Жюльетта Бенцони - Принцесса вандалов

– Пойдите по крайней мере и приведите сюда Месье. Он главный наместник королевства, он распорядится…

Продолжения Изабель не слышала. Мадемуазель закричала ей прямо в ухо:

– Я пойду и найду его! Клянусь, что он будет здесь, чего бы мне это ни стоило! А вы идите к воротам Сент-Оноре и постарайтесь открыть их!

Изабель поспешила туда, но ничего не добилась. Ворота Сент-Оноре тоже остались на замке, а Изабель со слезами на глазах следила, как небольшое войско принца двинулось вдоль крепостных стен, чтобы, сделав огромный крюк и обогнув Париж, выйти на северную дорогу, ведущую к Шарантону. А как было бы быстро и удобно пройти до нее вдоль Сены!

Единственное, что удалось Изабель, так это отыскать президента Виоле, который, как известно, подыгрывал и нашим и вашим. Он согласился переговорить с Конде и готов был даже предложить ему войти в Париж, но одному, без своей армии.

– Он никогда на это не согласится! – возмутилась Изабель. – Я уж не говорю, что это предложение похоже на ловушку!

Принц и в самом деле не согласился, но передал с Виоле записку своей подруге.

«Как мне было бы сладко, сердце мое, обрести в ваших объятиях забвение этого кошмара, но ваша благородная кровь поможет вам меня понять…»

Что касается Мадемуазель, то она так и не увиделась со своим отцом. Она сначала заехала к себе, а там ее ждала госпожа де Фиеск, одна из приятельниц, которая немедленно успокоила ее, уверив, будто мир будет подписан с минуты на минуту и уже завтра о нем будет всем объявлено. Тяжкая ноша упала с плеч Мадемуазель, она очень обрадовалась новости, приказала подать себе ужин и легла спать, не подозревая о том, что завтрашний день прославит ее навечно и впишет ее имя в Историю.

А назавтра, второго июля, войско де Конде, ставшее лагерем в предместье Сент-Антуан, на рассвете было атаковано королевскими войсками. Битва в Сент-Антуанском предместье началась и, хотя дрались французы с французами, была яростной. Казалось, что вернулись религиозные войны! Пятнадцать тысяч человек отчаянно бились на тесных улочках. Три тысячи воинов, в основном сторонников Конде, лишились жизни. Солдат оттеснили к воротам Сент-Антуан, и все они погибли бы, если бы ворота не открылись…

Мадемуазель с крепостной стены увидела, что́ грозит воинам Конде, сбежала вниз, вскочила на первую попавшуюся лошадь и помчалась в Люксембургский дворец, чтобы забрать у своего отца ключи от ворот – у Месье хранились все ключи.

Разумеется, Его Высочество плохо себя чувствовал. Однако не настолько плохо, чтобы лежать в постели. Жара стояла страшная, поэтому Месье лежал на подушках в тени в своем великолепном парке, его обмахивали опахалами и подавали прохладительные напитки. Подобное зрелище возмутило его наследницу.

– Как вы можете блаженствовать тут, отец, когда в нескольких шагах идет жестокая битва?

– А чего бы вы хотели от меня, дорогое дитя? Воители эти сошли с ума! Драться в такую жару! Да это бред какой-то!

– Может, и бред! Но вы должны быть с ними вместе! Разве вы не союзник нашего родственника де Конде?

– Конечно, союзник… Но я не обязан нестись за ним следом всякий раз, когда ему придет в голову сделать глупость!

– Его жизнь в опасности! Погибла уже не одна сотня его солдат! Если вы настолько плохо себя чувствуете, что не можете быть вместе с ними, дайте мне ключ и приказ открыть Сент-Антуанские ворота, иначе Тюренн раздавит там всех!

– Вы, как всегда, все драматизируете! Вы же понимаете, что у меня нет под рукой бумаги!

– Бумагу я взяла у вас в кабинете, все уже написано, вам осталось поставить подпись!

Лицо Месье приняло привычное для него насмешливо-капризное выражение.

– А что если мы позволим им закончить сражение? Тогда наконец настанет долгожданный мир, и я с радостью увижу вас…

– Даже не думайте! Подписывайте! Если не хотите, чтобы я прыгнула в гущу битвы с крепостной стены!

– Что вы сделаете?

– Вы прекрасно слышали! Подписывайте, говорю вам! Иначе вы себя обесчестите, но я не последую за вами по дороге позора!

Месье поставил свою подпись и вновь откинулся на подушки, подумав про себя, что порой дети тяжкое испытание.

А Мадемуазель уже мчалась во весь опор к месту битвы. Ни секунды не медля, она передала приказ открыть ворота господину де Ла Лувьеру, который отвечал за них и за крепость Бастилию, защищавшую эти ворота. Передав приказ, Мадемуазель ринулась к Бастилии и взлетела по лестнице на самый верх, на площадку башни, где располагались пушки. Она распорядилась привести пушки в боевую готовность, а Сент-Антуанские ворота едва не были разнесены под напором хлынувших в них воинов Конде. Помощь подоспела вовремя. Еще несколько минут, и сам Конде, и его соратники были бы сметены с лица земли. Грянули пушки, целясь в их преследователей, и преследователи отступили в безупречном боевом порядке. Сражение у заставы Сент-Антуан закончилось, и Мадемуазель заняла свое место в истории Франции – отныне и навсегда ее будут называть Великая Мадемуазель!

По существу, единственным победителем в этой битве была она, но это не помешало спасенным ею воинам приписать эту победу себе. Де Тюренн поступил точно так же, возможно, с бо́льшим основанием. Потери в рядах войск де Конде были значительные. Многие друзья принца, и среди них де Кленшан, были убиты, другие, как де Немур, тяжело ранены… Ларошфуко получил пулю из мушкета прямо в лицо, она попала чуть ли не в переносицу, он всю жизнь будет мучиться с глазами и едва не ослепнет.

Госпожа де Шатийон приехала на место сражения вместе с госпожой де Немур, которая, как и в прошлый раз, когда ее супруг лежал в Монтаржи, попросила Изабель о помощи, и теперь плакала горючими слезами возле носилок, где лежал раненый. В эту минуту перед ними появилась Мадемуазель, разгоряченная боем, и, словно смерч, обрушилась на Изабель. Она объявила во всеуслышание, что герцогиня де Шатийон со своими так называемыми переговорами с Мазарини и есть причина случившейся драмы! Из ее обвинений едва ли не следовало, что Мазарини подкупил Изабель![12]

Изабель не осталась в долгу и сказала немало «теплых» слов в адрес Месье, который и на этот раз не двинулся с места, снова предав своих друзей. Двух разгорячившихся дам развели в разные стороны, но позже они встретились в доме аббата д’Эффья, который жил неподалеку и пригласил дам к себе.

Впрочем, Изабель не нуждалась в защите, поскольку действовала не только с согласия, но и по просьбе принца и его друзей. Что же до Мадемуазель, которая выслушала благодарность принца, но не дождалась от него никаких теплых чувств, то в своих «Мемуарах» она написала: «Он бы должен был благодарить меня не просто с любезностью». И двумя строками ниже: «Мне было трудно перенести его равнодушие!» Но какие бы чувства ни испытывала Мадемуазель, супруга принца Конде вскоре оправилась после бесконечных недомоганий, вызванных неблагополучной беременностью, и надежда на брак развеялась как сон.

В то же самое время госпожа де Лонгвиль и ее младший брат писали из Бордо принцу: «С огромной радостью узнали о сражении в Сент-Антуанском предместье и о том, что вы прекрасно себя чувствуете после столь доблестного дела…»

Изабель после нелегкого дня вернулась домой, а ночью к ней приехал ее принц, мечтая насладиться в ее объятиях желанным отдыхом после ратных трудов…

Отдыхом? Как же! Едва утолив жажду обладания своей обожаемой любовницей – и не один только раз! – принц вместо благодетельного сна, который был так ему необходим, вновь вспыхнул гневом, не оставлявшим его в течение всего дня. Ему не давала покоя мучительная мысль. Париж, тот самый Париж, который недавно обожествлял его, теперь от него отвернулся и не открыл ворота! Не приди им на помощь Мадемуазель, парижане позволили бы им всем погибнуть перед накрепко закрытыми воротами, равнодушно наблюдая, как они умирают! Но они заплатят ему за равнодушие и подлое предательство! И в первую голову парламент и эшевены, которых он обвинит в измене!

Негодовал принц и на испанцев. Негодяи не выполнили своих обещаний! Пошли они хотя бы небольшой отряд, и он бы помог им в сражении!

Принцу и в голову не приходило, что именно флаги союзников-испанцев, которые он присоединил к своим собственным, вызывали особое недоброжелательство парижан.

Сражались вместе с Конде только люди де Бофора, который воевал из ненависти к Мазарини.

Изабель смотрела на разъяренного Конде с ужасом, но ничего не могла поделать, так как он пригрозил запереть ее, если она посмеет вмешиваться в его дела! После чего уселся за стол и написал гневное послание в Мадрид. Затем призвал – в дом Изабель! – своих офицеров, отдал им приказ, и вскоре они привели к принцу немало сомнительных личностей, какие всегда появляются во время смут. День третьего июля проходил в суете, появлялись, исчезали какие-то люди, о чем-то переговаривались и договаривались. Изабель в этих переговорах не участвовала. Она могла лишь волноваться за верных друзей, которые, сильно пострадав, залечивали раны.

Изабель навестила де Немура в особняке Вандом. Со времени совместного путешествия в Монтаржи Изабель поддерживала дружеские отношения с его женой. Как выяснилось, рана де Немура оказалась не такой опасной, как казалось поначалу, когда он лежал, залитый кровью. Тем не менее с постели он пока не вставал. Ларошфуко уехал к себе в имение вместе с сыном и секретарем Гурвилем, из-за раны он почти потерял зрение и опасался полной слепоты. Гито также отправился в родные края. Но больше всего Изабель тревожилась о своем брате, обожаемом Франсуа, который исчез неизвестно куда. Ей посчастливилось встретить Варанжевиля, его близкого приятеля, и он успокоил Изабель. Оказывается, Франсуа де Бутвиль получил легкое ранение и теперь лечится у одной из своих прелестных подружек, имя которой он не стал называть. Впрочем, Изабель не интересовалась именем. Она поняла одно: брат по-прежнему неразлучен с обожаемым принцем и всюду следует за ним по пятам. Утешало, что он, скорее всего, останется в стороне от очередной авантюры, которую, как опасалась Изабель, затевал принц. Волновалась она не напрасно.