Он бросил недокуренную сигару, сел к столику и сказал ровным голосом:

– Фрегори дал мне адрес. Я хотел послать телеграмму, но это невыполнимо, так как нет телеграфного сообщения.

Сфорцо внезапно поднялся:

– Это можно уладить, Тэмпест. Я думаю, что смогу помочь вам. Сегодня вечером я хотел выехать в пустыню, где должен встретиться с моим братом. Я поеду к миссис Клэвленд и передам ей письмо или устное известие от вас, а также смогу сопровождать ее обратно в Каир.

Барри посмотрел на Риту и наконец сказал:

– Очень любезно с вашей стороны. Не правда ли, Рита?

Рита быстро взглянула на Сфорцо. Обычное насмешливое выражение в ее глазах исчезло. Она казалась озабоченной, почти печальной.

– Это очень благородно с вашей стороны, – произнесла она тихо, – я не знаю, что бы мы делали, если бы вы не помогли нам.

– Мне надо уйти, чтобы подготовить все для моего путешествия, – сказал Сфорцо. – Нужно купить билет и позаботиться о дальнейших средствах передвижения после того, как поезд достигнет конечной станции.

Он простился и быстро ушел, исчезнув среди толпы.

Барри зажег новую сигару и, нагнувшись вперед, сказал:

– Странно, что Каро уехала одна в такое путешествие.

Он встретился взглядом с глазами Риты. Ее взгляд был яснее слов.

– Не думаешь ли ты, что за этим скрывается что-нибудь?

Рита пожала плечами и улыбнулась. Когда она ушла с террасы и очутилась в своей комнате, она начала ходить взад и вперед по ней, преисполненная беспокойства.

Вошел Барри:

– Вернулся Сфорцо. Тебе надо спуститься вниз и сказать ему, что передать Каро.

– Иду, – ответила Рита.

Она хотела поговорить со Сфорцо наедине, хотя не знала определенно, что сказать ему. Сфорцо встретил ее у подножия лестницы. Он улыбнулся ей, и она невольно подумала, какая у него прелестная улыбка. Когда он улыбался, его лицо преображалось. Казалось, его обычная сдержанность уступала место мальчишескому задору и его глаза смеялись.

Рита поняла наконец: «Он так рад будет увидеть Каро, что все остальное для него не имеет значения». Она не поверила ему, что он и раньше собирался уезжать в этот вечер. Сфорцо был в костюме для верховой езды, прекрасно сидевшем на его стройной фигуре.

– Когда вы думаете вернуться? – спросила она.

– Через пять дней, – сказал он, подумав.

– Через пять дней? – Разочарование слышалось в ее голосе.

– Может быть, и раньше, но, миссис Тэмпест, путешествие долгое, и, может быть, миссис Клэвленд уехала куда-нибудь дальше.

Рита спросила:

– Разве у нее есть здесь знакомые или друзья?

Их взгляды встретились, и она поняла, что он ничего не скажет ей.

– Я так мало знаю о планах миссис Клэвленд! – ответил он.

Она кивнула головой:

– Как жаль, что ее нет здесь.

– Да, миссис Клэвленд?

– Теперь ее зовут иначе, но так трудно привыкнуть к новым именам, – прервала она его.

– Я ухожу, миссис Тэмпест. Я передам ваше письмо в собственные руки.

Они оба рассмеялись, и Рита добавила:

– Леди Вильтшир.

Тим проводил его на вокзал. Они заговорили о Париже и о болезни Тима.

– Болеть так неприятно. Какое беспокойство я причинил моим родителям! Скажите, вы не знаете, где теперь принц Гамид эль-Алим, который посещал нас в Париже? Вы не видели его за последнее время?

– Нет.

– Я его терпеть не мог, – откровенно сказал Тим. – Кажется, и вы не любите его.

– Нет, – снова ответил Сфорцо.

Тим махал ему рукой, когда отошел поезд. Он любил Джиованни, как называл Сфорцо, и очень жалел, что ему пришлось так скоро расстаться с ним.

Глава 22

Сфорцо сидел с Робертом в маленьком кафе на одной из узких улиц Луксора. Роберт был в арабском костюме, который очень шел ему.

Своей высокой, стройной фигурой и смуглым загорелым лицом он походил на настоящего араба.

– Сегодня ночью, когда взойдет луна, мой караван уходит на восток.

– Но почему ты решил теперь предпринять эту поездку по пустыне? – спросил Роберт.

Темнота ночи, душевная усталость и тоска, давившая его, невольно заставили Сфорцо сказать брату:

– Я приехал сюда, чтобы разыскать миссис Клэвленд и увезти ее в Каир. Ее муж умер. Они должны были развестись. Я люблю ее, я полюбил ее с первого мгновения, как увидел ее.

Роберт ничего не ответил.

После небольшой паузы он спросил:

– Джиованни, ты знаешь, где находится миссис Клэвленд?

– На вилле «Зора», находящейся около деревушки по имени Руспа.

«Значит, он ничего не подозревает», – подумал Роберт, не зная, что сказать ему. Единственный человек в мире, которого он любил, был Сфорцо. Джиованни был старше его на двенадцать лет, и для Роберта старший брат был идеалом. Сфорцо воспитал его и относился к нему с отеческой нежностью. Они редко виделись за последние годы, но их глубокая привязанность друг к другу лишь возрастала при разлуке.

Они вышли на улицу. После недолгого молчания Сфорцо спросил:

– Где находится Руспа?

– Недалеко от моего лагеря, – ответил Роберт.

– Как долго нужно ехать туда?

– Во вторник вечером ты сможешь увидеть миссис Клэвленд. Но нам придется торопиться, чтобы быть там к этому времени.

– Что собой представляет вилла «Зора»? – спросил Сфорцо.

В его голосе не было и тени подозрения.

– Почему ты не спрашиваешь, кому она принадлежит? – резко спросил Роберт.

Он не мог перенести этого дальше, не хотел больше скрывать истину.

Услыхав, как Сфорцо глубоко вздохнул, Роберт произнес, стараясь говорить обычным голосом:

– Гамид эль-Алим – владелец виллы. – Затем он продолжал уже гневно: – Он находится там, в пустыне. Они проводят время вместе. Я проезжал мимо виллы и хотел заехать к ней, но не сделал этого, так как узнал о его присутствии. Что ты сможешь сделать? Ничего! Она любит его. Ведь она выехала из Каира после его женитьбы или незадолго до нее.

– Его женитьбы? – повторил Сфорцо задыхающимся голосом. Но сейчас же, однако, овладел собой. –  Я ничего не знал об этом.

– Неужели? – спросил Роберт.

Он не находил слов, страдая за брата. Он вспомнил тот вечер, когда они обедали втроем в Шепхэрд-отеле: Каро, Сфорцо и он. Роберт вспомнил, какой она была изящной, прелестной и как она понравилась ему. Его поражало, что такая женщина могла полюбить Гамида, и это унижало ее в его глазах. Он знал, каким гордым и самолюбивым был его брат, сколько страданий он должен был испытать из-за своей любви к этой женщине, недостойной его.

Они подошли к каравану, который их ожидал около какой-то высокой стены. При их появлении заржала лошадь.

– Это Нано, – объяснил Роберт с гордостью.

Он взобрался на своего верблюда, и Сфорцо последовал его примеру. Под громкие крики погонщиков с шумом и лязгом караван тронулся в путь, подымая облака песочной пыли. Когда высокая стена осталась далеко позади, взошла луна, огромная, кроваво-красная, багровый шар на темном фоне иссиня-черного небосвода.

Сфорцо не сознавал окружающего, не слышал, что творится вокруг, и лишь думал об одном, мучительном и страшном. Теперь он узнал о том, чего опасался, что вызывало в нем дикие вспышки ревности. В коротких словах Роберт сообщил ему правду, свершившийся факт. Горечь и презрение наполняли его душу. Презрение к самому себе терзало его.

«Безумный, – говорил он себе. – Ведь я любил в ней лишь образ, который я создал себе. Разве возможно, чтобы ей было неизвестно, в чьей вилле она живет и какому человеку она доверяет?»

Безжалостная действительность разбила его мечту, уничтожила его счастье. Он старался забыть, не думать о том, что было для него страданием. Все эти дни в пустыне она провела с Гамидом эль-Алимом. Может быть, в этот момент Каро стояла около него, находилась около Гамида. У него захватило дыхание, словно раскаленное железо коснулось его груди.

Все эти годы он ждал, зная, что придет настоящая любовь, а теперь…

Он никогда не знал, что ревность может быть таким безмерным страданием. Он презирал за это других, считал это слабостью, а теперь он видел Каро и Гамида вместе, представлял себе выражение его глаз, слышал тон его голоса…

Часы проходили. Наступил рассвет, и громкая молитва правоверных арабов вознеслась к небу. Караван сделал привал, и они подкрепились финиками и кофе. Затем они снова двинулись в путь по безграничным песчаным равнинам, где изредка росли чахлые кустарники и желтые груды песка образовали волнистые дюны. Далеко на востоке возвышалась темная цепь невысоких гор. Жара все возрастала.

Вдруг неизвестно откуда, из золотисто-голубоватой дали показалась кучка всадников, направляясь к каравану. Роберт отдал какое-то распоряжение. Верблюды остановились, и арабы собрались около них.

– Набег, – коротко объяснил Роберт брату. – Достань свой револьвер. Люди очень храбрые, посмотри на них.

Сфорцо оглянулся и увидел темные, мрачные лица арабов, готовящихся к бою. Холодная решимость, дикая ненависть светились в их глазах, жажда крови и битвы искажала их лица.

Нападающие врассыпную приближались к ним и начали стрелять. Один из арабов был ранен. Пуля попала в одного верблюда, затем в другого. С диким криком нападающие налетели на караван. Два араба упали со своих коней, которые встали на дыбы от испуга.

Роберт выстрелил в предводителя нападающих – высокого всадника в белом одеянии, расшитом золотом. Тот покачнулся и упал с лошади. Арабы перешли в наступление. Сфорцо и Роберт дрались в их рядах.

Сфорцо почувствовал острую боль в руке, увидел, как Роберт упал на колени, потом снова поднялся и бросился вперед. Около Сфорцо упал сраженный пулей человек. Затем он услыхал слово «буря», после которого наступила внезапная тишина. Он оглянулся. Нападающие исчезли.

Роберт схватил его за руку.

– Самум! – прокричал он и бросился на землю, потянув его за собой.