Поцелуи Штефана становились все жарче и требовательнее. Таня уже не старалась так отчаянно бороться, в ней вдруг проснулись неведомые ранее чувства. Все ее тело трепетало, где-то глубоко внутри зарождалась волна ответного желания, что было для нее необычным, новым и неожиданно сладостно-приятным. И в то же время во всем, что происходило с ней, было что-то пугающее. Она явно не хотела терять самообладание и пыталась хотя бы мысленно сопротивляться.

Но поцелуи Тане нравились, очень нравились… Штефан так искусно проделывал это, что у нее дух захватывало. Ей стоило огромных усилий удержать себя от того, чтобы не обвить его шею руками и самой не целовать его в горячие губы… Меньше всего он ждет от нее этого. Он сердится и хочет освободиться от напряжения, проявляя насилие по отношению к ней. Дай Бог, чтобы все ограничилось поцелуями, как в прошлый раз.

Но эта спасительная мысль тут же улетучилась из ее головы: Штефан слегка приподнялся, и его рука прикоснулась к ее груди. Осторожная, почти нежная ласка, прикосновение грубоватых пальцев к нежной коже сосков привели Таню в состояние, близкое к обмороку. Она не ожидала, что это может быть так приятно, так волнующе… Не в силах сдерживаться, она сладострастно застонала. Штефан оторвался от ее губ и поглядел на Таню затуманенным взглядом. При этом его ладонь скользнула по ее телу к животу и ниже.., ниже… Он снова целовал ее, и она не могла разобрать, что ей приятнее: вкус его поцелуя или прикосновение подрагивающих пальцев…

Замирая от удовольствия, Таня вдруг подумала: неужели он еще сердится? Потом ей вообще расхотелось думать о чем бы то ни было. Будь что будет…

— Штефан! — раздался вдалеке громкий крик.

Оба вздрогнули, и Штефан ослабил объятия, поднял голову и прислушался. Таня не узнала голос, но подумала, что это кто-то из его друзей. Она теперь могла легко высвободиться, но ей не очень хотелось. Постепенно возвращаясь с небес на землю, Таня снова насторожилась: чего теперь ей ждать от Штефана? Она не могла хорошо разглядеть выражение его лица, а ей важно знать: прошел ли у этого вспыльчивого человека приступ гнева или нет? Если он еще не выпустил весь пар, то грозит ли ей новое телесное наказание? Судить о Штефане она могла только исходя из недавнего опыта. Правда, на этот раз ей не очень хотелось, чтобы все закончилось заурядным битьем по мягкому месту. Значит, она хочет… Нет, и этого тоже не надо. Боязно.

Штефан взял ее за подбородок, наклонился близко и сказал, глядя ей в глаза:

— Если ты когда-нибудь еще будешь прыгать с борта корабля, рискуя жизнью, я отделаю тебя розгами или палкой, потому что это тебя впечатляет сильнее, чем все остальное.

Говорил он тихо, чеканя каждое слово, чтобы она запомнила все хорошенько.

— Ты хоть представляешь себе, что я пережил, пока нырял и искал тебя в воде? — спросил он вдруг совсем другим тоном. — Минут десять я буквально прочесывал метр за метром, боялся, что тебя ударило колесом, представляя ужасную картину. Было темно, и я чуть с ума не сошел от волнения. Потом, окончательно измотанный, поплыл куда-то, все время озираясь по сторонам, и что я вижу? Белые рукава твоей рубашки, когда ты спокойненько направлялась вплавь к берегу.

Таня слушала, открыв рот от удивления: значит, он переживал из-за нее, волновался? И он так говорит об этом, даже голос дрогнул… Нет сомнений, что Штефан действительно испугался за нее. И вдруг Таня почувствовала себя виноватой. Кто бы мог подумать: ему небезразлична судьба какой-то девчонки, которую он украл для продажи в бордель? Таня готова была подвергнуть сомнению собственные домыслы по поводу своего загадочного похищения, но побоялась думать об этом всерьез. Надо же, минут пять назад для нее вообще существовали только ощущения, те неожиданные чувства, которые он разбудил в ней, а теперь нужно снова трезво рассуждать.

Это тем более странно, что он продолжает обнимать ее и рука его касается ее обнаженного бедра. В подобной позе трудно вступать в беседу, невозможно сосредоточиться на словах, высказать все, что она готовилась ему объяснить.

— Почему ты молчишь? — спросил Штефан. Ей показалось, что он ждет извинений. Этого еще не хватало! Таня сделала над собой усилие, чтобы ответить непринужденно.

— Пойми, мне невыносима мысль о том, что придется плыть по океану Бог знает сколько времени в эту, как ее, вашу Кардинию и все время бояться, что ты рассердишься на что-нибудь или на кого-нибудь и опять начнешь свои выходки. От этого можно просто сойти с ума. Скажи, а что ты делаешь, когда под рукой нет женщины, на которую ты можешь навалиться, чтобы успокоиться?

— Жду, пока какая-нибудь подвернется, — ответил он с легкой усмешкой. — Надеюсь, я не причинил тебе боль, Татьяна?

— Как раз самое время поинтересоваться, — усмехнулась девушка, — ты еще собираешься бранить меня?

— Может быть, и нет.

— А с поцелуями покончено?

— Конечно, нет.

При этом он вдруг погладил ее по бедру. У Тани побежали мурашки по телу.

— Нельзя же заниматься и тем, и другим одновременно, — сказала она.

— Я могу, Он наверняка просто дразнит ее, подумала Таня. Да еще улыбается во весь рот, ведь чувствует, какая ее начинает бить дрожь от его прикосновений! Ей никак не понять, почему он так волнует ее, почему ее то безудержно тянет к нему, то она стремится от него прочь. Надо побороть первое желание во что бы то ни стало. Освободиться. Уйти. Исчезнуть.

— Если ты не сердишься на меня, Штефан, отпусти, — попросила она. Он будто не слышал.

— Я не хочу, чтобы ты не правильно поняла меня, маленькая Таня. Ты ошибаешься, если считаешь, что я хочу заниматься с тобой любовью только в разгневанном состоянии.

Тут он склонился к ней и прикоснулся губами к самому уху, она почувствовала его горячее дыхание на щеке. Он прошептал:

— Я хотел тебя вчера вечером во время танца и после. Сегодня тоже сотни раз, а сейчас умираю от желания. Скажи, что ты хочешь, чтобы я любил тебя, Таня. Попроси…

Такого поворота она не ожидала: просить Штефана любить ее? Взять ее сейчас? Не то чтобы ей совсем этого не хотелось, ей даже понравилось, как он сказал… Но разве она посмеет? Хотя…

Таня уже готова была уступить, настолько сильно было искушение, но в это время совсем близко раздались голоса друзей Штефана. Он вздохнул, поцеловал ее в щеку и быстро встал. Она услышала, как он заговорил с кем-то, при этом голос его стал вдруг глуховатым.

— Я весьма признателен вам за то, что вы последовали за мной, прыгнули в реку и еще рыскали в этой кромешной тьме. Но в данный момент ваше присутствие нежелательно, вы стесняете принцессу. Отвернитесь!

Таня почувствовала, как заливается краской от смущения и неловкости. Она же совершенно голая! А сама забыла об этом. Хорошо, что Штефан сообразил. Что же ей делать? Он опять пришел на помощь — присел, снял свой сюртук и молча отдал ей. Таня мгновенно напялила его на себя и запахнулась, стараясь не обращать внимания, что он абсолютно мокрый. По длине он едва доходил ей до колен, сверху же открывал большую часть тела. Она отвернула довольно узкие лацканы и тем осталась довольна — все же лучше так, чем вообще ничего.

Поодаль, в кустах, девушка разглядела две темные фигуры. Неожиданно раздались торопливые шаги и к ним приблизилась третья. Она услышала взволнованный голос Лазаря:

— Вы нашли Штефана?

— Да. А он поймал нашу рыбку, — ответил, кажется, Андор.

«Рыбка» показала им язык, хорошо, что они не видели, и тут же подумала, а не смыться ли ей потихоньку, пока они там переговариваются? И в тот же момент чья-то рука — Штефана, конечно! — крепко взяла ее за локоток. Все, теперь никуда не деться. По крайней мере до утра.

Глава 20

Тане не впервой было ночевать в лесу, правда, последний раз это случилось несколько лет назад. Тем не менее, проснувшись поутру, она не удивилась ни плеску воды неподалеку, ни щебетанию птиц, ни ласкающему лицо ветерку. Она быстро очнулась от сна. Девушка не привыкла валяться подолгу в постели с утра. Это Доббс приучил ее вставать рано и сразу приступать к делу. Сам он спросонья бывал зол и щедр на затрещины, если что не так.

Вспомнив Доббса, Таня подумала, как же он обходится без нее со вчерашнего дня. Она оставила его спящим, а что же происходило потом, когда он проснулся и не смог дозваться ее? Кричал, наверное, до хрипоты и ругался последними словами. А кто же открыл таверну вечером? Джерри? Неужели ему пришлось там обслуживать посетителей вместо нее? Он же только разливать пиво умеет. Вопросов возникло много, а ответы на них не узнать до тех пор, пока она не попадет домой.

Но беспокойство унять невозможно и не думать о том, что там творилось и происходит сейчас, тоже. Ведь, кроме нее, никто не умеет вести дела в таверне — ни Джерри, ни тем более Эйджи. Танцовщицы у них нет, Эйприл еще дома, лечит ногу. Значит, по крайней мере дня два-три им придется обойтись без коронного номера. Но при этом они начнут терять клиентов. А если она еще долго не появится, то все пойдет прахом.

Таню охватила легкая паника. Она бессильна что-либо сделать, все ее планы рухнут, и она так и останется ни с чем, стоит ей некоторое время задержаться. Доббс под угрозой закрытия своего заведения подпишет новый контракт с кем-нибудь. Черт бы побрал этого Штефана и его компанию! Навязались на ее несчастную голову!

Вчера вечером они все вернулись на то место, где осталась ее одежда. Таня со Штефаном пошли вперед, и она успела переодеться до прихода остальных. Штефан решил остаться на ночлег там же и, к явному неудовольствию Тани, которая размечталась улизнуть тихонько ночью, установил поочередное дежурство. Каждый нес вахту и охранял беглянку и сон остальных. Костер зажечь было нечем, о теплых одеялах оставалось только мечтать, Тане пришлось лечь в мокрой одежде, зато мужчины почти полностью разделись, разложив свои вещи сохнуть на кустах.

Таня лежала, прислушиваясь к оживленным голосам, и надеялась, что хоть сейчас они уже оделись. У нее и юбка, и рубашка были совершенно сырыми, ей даже вставать не хотелось — станет еще холоднее. Слушать, о чем говорят ее похитители, бесполезно: они перешли на свой дурацкий язык. Таня крутилась с боку на бок, ей уже и невмоготу было валяться и появляться перед ними не хотелось.