Его это не волновало, а когда мы приблизились к концу, перестало волновать и меня. Но я не упустила из виду, что он так толком и не ответил на мой вопрос.

* * *

Ветры ослабли. Из-за хмурых туч появилось солнце, и мы отправились за город, желая пообедать и поохотиться на вилле одного кардинала. Энергия в Альфонсо била ключом: за день он добыл двух перепелок и пять зайцев, принесенных ястребом, которого папочка подарил ему на Рождество. Птица была прекрасная, ее за большие деньги доставили в Рим откуда-то с северных просторов Исландии. Альфонсо влюбился в эту птицу с первого взгляда: назвал ее Бьянка, поселил в отделанной серебром клетке в наших покоях, кормил сырым мясом из собственных рук, заказал ей позолоченные путы и отделанный сапфирами клобучок, что добавило небесно-голубой тон в ее оперение.

– Я начинаю думать, что он любит эту птицу больше, чем меня, – заметила я Санче, когда мы прогуливались по винограднику, мимо решеток с голыми после зимы лозами. – Ты посмотри на него – он глаз с нее не сводит.

– Он и вправду, кажется, ослеплен страстью, – рассмеялась Санча.

Она уже пришла в себя и вновь горячо интересовалась слухами и нарядами, стремясь производить впечатление на всех мужчин. Наблюдая за ней на многочисленных трапезах и церемониях в Ватикане, я не заметила, чтобы ее волновало отсутствие Чезаре или то, что он унизил ее, предпочтя ей другую неаполитанскую принцессу, законного происхождения, которая обещала ему больше, чем могла дать Санча.

– Джоффре тоже хочет такую. – Я не могла сдержать улыбку, глядя на младшего брата, который не сводил глаз с ястреба на перчатке Альфонсо. – Я, пожалуй, попрошу папочку сделать ему подарок на семнадцатилетие. Ты не возражаешь?

Я замолчала в ожидании ответа.

– Как сочтешь нужным, – с отсутствующим видом кивнула она.

Я вздохнула:

– Вы все еще не…

– Нам обязательно говорить об этом? – Она посмотрела на меня с досадой.

– Со времени вашей свадьбы прошло почти пять лет и…

– Я знаю, сколько прошло. – Санча приподняла юбки, открыв деревянные башмачки, которые мы надели, чтобы не запачкать наши атласные туфельки на слякотной после дождя тропинке. – Его святейшество уже говорил со мной об этом. Журил меня за то, что я не приношу ему внуков. – Голос ее задрожал. – Джоффре вполне готов, но мне невыносима мысль, что он будет меня лапать.

– Жаль, – пробормотала я.

– Да. Не всем же так везет с мужьями, как тебе. А теперь забудем о моем прискорбном положении. Ты слышала последние новости о другом твоем брате? – Ее голос зазвучал живее. – Нет? Слушай, тебе все же нужно почаще вылезать из супружеской постели. Вся Европа об этом говорит! Король Людовик встретил нашего Валентино с надлежащей помпой, но, кажется, французский двор втихомолку посмеивался над ним – уж слишком он вырядился. – Она улыбнулась жестокой улыбкой, и я не могла винить ее за это. – И несмотря на посулы ускорить соединение Чезаре с Карлоттой, Людовик его только развлекал, а вот обещания не сдержал, поскольку Карлотта явно и думать не желает о таком браке. – Я внутренне сжалась, представляя себе бешенство Чезаре, а Санча добавила: – Теперь Людовик предлагает ему другую принцессу, хотя я не думаю, что после всех усилий и расходов Валентино удовлетворится… Смотри под ноги!

Она схватила меня за руку, но я уже падала: испачканный подол моего платья зацепился за башмачок, и я споткнулась о камень на тропинке. Я почти не ушиблась: плащ и платье смягчили падение, но дыхание у меня перехватило, и я осталась лежать на животе, хватая ртом воздух. Отчасти меня даже позабавила собственная неловкость, но тут же я испугалась, услышав чьи-то шаги.

– Amore, как ты? – Рядом со мной присел Альфонсо.

Я помотала головой:

– Помоги мне подняться.

Опираясь на его руку, я позволила ему поднять меня. Мир вокруг плыл, и я никак не могла сориентироваться. Слуги Альфонсо сочувственно смотрели на меня. Я увидела, как папочка поднялся со своего стула на террасе виллы, приложил руку ко лбу. Джоффре рядом с ним пытался удержать у себя на руке хлопающего крыльями ястреба.

– Столько шума. – Я посмотрела на Альфонсо. – Я всего лишь поскользнулась и…

Неожиданный спазм оборвал мою речь, лицо исказила гримаса. И я вдруг услышала собственный тоненький плач, а за ним – взволнованный голос Альфонсо:

– Она ушиблась!

И тут, к моему ужасу, я ощутила, как по моим бедрам скользит горячая жидкость.


– Нет, моя любовь, не надо плакать, – говорил Альфонсо, обнимая меня.

Мы лежали в помятой кровати на вилле – ее поспешно приготовили для нас ошеломленный кардинал и его слуги. Когда Альфонсо принес меня в дом, кровь капала с моих перепачканных туфель. Меня доставили в незнакомую комнату, Санча ослабила на мне шнуровку, и вот тут из меня на пол выскользнула какая-то бесформенная масса.

– Я не знала, – прошептала я. – Если бы знала, то всеми силами оберегала бы нашего… нашего…

Я не могла произнести это слово. Не могла представить себе, что так легко выкинула нечто столь драгоценное, тогда как семя Хуана доносила до родов. В этот миг мне отчаянно захотелось рассказать все Альфонсо, чья грудь, чувствовала я, сотряслась в тщетной попытке не пустить скорбь в сердце. Я хотела успокоить его, сказав, что уже принесла в этот мир ребенка и почти с момента зачатия чувствовала в себе священность новой жизни внутри меня.

Но когда я набралась мужества, с уст моих сорвалось признание, о котором я даже и не думала, но которое носила в себе, словно неизлечимую язву.

– Может быть, я сама виновата.

Альфонсо взял меня под подбородок:

– Боже милостивый, почему ты это сказала?

– Из-за моей семьи… Господь проклял меня.

– Их грехи – не твои грехи. – Он притянул меня к себе. – Ты меня слышишь? Тебе причинили ужасное зло. Господь должен смотреть на тебя с великим состраданием за все то, что ты вынесла.

Неужели он все-таки узнал правду? Какое-то страшное мгновение я думала, что Санча сказала ему, желая отомстить Чезаре. Она, вероятно, выведала, от кого я родила ребенка, хотя и ни разу не говорила на эту тему с того вечера, когда убили Пантализею и Перотто. Я стыдилась того, что усомнилась в ней, но сомнение оставалось. А поймав взгляд Альфонсо, я почувствовала новый страх, в котором не могла признаться: страх за то, что я знала, когда носила семя моего брата, но не ощутила в себе семени Альфонсо. Даже не заподозрила, что во мне рождается новая жизнь. Санча, едва дыша от волнения, ободряла меня в те суматошные минуты, пока мои женщины смывали кровь с пола. Она сказала, я не могла знать, потому что еще слишком рано, плод еще даже не начал толком формироваться. Но когда она пошла за Альфонсо, который в тревоге ждал за дверью, я отвернулась. Она что-то бормотала ему, потом он вошел, а я спрашивала себя: как же я могла быть такой нечуткой, как могла не заметить признаков?

Неужели я не хотела замечать его ребенка из страха, что новая жизнь вытеснит из моих мыслей ту, что я оставила?

Он смотрел на меня с нежностью, вытирал слезы кончиками пальцев, а я вглядывалась в его лицо в поисках первых признаков сомнения, которое наверняка одолеет его, когда он узнает о моем обмане, ведь я скрыла от него, что зачала ребенка вне брака. Эта мысль была мне невыносима, как и вопросы, которые последовали бы за признанием. Мне придется громоздить ложь на ложь, а ему – доискиваться правды другими путями.

К моему облегчению, на его лице отражались только огорчение и беспокойство обо мне. И тут я поняла истинную причину, по которой не могла заставить себя рассказать ему. Я не могла рисковать: возможно, он против собственной воли не сумел бы меня простить и со временем мог меня возненавидеть, начать смотреть на меня как на врага. И никогда больше я бы не увидела такого его взгляда, как сейчас, а отвращения в его глазах я бы не вынесла.

– Мы родим других. – Он прижался губами к моему лбу. – Мы еще молоды. Ты родишь наших детей. Я тебе обещаю. Первый выкидыш – это чудовищно, да, но такое случается, моя милая жена. Многие женщины переживают то же самое, но потом приносят здоровое потомство.

Я положила голову ему на грудь и слушала его слова как прощение.

Мне было важно верить им. Выбора у меня не оставалось.

Я должна была верить, что его любовь очистит меня.

Глава 30

Мои надежды не оказались тщетными.

В начале марта, когда и месяца не прошло со дня выкидыша, я, к нашей общей радости, обнаружила, что снова беременна. На сей раз я решила не делать ничего такого, что могло бы повредить ребенку, а потому почти не покидала палаццо, отказывалась от всех приглашений, заперлась у себя в покоях, чтобы исключить все случайности и козни внешнего мира.

Однако это оказалось труднее, чем я себе представляла. Из Франции чуть не каждый час приходили известия о неприятностях Чезаре, который все ждал, когда король Людовик найдет ему жену. Несколько подходящих кандидаток, как и Карлотта перед ними, отказались, и тогда Чезаре начал грозить отъездом, хотя не мог уехать без разрешения короля. Наконец Людовик отыскал сговорчивую невесту: Шарлотту д’Альбре, принцессу Наварры – небольшого, разделенного Пиренеями королевства между Францией и Испанией, которое служило чем-то вроде крепостной стены, предотвращая взаимную агрессию его соседей. Испания тут же заявила протест, обрушила на Рим целый град упреков в связи с нечестивым договором с их исконным врагом, угрожала заключить союз против нас с Миланом, Неаполем и Венецией, однако их возражения ни к чему не привели. Весной Чезаре женился на Шарлотте, состоялась пышная свадебная церемония, и сообщение о его успехах в осуществлении брака было отправлено в Ватикан с такой поспешностью, что курьер по дороге загнал шесть лошадей. Когда новость дошла до нас, испанский посол выразил протест моему отцу в присутствии всего двора (чем разгневал папочку), посоветовав ему искать примирения с их испанскими величествами, пока не поздно.