Пустыня захватила их, завладела ими навсегда.

Но здесь, среди одиночества песков, она нашла Сфорцо, здесь она обрела свою любовь. Могла ли она жаловаться на жестокость судьбы?! Предпочла бы она жизнь без него, пустую и гнетущую? Ведь умирать было так легко…

«Но я хочу жить, я хочу жить еще!» – кричала ее душа.

Словно угадав ее мысли, Сфорцо проснулся.

– Мы будем всегда вместе, – тихо сказал он.

Последние дни были для них праздником. Они гуляли, шутили беззаботно, ели финики и шоколад; каждый день Каро умывалась торжествующе.

Только однажды они заговорили о предстоящем. Дни проходили, и они храбро ждали конца. Сфорцо гордился ею. Она не боялась смерти.

Однажды днем, когда она спала, он зарядил револьвер. Каро не спросила его, какой смертью они умрут, но он знал, что она догадывалась.

Иногда он удивлялся самому себе, замечая, что становится суеверным. Он следил за песком, гонимым ветром, и думал: «Если он упадет здесь, пройдет караван», или, смотря на легкие облака, несущиеся по вечернему небу, повторял про себя: «Если из-за облаков выйдет луна, мы будем спасены».

Он рассказал об этом Каро, и оба рассмеялись над его мыслями. Они заговорили об инстинктах и суевериях, унаследованных от предков, о вере в переселение душ.

– Я хотела бы знать, какой смертью я умирала прежде, – шутя заметила она.

Он нагнулся к ней и поцеловал. Слезы стояли в его глазах.

– Но не умирала так храбро и просто, как теперь, – сказал он хрипло.

– Но ведь ты со мной, – ответила Каро. – Ты здесь, около меня, и до конца будешь со мною. Мы никогда не расстанемся. В смерти лишь страшна разлука, а я умру с тобой.

Когда настала последняя ночь, Сфорцо зажег большой костер, разгоревшийся ярким золотисто-багровым пламенем.

Глядя на костер, Сфорцо думал: «Он угаснет на рассвете, когда пройдет наша последняя ночь».

Как это ни было странно, они заснули глубоким, спокойным сном в объятиях друг друга.

Солнце уже светило в небе, когда они проснулись. Они позавтракали под пальмами и сели на горячий песок около них. Взоры их встретились, и она прочла безграничное обожание в его глазах.

– Помнишь нашу первую встречу? – спросила она. – Помнишь, Джиованни, маленькую гостиницу, цветущие настурции, рощу, из которой ты появился так внезапно?

– Ты сидела в зеленом кресле, – продолжал Сфорцо. – Ты была в золотистом платье и такой же шляпке с отделкой цвета твоих глаз, зеленых и прозрачных… Какой ты была красивой!

– Да, была, – пробормотала она.

– Нет, ты и сейчас прекрасна, ты всегда была такой.

– Мой дорогой, ты пристрастен и видишь меня…

– Я вижу тебя такой, какая ты есть. Ты моя душа, моя жизнь. Ты самая прекрасная, самая храбрая женщина…

– Храбрая… – прошептала она.

Он заметил, что губы ее дрогнули. Он знал, что ее мучила жажда.

Стоя перед ней на коленях, он повторил:

– Ты самая храбрая женщина, которую я когда-либо знал, дорогая.

Каро тихо рассмеялась и сказала:

– Помоги мне быть такой. Уйдем отсюда. Здесь так жарко. Мы снова вспомним о Париже, о нашей первой встрече, когда ты…

– Что, дорогая?

Она улыбнулась:

– Когда ты так понравился мне.

– Я люблю тебя, Каро, – тихо произнес он, целуя ее.

Она была очень бледна. Легкая тень появилась под глазами. Оба молчали. Над ними сияло солнце, яркое, безжалостное. И оба знали…

Каро остановилась первая.

Она посмотрела на Сфорцо и сказала:

– Поцелуй меня, как тогда, в первый раз, мой любимый, и… – ее губы дрожали, – обещай мне, что твоя рука не дрогнет.

– Обещаю, – ответил он.

Он обнял и поцеловал ее. В этом поцелуе растворились их души. Они стояли, прижавшись друг к другу, и солнце освещало их фигуры.

Каро сказала:

– Джиованни! Умереть так, в ярком свете дня! Мой дорогой, я хотела бы жить ради нашей любви.

Она обняла его голову:

– Любимый, ты вся моя жизнь.

В ее глазах светилась безграничная нежность.

Он сказал еле слышно:

– Моя дорогая, моя прекрасная маленькая Каро; видишь вот там голубую даль неба, сверкающий блеск песков? Мы одни, но мы умираем вместе. Знай, что мы будем принадлежать друг другу всегда.