Джоанна Линдсей - Принцесса

Штефан так резко выпрямился, что ему стало не по себе. Он со стоном повалился на кровать, голова просто разламывалась от боли. В руках у него остался чертов ботинок, о котором он и думать не хотел до тех пор, пока ему не вздумалось прижать ладони к вискам. Он и прижал… Но тут у него из рук куда-то исчез башмак.

— О Боже мой, что же это такое? — раздался голос Тани. — Не надо делать резких движений, Штефан.

Он бы расхохотался, если бы не, болела голова. Только сейчас он догадался, что же происходит — эта чертовка все-таки нянчится с ним! Ей следовало прогнать, выкинуть его с кровати, на которую он улегся нарочно. Так нет, она терпит его выходки, поддакивает и даже ухаживает за ним. Конечно, кое-кто, может, так и обходится с пьяным мужчиной, но только ждать этого от Тани не приходится. С чего это ей вдруг соглашаться с ним по всякому поводу! Ни слова поперек. Да она просто боится разозлить его! А все потому, что ей хорошо известны все последствия этого.

Интересно, надолго хватит у него терпения и насколько ему позволены всякие вольности? Но Штефан действительно был слишком пьян и обессилен, чтобы проверить. Однако заснуть ему пока не удавалось.

На чем это он так удобно устроился? Его голова лежит на ее коленях. Отлично. Он открыл глаза и увидел, что Таня смотрит на него. Тут она вся напряглась, давая понять, что не желает служить ему подушкой. Штефан не двинулся с места. Тогда она сказала:

— Пока ты еще не заснул, Штефан, устройся как-нибудь поудобнее. А то у тебя ноги свешиваются. Я могу одну ночь поспать и на полу.

— Очень мило с твоей стороны проявить такую заботу о моих ногах, но я лично не нахожу никакого неудобства в таком положении. Других причин, мешающих нам поспать сегодня в одной постели, я не вижу.

— Я могу назвать несколько…

— Не надо.

— Я только…

— Молчи и не сопротивляйся, Таня. У меня только что перестала болеть голова, а от твоих движений будет только хуже.

Она помолчала и, наверное, раздумывала, что бы ей теперь такое сказать.

— А ты не думаешь, что тебе будет удобнее лечь как следует на кровати, на подушку головой?

Если она рассчитывает освободить свои драгоценные колени, то глубоко заблуждается!

— Спасибо за предложение. В следующий раз. Штефан повернулся на бок, согнув ноги в коленях, и обхватил рукой нижнюю часть ее тела, как подушку. Его голова, в которой все шло кругом, осталась на избранном им месте. Боль вовсе не прошла, но он готов был страдать хоть всю ночь.

— Штефан!

— Тише, — пробормотал он, — не спорь, ты была такой покорной, что это подействовало на меня, как снотворное. Я уже засыпаю.

Он услышал ее тяжелый вздох. Вот она легла на свою подушку. Было бы весьма справедливо, чтобы теперь она помучилась ночь без сна. Правда, лучше всего было бы… Но он уже спал.

Под утро Таня сквозь сон почувствовала на губах нежный и трепетный поцелуй. Кто целовал ее, не вызывало сомнений, но ее интересовало, проснулся ли Штефан до конца и понимает ли, что делает, или он просто во сне потянулся к теплому женскому телу, распростертому рядом с ним? А если он целует ее неосознанно, то надо ли останавливать его?

Конечно, это важно, но не сейчас, когда ей так приятно проснуться в его объятиях, и особенно приятно целоваться с ним. Тане так хорошо, что хочется продлить это блаженное состояние. Не выдержав, она еще полусонная отвечает на его поцелуи. Позволяет ему проникнуть языком в полуоткрытый рот… Так она еще не целовалась… Ее сонная нега моментально прошла, и Таня ощутила уже знакомое ей горячее, обжигающее наслаждение.

Как быстро забыла она о том, что хотела быть с ним осторожнее, а Штефан, не встречая сопротивления, становился все более требовательным. Таня сдерживалась из последних сил. Обоих охватило непреодолимое желание, нарастающее с каждой секундой. Два трепетных тела льнут друг к другу. Бешено, но пока не в такт, бьются два сердца, дыхание одного становится стоном другого.

Таня обвила его шею руками, поражаясь тому, как горяча кожа, как напряжены мышцы. Новизна ощущений вызвала в ней новый прилив желания, ей хотелось чувствовать его всем телом, обнаженным телом. Но на ней это тесное платье… Да и Штефан полностью одет. Ее ноги прикрыты одеялом, и она легонько отбрасывает его в сторону, чтобы быть хоть чуточку ближе к Штефану.

Штефан оторвался от губ Тани, посмотрел на нее секунду и одним рывком опустил край платья, оголив ее плечи; горячие поцелуи обожгли шею… Он расстегнул все застежки и потянул лиф платья вниз, освобождая полные, налитые груди. Несколько мгновений он любовался ими. Таня, замерев, ждала, что будет… Он взглянул на нее, чтобы удостовериться в ее желании, и провел ладонью по нежной коже, потом коснулся пальцами соска… Волна блаженного восторга охватила Таню от этих прикосновений. Штефан не сводил при этом с нее глаз, упиваясь тем наслаждением, которое доставляют ей его ласки.

Он все ниже наклонялся над ней, Таня ожидала поцелуя в губы, но этого не произошло. С изумлением она видела, как он приблизился ртом к груди и стал осторожно целовать то один сосок, то другой, словно выбирая — какой лучше и приятнее. Она закрыла глаза от сладострастной истомы. Теперь она ничего не ощущала, кроме этих поцелуев, которые становились все более страстными и жадными. Таня застонала и выгнула спину от наслаждения. Она нащупала руками голову Штефана, при этом пальцы ее запутались в его волосах, и она прижала его к себе еще крепче. Тело ее словно огнем горело, особенно внизу живота, там, куда она когда-то поклялась никого не пускать. Теперь она молила мысленно, чтобы это скорее произошло. Она вспомнила, как Штефан ласкал ее там в ту ночь на реке… Это воспоминание распалило еще больше, бедра затрепетали. Он все понял, юбка ее была скомкана в мгновение ока… И вот его рука медленно скользит по обнаженному бедру вверх… Наконец его ласка уймет эту сладостную муку…

Никаких сомнений в том, что он желает именно ее, никаких сомнений в том, что она готова принадлежать ему. Таня позволяет Штефану делать с ней все, что он хочет, она чувствует и ощущает все его прикосновения и поцелуи, желает большего, хотя и не понимает: неужели может быть еще более сильное наслаждение! Наверное, может, раз он уверенно ведет ее к этому. Почему он медлит, не снимет с нее это проклятое платье и не разденется сам? Она так жаждет ощутить на себе его сильное, мускулистое тело… Ничто теперь не сдерживает ее, она даст ему любить себя сколько он пожелает… Она просто умирает от желания…

Неожиданно громкий и настойчивый стук в дверь заставил ее застонать от отчаяния. Штефан приподнялся на локте, повернулся к двери.

— Я убью их! — прорычал он.

Стук повторился, и из-за двери раздался голос:

— Штефан! Если ты не ответишь, я подумаю, что она тебя убила! Тогда я сломаю эту чертову дверь!

В каюте почти темно, только едва светящийся ночник. Таня посмотрела в ту сторону и увидела только полоску света под дверью и сбоку, там, где замок. И еще она увидела, что дверь незаперта, Штефан вчера только притворил ее за собой.

Он тоже это понял в тот же момент, поднялся и застонал, схватившись за голову, — приступ похмельной мигрени. Штефан все же доплелся до двери, приоткрыл ее, чтобы его увидели с той стороны, и снова закрыл. Причем не хлопнул, видимо, из-за головной боли.

Таня села на постели и медленно натянула на себя лиф платья, едва справляясь с пышными рукавами. Она не знала, чего теперь ожидать. Но через минуту снова постучали и сообщили, что, оказывается, пароход причалил в порт назначения уже час назад. Штефан сначала задул горевший ночник, потом зажег лампу на столе. Тане меньше всего этого хотелось, лучше бы он вернулся к ней на кровать, но она понимала, что это уже невозможно. Там, за дверью каюты, их ждут.

Таня оказалась права: не надо было зажигать свет. Потому что теперь она увидела, с каким выражением Лица Штефан стоит перед кроватью. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы все ее сомнения вернулись к ней. Это не лицо человека — непроницаемая маска.

Понял ли он, что происходило, или он и правда, не совсем проснувшись, просто поддался сонной неге? Может, он смотрит на нее и думает о том же, задавая себе те же вопросы? А если вспомнить вчерашние неприятности и его невероятное предложение переспать с ним, чтобы унять плотское желание… О нет! Получается, что этим утром она приняла его предложение? Почему же он ничего не говорит? Просто стоит и глазеет на нее, и непонятно, какие мысли роятся в его голове. Гадкие мысли, это видно по взгляду, который вдруг стал неприятно колючим. Что ему взбрело в голову на этот раз?

Таня была готова к худшему, но не к вопросу, который неожиданно прозвучал:

— Тебе действительно все равно, с кем спать, Таня?

Она бы ударила его, подойди он поближе. Но вместо этого просто повернулась к нему спиной и бросила через плечо:

— Думаю, что нет, потому… — но не смогла договорить: в горле стоял ком.

Ее волнение было таким неожиданным для Штефана, что он тут же добавил:

— Прости.., случайно выскочило. Но я знаю, — ты ненавидишь меня, что же я мог еще подумать?

И правда, что же еще? Но можно было сказать что-нибудь другое. Кажется, чем более близкими становились их отношения, — тем обиднее было слышать его слова. Тане следовало ожидать чего-нибудь, подобного. Но она не ждала.

Да и что она может ему ответить? Что она так злилась на него из-за того, что он отнял у нее таверну, и хотела застрелить его? Да, она так и пообещала. Гнев ее потом сменился растерянностью перед неведомым будущим. Он не знает, каково ей было. А вот вчера она опять рассердилась и даже хотела навредить ему, а кончилось это дракой в казино. Если все это собрать вместе, выходит, она ненавидит его. Только это совсем не так. Таня должна бы испытывать именно это чувство, но ничего у нее не выходит. И никому этого не понять.