Симона Вилар - Принцесса викингов

Эврар вдруг широко ухмыльнулся:

– Уж не ревнуете ли вы ее, мой господин?

– Ты глуп, Меченый, – сухо бросил Ренье. – Да блуди она хоть со всеми викингами Нормандии, я бы взял ее и тогда из-за ее королевской крови. Но довольно об этом. Завтра доставь ко мне Ги Анжуйского под предлогом, что я готов помочь ему, ибо возмущен готовящимся беззаконным союзом между беззащитной девушкой и убийцей ее приемной матери. И смотри же – ни слова лишнего.

– Вам не следует унижать меня, мессир, считая никчемным болтуном, – уходя, заметил Эврар. – Для меня вопрос чести оправдаться перед вами за допущенный промах. К тому же у меня с Роллоном свои счеты.

Поймав недоуменный взгляд герцога, он пояснил:

– Этот пес присвоил моего коня!

– Так что же все-таки говорил Роберт Парижский, предлагая Рольву руку этой рыжей девки? – растягивая слова, в который уже раз спросила Снэфрид. Она покоилась на низкой лежанке, покрытой полостью из собачьих шкур. В помещении удушливо пахло мокрой шерстью, и этот запах смешивался с запахом горящего торфа в очаге и ароматом развешанных по стенам хижины связок сухих трав. Прозрачный дымок поднимался к закоптелым балкам перекрытия и ускользал через прорубленное в скате крыши отверстие.

Рагнар отвел взгляд от разложенных на ларе странных предметов – чучела совы, черепов, ножей, узкогорлых стеклянных сосудов – и повернулся к Снэфрид. Они находились в лесной лачуге старой колдуньи Тюры, куда Лебяжьебелая позвала его. Снэфрид лежала, закинув руки за голову, и свет очага теплыми бликами скользил по ее обнаженным предплечьям. Она была очень сильной, эта женщина-воительница, но вместе с тем гибкой и мягкой. Сходясь с ней, Рагнар чувствовал себя охотником, поймавшим голыми руками дикую рысь. Однако датчанину стало не по себе от того, что, едва покинув его объятия, Снэфрид вновь заговорила о своем левше.

– Я уже все сказал, Сванхвит, – тяжело прохрипел он. – Ролло променял воинскую славу конунга на союз с христианами. Его меч заржавеет в ножнах, пока он будет охотиться на туров с Робертом Парижским.

Он вдруг рывком притянул женщину к себе и горячо зашептал:

– Оставь его, Сванхвит! Зачем он тебе? Я сделаю тебя своей королевой. Датский флот недалеко от нормандского побережья. Давай присоединимся к ним! У меня хватает преданных людей, пройдет немного времени – и мы станем сильными. Ты приносишь удачу – это известно всем. С тобой Харальд разбил своих недругов в Хаврсфьорде, а Ролло Левша стал конунгом этой земли. Но теперь он забыл, кем ты была для него, и готов променять свою валькирию на эту рыжую шлюшку, которую сам же ранее отдал своим воинам. А чего стоит правитель, потерявший голову от той, которой попользовались его люди? Он жалок, Снэфрид, и не заслуживает любви.

Тяжелый взгляд Снэфрид Рагнар не мог долго выдерживать. Он прикрыл глаза и припал лбом к ее ключице, вдыхая звериный запах ее тела, смешанный с дурманящими ароматами мускуса и нарда. В тишине зазвучал голос женщины:

– Но ведь даже Роберту он сказал, что хочет отдать Эмму Атли?

Рагнар почувствовал, как закипает злость. Эта женщина не слушала его. Будь на ее месте другая, он ударил бы ее. Но в Снэфрид было нечто загадочное. Он боялся ее, испытывая почти суеверный страх перед ней. Владеть ею было все равно что подчинить себе существо иного мира – богиню, эльфа или самку тролля. У Рагнара было много женщин, но ни одна не волновала его так, как Снэфрид.

– Это пустые слова, – задумчиво проговорил Рагнар.

– Если он так говорит – так и будет. Не было случая, чтобы Ру изменил слову.

– Есть в этом мире вещи посильнее слов. И тяга Рольва к рыжей Эмме сильнее его воли.

Снэфрид шумно задышала, но Рагнар не обратил на это внимания.

– Великий Ролло Нормандский становится ничтожен и безрассуден в ее присутствии. Он позволил себе даже отчитать меня, решив, что это я направил ее к вам в опочивальню! И это случилось при траллах, таскающих навоз! Я едва удержался, чтобы не убить его на месте.

«Едва удержался!» – усмехнулась Снэфрид. Этот Рагнар, несмотря на свою воинственность и дерзость, стерпел, когда Ролло свирепо упрекнул его за злостную шутку, сыгранную датчанином. У Рагнара хватило мужества признать свою вину, но, стушевавшись под каменным взглядом конунга, он только и пробормотал, что был в этот день слишком пьян. Позднее датчанин, как ни в чем не бывало, сопровождал Ролло на охоте. В нем хватает непокорности, он вероломен, нетерпелив. Рано или поздно он предаст. Обиженную на мужа Снэфрид именно это и привлекало в датчанине – отдаваясь ему, она словно мстила Ролло.

– Что такое ты сказал о датском флоте? – лениво спросила она, ласково отбросив с желтых, как у барса, глаз викинга длинные свалявшиеся пряди.

Рагнар оживился:

– Когда мы бились с датчанами, Снэфрид, у стен Руана, я не только рубил направо и налево, но и думал о своей выгоде. Теперь я помышляю о том, чтобы примкнуть к ним, – они звали меня. Давай же уйдем вместе, моя валькирия. Оставь Ролло, пока эта рыжая окончательно не полонила его, пока ты еще в силах причинить ему боль, пока он не избавился от тебя, как от надоевшей игрушки. Я сделаю тебя своей королевой! Мы уйдем к данам, совершим рейд на Луару и покорим тот край. Там богатые земли, дикие и плодородные, мы станем правителями, Снэфрид. Вот тогда-то придет и мой черед поквитаться с Левшой. Я швырну его связанным к твоим ногам!

Глаза Рагнара вспыхнули, зубы сверкнули в хищной и страстной усмешке.

– Много людей пойдет за мной, Сванхвит! Все, кому надоело быть надсмотрщиком над франками, все, кто еще жаждет славы и в ком жив дух настоящих воинов. Молю тебя, моя валькирия, идем со мной!

Он покрывал исступленными поцелуями ее запрокинутое лицо, губы, горло.

Снэфрид в задумчивости разглядывала Рагнара, словно видела впервые. Глубокая борозда залегла у нее между бровей. В том, что говорил Рагнар, был свой смысл. Однако Снэфрид еще не чувствовала себя окончательно побежденной. И ей так же тяжело было расстаться с Ролло, как вырвать сердце из груди. Наконец она отстранилась и села. За затянутым бычьим пузырем окошком затеплился свет нарождающегося дня. Женщина встала с грубого ложа и потянулась за одеждой.

– Нам пора возвращаться, Рагнар. Я… Я услышала твои слова. Но не думай, что я с маху променяю то, что имею, на призыв голодного волка.

Рагнар хмуро глянул на нее. Его больно задело равнодушие, с каким отнеслась Снэфрид к его словам. Но он не смел открыто выразить свой гнев. Поэтому он молча оделся и, лишь когда начал возиться с тугой пряжкой ремня, сердито заметил, что Ролло давно готов променять ее на племянницу франкского герцога.

– Он без устали твердит, что сделает ее женой Атли, но всем и каждому в Руане известно, что он не отпускает эту девку от себя. Ты останешься ни с чем, если и дальше будешь следовать за его тенью.

Он говорил жестко, стараясь уязвить, но Снэфрид оставалась невозмутимой, одевалась медленно, словно нехотя, и лишь то, как она сердито фыркнула, разбирая спутанные пряди волос, выдало ее. Наконец она встала, оправляя полы короткой куртки. На ней была одежда викинга – пояс с мечом у бедра, широкие штаны, заправленные в голенища сапог из нерпичей шкуры. Глаза ее скользнули по лицу Рагнара. Светлый вспыхнул алым отсветом, блеском огня, другой угрюмо темнел. Как всегда, Рагнар не выдержал этого взгляда. Отвернулся, запахивая плащ, застегнул фибулу на плече. Тягучий голос женщины произнес:

– Твои речи заманчивы, датчанин. И я подумаю над твоими словами. Нет! – она протестующе вскинула руки, когда он шагнул к ней. – Не торопи меня. Уезжай. Никто не должен дознаться о наших встречах. Я снова позову тебя.

И вновь, негодуя и восхищаясь ею, Рагнар подчинился. Хоть Снэфрид и ведьма, но она великолепна!

– Да подвигнут тебя боги к мудрому решению, Сванхвит! Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется.

Он вышел. С улицы пахнуло сыростью, донесся голос Тюры, хриплый, как у вороны. Старуха суетилась у коновязи. Снэфрид же не стала спешить. Присела на край лежанки.

– Ролло не ты, Рагнар, – почти беззвучно пробормотала она. – Тебе никогда не стать таким. Хотя, как знать, у каждого воина свой путь в чертоги Валгаллы…

Она еще слышала удаляющийся стук подков, но уже начисто забыла о Рагнаре. Ее сильные руки безвольно лежали на коленях, спина согнулась, как у старухи.

То, что поведал датчанин, только усилило ее страх. Прошло больше недели после охоты в Муассонском лесу, и за это время Ролло ни разу не навестил ее, ни разу не послал за нею. Но, как доносили ее соглядатаи в Руане, он не встречался и с рыжей Эммой. Конунг готовил часть своих судов к походу в Байе, где его власть была недостаточно крепка и где он стремился укрепить свои позиции. Кроме того, Снэфрид узнала, что вместе с Ботто Белым Ролло намеревался отправить и Атли. Вполне разумное решение – юношу мало знали в тех краях, там он мог вернуть себе имя воина, запятнанное на Сене. Однако никто не ведал, каковы планы Ролло в отношении рыжей Эммы. Отошлет ли он ее вместе с братом или оставит здесь? В любом случае теперь, когда сам герцог Нейстрийский заговорил о том, чтобы породниться с Ролло, Эмма для Снэфрид представляла серьезную опасность. Но супруга конунга вовсе не желала сдаваться. Она едва не погубила девушку на охоте, однако Ролло спас ее, едва не погибнув сам. В ее памяти был еще свеж тот гневный взгляд, который он бросил на нее, поняв, что именно она подстрелила лошадь Эммы. Необходима величайшая осторожность, и если предстоит действовать, никто не должен и на миг заподозрить ее. Когда же пленница исчезнет, все переменится. Тогда и руны лягут по-другому.

Отбросив овчинный полог и распахнув скрипучую дверь, Снэфрид окликнула Тюру:

– Разведи костер из ели пополам с костями животных, Тюра. И приготовь черного ягненка. Мне нужна жертва для Хель.

Темное, словно прокопченное лицо ведьмы сморщилось в улыбке. Для нее была очень важна та связь, что сблизила их со Снэфрид. Правительница Нормандии хорошо платила, и Тюра обзавелась теперь небольшим хозяйством – куры, овцы, корова. За скотом ходили два раба с вырванными языками, чтобы они ненароком не проболтались, что супруга нормандского конунга наведывается к ведьме. Впрочем, об этом не стоило беспокоиться – ее жилище в болотистой лощине местные жители и без того обходят стороной. Лишь изредка под покровом ночи поблизости появлялись какие-то укутанные с головы до ног фигуры – женщины, нуждающиеся в приворотных зельях, девушки, решившие вытравить плод, или больные, доведенные немочью до отчаяния. Опасаясь подходить близко, они ожидали, когда старая Тюра сама приблизится к ним, ибо место, где стояла хижина, считалось проклятым. Поэтому Снэфрид всегда чувствовала себя здесь в безопасности.