– Не вижу почета в том, чтобы она мне прислуживала! Осмелюсь напомнить королю, что я ее выгнала! – резко бросила Мадам. Гнев ее возрастал с каждой секундой. – И если король мне отказывает в праве – мне, дочери короля и сестре короля! – в праве выбирать, кто мне будет служить, я требую немедленного возвращения к брату! Ко мне на родину, где никто не посмеет оскорблять меня так, как оскорбляете вы!

– Вот что я вам скажу, дорогая моя сестричка…

Почувствовав, что король поведет разговор обидным для гордости Мадам образом, Изабель поспешила удалиться. И удалилась бесшумно, на цыпочках. Мадам никогда не простит ей присутствия, если вдруг почувствует себя в разговоре с королем задетой и униженной. Такие разговоры должны вестись наедине. Зная, насколько близка была Генриетта королю – ближе быть невозможно! – можно было предположить, что в пылу словесной битвы они могут дойти до обличающей их откровенности, а в таких случаях свидетелей не прощают.

Вернувшись к себе в комнату, Изабель задумалась, не уехать ли ей в Мелло – вот уже много месяцев она не видела свой любимый прелестный замок. Жизнь двора со всеми ее хитросплетениями забирала все ее время, поглощала целиком, и дни мелькали так быстро, что и смену времен года трудно было заметить. В Мелло к тому же она могла бы видеться с принцем… Он жил в Шантийи, где затеял множество обновлений, предполагая в благоприятный сезон принять у себя короля и его двор с пышностью, достойной дома Конде.

В ее отношениях с де Конде время многое изменило. Вспышки страсти, которые толкали их друг к другу, сплетая почти что в звериных объятиях, утихли, одарив их радостью взаимного доверия и нежности, какой Изабель никогда не ожидала от своего принца. Вера принца в свою возлюбленную, которую она никогда не обманула, сделала свое дело. Странная болезнь, от которой Людовик страдал в юности, снова стала к нему возвращаться, но его сестра, герцогиня де Лонгвиль, ставшая после всех своих опасных авантюр необыкновенно набожной, хоть и приезжала порой пожить к брату, не обращала на нее никакого внимания. Она была устремлена к небесам и все земное отныне считала пустяками. Супругу принц по-прежнему не выносил, и она жила то в одном замке, то в другом, но всегда там, где не было мужа. Она больше не виделась с сыном, который жил теперь с отцом и вскоре должен был жениться на принцессе Анне Баварской. А у Клер-Клеманс появились немалые странности, говорящие о том, что Людовик де Конде не был так уж не прав, опасаясь дурной наследственности по линии ее сумасшедшей матери.

Хорошенько подумав, Изабель твердо решила отправиться в Мелло и, когда просила разрешения на отъезд у Мадам, пригласила с собой и ее, чтобы Генриетта немного развеялась.

– Я бы поехала с радостью, – ответила ей принцесса. – Но сейчас это невозможно. Король, желая облегчить возвращение своей любовницы, решил переехать вместе с двором в Сен-Жермен.

– Но ваше высочество не обязано за ним следовать.

– Обязана… Его Величество этого пожелал. Мы непременно должны видеться, тем более что я вынуждена была согласиться и оставить Лавальер среди моих фрейлин.

– Не может этого быть!

– Может. Как вы знаете, Новый замок, который отведен для семьи герцога Орлеанского, располагается неподалеку от Старого замка. Их разделяет только небольшой парк. Живя там, все чувствуют себя свободнее. К тому же в парке немало местечек, где можно видеться, избегая чужих глаз, – прибавила Мадам с горечью, которую ей не удалось скрыть.

Несколько секунд она молчала, потом призналась:

– И все-таки об одной вещи мне удалось договориться. В случае, если эта девица будет ждать ребенка, ее заберут от меня, и она станет фрейлиной в свите королевы!

– Королевы? Поруганной супруги? Наяву я это слышу или во сне?

– Наяву. Свита моей золовки гораздо более многочисленна, чем моя. Там она будет незаметна, появится на короткий срок, а потом будет жить в отдалении до… Но мы еще посмотрим, что из всего этого выйдет! – голос Мадам сорвался чуть ли не на крик. – Может настать день, когда я ее просто не вынесу! Господи боже мой!

Внезапно она поднесла к губам платок, сильно побледнела, огляделась вокруг и, увидев пустую вазу на консоли, схватила ее обеими руками. Ее вытошнило. Изабель поддержала бедняжку и громко позвала служанок, чтобы они помогли уложить принцессу в постель. Сев у постели Генриетты, она с беспокойством стала к ней приглядываться. Вот уже несколько дней Генриетта плохо выглядела, жаловалась на слабость, отказывалась от еды.

– Мадам часто чувствует тошноту? – спросила Изабель.

– Почти каждое утро. И еще, когда приходит Месье… Он душится такими духами…

– А что говорят врачи?

– Ничего! Я не желаю видеть никаких врачей! Вы представить себе не можете, до чего я их ненавижу!

Изабель рассмеялась, и ее смех не понравился Мадам.

– Не вижу, что тут такого смешного.

– Нет ничего смешного, но есть радостное: все это значит, что Мадам ждет ребенка. И что я очень счастлива быть первой, кто ее с этим поздравляет. Месье будет на седьмом небе!

– Вот в этом я не уверена, – прошептала Генриетта и, откинувшись на подушки, закрыла глаза, давая этим понять, что хочет спать. Или делая вид, что хочет.

Изабель поняла ее и разделила ее беспокойство: до самого последнего дня своей беременности Мадам будет жить в тревоге. Если родится мальчик, на кого он будет похож? Если на Месье, то лучшего и желать нельзя. Супруг будет в восторге и оставит на долгий срок ее в покое, так как интерес красавчика-принца к женщинам был весьма ограниченным. Если на короля, можно будет сослаться на семейное сходство… А если не на короля? В семье Граммонов было свое семейное сходство, отец и сын тоже были очень похожи, и в этом случае…

Но ведь может родиться и девочка…

Вернувшись к себе, герцогиня – в Тюильри благодаря дружбе с принцессой Изабель были отведены небольшие отдельные покои – отругала себя за преждевременное беспокойство. К чему воображать всякие ужасы! Во-первых, Генриетта в самом начале беременности, впереди еще много времени, и многое может измениться. Во-вторых, у принцессы хрупкое здоровье, и неизвестно, сможет ли она выносить ребенка… И вообще, нечего тревожиться заранее. Все в свой час станет ясно. И все же она не могла успокоиться и принялась считать. По ее подсчетам выходило, что опасаться можно было только де Гиша, потому что уехал он совсем недавно. Король же заинтересовался Лавальер, похоже, гораздо раньше. В общем, нужно было только узнать, когда он сделал ее своей любовницей. Сказать это мог только один-единственный человек – граф де Сент-Эньян.

Граф был неравнодушен к Изабель, но трудно было себе представить, что он готов открыть ей все секреты, которые казались ему, судя по важному виду, чуть ли не государственной тайной. В конце концов, отцом мог быть и Месье, законный супруг. Он хоть и не жаловал женщин, но никогда не скрывал своего намерения и желания иметь детей, чтобы продолжить свой род на тот случай, если «старшая линия угаснет», как он говорил. Так что время от времени он навещал свою супругу, хотя ночи с ним – его молодая жена не скрывала этого от Бабель – были для нее нелегкой обязанностью.

Но не прошло и нескольких часов, как Изабель позабыла о сложных взаимоотношениях царственных особ, потому что ей предстояло заняться проблемами в собственном доме, постаравшись их как-то разрешить. На главной лестнице, прыгая через две ступеньки, Бастий догнал Изабель. Он сообщил ей, что госпожа де Бутвиль вернулась из Валансэ больная, остановилась в Мелло, надеясь увидеться с дочерью, и, никого там не встретив, отправилась дальше в Преси, попросив, чтобы дочь приехала к ней.

– Зачем она уехала? Почему не осталась у меня? Впрочем, спрашивать без толку! А кто приехал к нам с этими вестями?

– Сын Грандье. Мать снаряжала его в Париж за покупками, когда привезли из Преси поручение от госпожи де Бутвиль, он и приехал. Сейчас поехал выполнять поручения матери, а я поспешил к вам.

– Сейчас же предупрежу Мадам, и мы отправимся в путь. Если мама пожелала быть непременно в Преси, значит, она больна всерьез. Но прежде придется заглянуть ко мне и собрать вещи.

– Не беспокойтесь, Агата уже все сложила и ждет вас в карете.

Несмотря на охватившее ее беспокойство – Изабель очень любила мать, хотя виделись они не часто, – она не могла не улыбнуться.

– Чем я заслужила таких чудесных помощников, как вы? Подожди меня здесь, Бастий! Я только загляну на минутку к Мадам!

В покоях Мадам Изабель увидела только госпожу де Лафайет, вернувшуюся от королевы-матери. Изабель в нескольких словах рассказала ей свои новости и попросила извиниться за нее перед принцессой.

– Не знаю, сколько времени мне придется отсутствовать, – сказала она.

– Поезжайте и не о чем не тревожьтесь, – успокоила ее госпожа де Лафайет. Мадам очень привязана к своей матери, так что она вас поймет. Однако постарайтесь быть осторожной и не вздумайте заразиться. Вы знаете, как мнителен Месье. При нем даже чихнуть нельзя!

– Берегите Мадам, – прибавила Изабель, обнимая на прощание приятельницу.

Приказав следовать за собой Бастию, Изабель скорым шагом прошла по галерее, а по парадной лестнице, вопреки этикету, просто побежала бегом, подхватив юбки. Она и внимания не обратила на два ряда швейцарцев, выстроившихся шпалерами в просторной прихожей замка. С каждой секундой беспокойство Изабель за здоровье матери возрастало. Как только она приедет в Преси, она тут же пошлет курьера в Шантийи к принцу и попросит его прислать доктора Бурдело, лечившего всех Конде. Это был единственный врач, которому она безоглядно верила.

Изабель, все еще придерживая юбки, чтобы они ей не мешали, влетела в парадную дверь и словно врезалась в стену! Таково было ее первое, довольно неприятное ощущение.