спросил он. Эта физическая боль была такой незначительной, что она даже не думала о ней.

— Нет, а почему ты всегда об этом спрашиваешь после того, как успокаиваешься?

— Таня, я не умею успокаиваться. Я причинил тебе боль?

— Ну разве что совсем немного, но это только на мгновение.

Чувство вины охватило Штефана. На мгновение? Боже мой, неужели он ударил ее или сжал сильно. Так сильно, что могут быть и синяки. Он приподнялся и посмотрел на нее — ничего нет. Но надо проверить на теле, а потом они могут еще проявиться назавтра. Алисия всегда жаловалась на следы его железных объятий, но сам он их не видел. Неужели подобное случилось с Таней?

Штефан отодвинулся, и Таня разочарованно застонала. Он встал и привел одежду в порядок — застегнулся и накинул рубашку. Потом направился к двери. «Как, и это все?» — поразилась Таня. Он ничего не скажет по поводу ее девственности? Он же сам считал ее продажной девкой, а теперь удостоверился в обратном. Василий предупреждал, что Штефан рассердится, узнав о ее непорочности, но этого не произошло. У него какое-то странное настроение, как будто его мучит сознание собственной вины в том, что он лишил ее девственности. Удивительно, почему его это волнует? Это случилось бы в первую брачную ночь, совсем уже скоро.

— Со мной все в порядке, Штефан, — сказала она, выделяя каждое слово, — даже более того, прекрасно. Тебе пора понять, что я не нежный цветок, до которого тебе боязно дотронуться.

Он обернулся к ней, стоя уже в дверях. В глазах появилось непонятное выражение.

— Ну, может, ты привыкла заниматься любовью по-разному, но это не извиняет… Этого больше никогда не случится, принцесса. Даю честное слово короля.

Таню от этих слов как громом поразило. Она уставилась на закрывшуюся за ним дверь. Неужели он сдержит свое обещание никогда не дотрагиваться до нее? Не заниматься с ней любовью? А еще что он сказал? Господи, да он все еще считает ее шлюхой! Его охватила такая ярость, что он даже не заметил, что овладел девственницей!

Таня чуть было истерически не рассмеялась. Поразительно! Ее единственное доказательство непорочности исчезло. Штефан к этому причастен, но даже и не догадывается! Какую же злую шутку сыграла с ней судьба! Она мечтала о том, чтобы он пожелал ее как возлюбленную, а выходит, что все ограничится, по его словам, «одной ночью»! И вот эта ночь прошла.

Глава 41

— Как ты думаешь, на что это похоже?

— На пятно крови.

— Не это! — воскликнула Таня, слегка покраснев. — Вот эта дырка в простыне?

Андор подошел поближе к кровати, чтобы как следует рассмотреть; Таня нетерпеливо ждала. Конечно, может, и не следовало вытаскивать Андора из постели второй раз за эту ночь, но нельзя же оставлять без внимания доказательство того, что ее действительно хотели убить. Если бы Андор и Штефан поверили ей сразу, никого звать бы не пришлось. Таня случайно заметила эту дырку, и то только потому, что она находилась прямо рядом с большим и очень заметным пятном крови на простыне. Горестные мысли о Штефане сразу улетучились из ее головы, и Таня отправилась за Андором — кто-то же должен поверить в покушение на нее. Кто-то, но только не Штефан. Его убеждать бесполезно.

Конечно, о нем она подумала в первую очередь, но тут же с досадой отмела эту мысль. Он увидит прежде всего пятно, а предъявлять ему это она не собирается. Если он в своем бешеном приступе даже не почувствовал, что лишил ее невинности и к тому же не понял, что она сама желает этого, то пусть идет ко всем чертям! Провалиться ей на месте, если она хоть слово ему скажет или покажет простыню.

Таня не слыхала, чтобы Алисия вернулась в свою комнату, хотя внимательно прислушивалась. Штефан отправился прямо в объятия к любовнице, проводит остаток ночи с ней и, может быть, даже предается любовным утехам. Если уж совсем обезуметь и войти к нему сейчас, то что она увидит? К черту Штефана!

Таня увидала, как Андор тщательно исследует дырку, вернее прорезь в простыне. Оказалось, что матрас тоже проколот.

— Это след от удара ножом, ваше высочество, — подтвердил он ее догадку.

— Совершенно верно.

— Я приведу Штефана.

— Не стоит. Он скажет, что это дело моих рук. Но я хочу, чтобы хоть кто-нибудь поверил мне: на меня действительно напали ночью, и необходимо принять меры. Мне ничего не приснилось, Андор. Я еще не спала, услышала странный звук, потянулась за своим ножом, но не успела ничего предпринять. Меня придавили подушкой, чтобы я задохнулась под ней. Но мне все-таки удалось ударить по руке нападавшего своим ножом…

— Так, и от этого кровь на простыне?

— Нет. Слушай дальше. После этого убийца уже не давил на подушку, мне удалось скатиться с постели на пол. Было темно, и он, наверное, не заметил, что меня уже нет на кровати. Похоже, он хотел зарезать меня ножом — видишь, какая глубокая дыра? И если бы я не закричала во весь голос, то он бы прикончил меня.

— А вы ранены?

Таня поняла, что Андора беспокоит пятно.

— Нет, не ранена.

— Тогда чья это кровь?

— Моя.

Она не стала вдаваться в подробности: пусть решит, что это чисто женская причина, и отстанет с расспросами. Но Андор не унимался.

— Я что-то не понимаю, — начал было он и вдруг залился краской и осекся, хотя Таня надеялась, что он выскажет свою догадку вслух. — Штефан же вернулся сюда после того, как мы обыскали дом. Я понял так, что он был с вами все это время…

К чему теперь было все отрицать?

— Да, — только и сказала она, опустив глаза.

— Он очень рассердился на то, что вы оказались девственницей?

Сколько можно приставать к ней с этими подробностями! Так пусть теперь знает!

— Он ничего не заметил в припадке своего мерзкого гнева.

Андор покраснел еще больше, но не от смущения — от стыда за друга.

— Я приведу его сейчас же, он должен удостовериться…

— Черт возьми, Андор! — вскипела Таня. — Не хочу больше видеть его перекошенное от злобы лицо! Меня не интересует, что он думает обо мне. И забудь ты об этом пятне, понял? Лучше скажи, ты веришь в то, что меня пытались убить?

— Да, верю.

Таня вздохнула с облегчением.

— Тогда ответь мне: у меня есть враги, о которых я до сих пор не знаю?

— Нет, все ваши враги мертвы.

— Кто может желать моей смерти? Кто хочет помешать Штефану жениться на мне?

— Над этим стоит подумать, но очень немногие знают или помнят о вашей помолвке, и почти никто не знает о том, что вы живы. Для всех вы просто исчезли двадцать лет назад, и большинство людей считают, что вас нет в живых.

— Очень приятное известие! — не удержалась Таня.

Андор улыбнулся.

— Нас такой слух очень устраивал, иначе Габорам не было бы покоя и они бы искали вас. Никто не знает, что вы приехали; Шандор не объявит об этом, пока сам не увидит вас.

— Понятно. Толком мы ничего не знаем, и определить это довольно трудно. Тогда скажи мне вот что: почему этот человек хотел придушить меня подушкой? Это же так хлопотно, насколько я понимаю. Тем более что у него с собой был нож, он мог сразу заколоть меня, и дело с концом.

— Может, он не хотел, чтобы догадались об убийстве.

— Как это?

— Ему выгоднее было сделать так, чтобы вы словно умерли во сне.

— Да я совершенно здорова!

— Откуда мне знать точно намерения преступника? Но, похоже, ему вряд ли хотелось, чтобы его сразу кинулись искать.

— Вот негодяй!

— Но главное для него было убить вас, иначе он не стал бы пускать в ход нож после того, как сорвалась его первая попытка.

— Какое счастье, что я смогла закричать!

— Да, вам повезло, — согласился Андор, — но необходимо рее рассказать Штефану.

— Только про нападение, — напомнила Таня. — Постарайся сам убедить его, я не собираюсь. — Тут она вдруг густо покраснела и угрожающим тоном продолжила: