И никак не мог определиться с оценкой данного факта.

Хорошо ли, что это событие нарушило привычный, устоявшийся ход жизни здесь, на Горячем ручье?

Или наоборот — плохо?

Нет, для лежащей без сознания красотки это, безусловно, великолепно. Надо же — упасть так удачно, и не где-нибудь в безлюдной тайге, а именно здесь, где он и Алиса. Алиса, точнее, а потом уж он… Просто сказочное везение.

А вот для Соболиного заповедника, для лайки Алисы, для него, свыкшегося с одиночеством и отсутствием каких-либо контактов с противоположным во всех отношениях полом?

Егерь, еще будучи студентом, понял, что все зло в этом не подчиняющемся законам здравого смысла мире исходит от женского сословия.

Выходит, провидению еще раз приспичило испытать мужской характер на прочность и устойчивость?

А может, права старинная народная мудрость — все, что ни делается, к лучшему?

Мысли егеря беспорядочно сменяли одна другую, как цветные стеклышки в калейдоскопе, и никак не желали сложиться в четкий и определенный узор.

Все, что ни делается…

Собака, чтобы не мешать хозяину думать, замерла, положив умную морду на ловкие натруженные лапы.

К лучшему?..

Но уцелевшая жертва катастрофы нарушила как собачий покой, так и душевные терзания мужчины.

— Сорри, — прошептала незнакомка, не открывая глаз. — Сорри.

Егерь подался корпусом вперед, чтобы лучше слышать.

Значит, звездно-полосатый флажок на ее комбинезоне не соврал.

— Сорри, где мои принцессы? — спросила американка по-русски, с едва заметным акцентом. — Где?

— Кто-кто?

— Куклы, мои кук…

Американка оборвала фразу на полуслове и вновь погрузилась в небытие. Егерь прошелся по избе.

— Еще нам не хватало каких-то принцесс, каких-то кукол… — Он вернулся на табурет. — Впрочем, будет хоть с кем поговорить. Хорошо, что она по-русски знает…

А за окном в полные суверенные права вступала жесткая метель, которой ассистировала колючая и стылая пурга…


6

Хищные глаза


Принцесса очнулась — и по боли, от которой саднили щеки, лоб и нос, поняла, что вопреки трагическим обстоятельствам ей все же удалось уцелеть.

Не открывая глаз, она проанализировала внутреннее состояние своих органов.

Сердце билось чуть чаще, чем обычно.

Дыхание оставалось ровным и абсолютно незатрудненным.

В желудке шевелилась тошнота.

А в области гениталий почему-то чувствовалось легкое покалывание.

Вот чуть не случилась величайшая глупость на свете, почему-то подумала она. Расстаться с жизнью, так и не попробовав, что такое секс, этот пресловутый секс… пусть и без любви.

Правда, говорят, что с любовью это гораздо лучше…

Закончив вслушиваться в себя, Принцесса, по-прежнему не поднимая век, начала сканировать окружающую обстановку.

Судя по теплоте и слабой подвижности воздуха, тело ее находилось в помещении.

Но где именно и как она в это самое помещение попала? Это явно не больница — не чувствуется запаха лекарств…

Последнее, что ясно и четко помнила чудом спасшаяся Принцесса, — это как инструктор выталкивает ее наружу, обмякшую, не сопротивляющуюся, скованную паническим ужасом надвигающейся катастрофы.

От остального в памяти остались лишь обрывки, как от безумно смонтированной киноленты, как от недоделанного триллера, как от финала техногенного ужастика, как от кошмарного сна, завершающегося падением, которое никак не кончается…

Принцесса инстинктивно сгруппировалась, как ее учили.

Принцесса старалась беречь конечности во время непроизвольных кульбитов по пружинящим хвойным веткам.

А дальше — удар, хруст, погружение в темноту сугроба и отключившееся сознание.

Сейчас же Принцесса лежала на горизонтальной поверхности, явно застеленной какой-то шкурой, чрезвычайно лохматой и пахнущей чем-то диким и опасным.

Принцесса напряженно вслушивалась в окружающую действительность.

Сквозь завывание ветра, сквозь мерный гул какого-то механизма, сквозь наружный шум разгулявшейся стихии она различила чье-то дыхание.

Принцесса осторожно приподняла веки.

В полумраке комнаты с низким потолком и бревенчатыми стенами она разглядела две пары зрачков, уставившихся прямо на нее.

По силуэтам догадалась: одна пара — та, что выше, — принадлежит человеку, а та, что ниже, — волку.

Похоже, опасность не миновала. Просто одна опасность пришла на смену другой. Что же с ней будет?..

Принцессе вдруг вспомнилась страшная и захватывающая сказка, которую ей, совсем маленькой, любила рассказывать ее русская бабушка, — сказка про царевича, серого волка и принцессу.

Нет, там была не принцесса, а, кажется, лягушка, но не простая, а лягушка-царевна…

Или царевна-лягушка — это совсем из другой сказки…

— Я живая? — на всякий случай осведомилась Принцесса.

— Еще как живая, — ответил низкий, немного хрипловатый голос. — Еще как. Это надо умудриться — уцелеть в такой катавасии. Вовремя вы покинули обреченную машину.

— Это инструктор! Силой вытолкнул меня. Инструктор! Я бы сама, наверное, не сообразила.

— Да, ступор — это хуже паники.

— А что с ним?

— С кем?

— С инструктором?

— Наверное, не успел.

— Вы уверены?

— Увы, но кроме вас мы никого уцелевшего не нашли.

— Значит, я спаслась одна?

— Похоже на то.

— Мне, наверное, повезло?

— Как минимум, трижды. Вы не остались в сгоревшем вертолете, вы упали на столетний кедр и вы приземлились в гигантский сугроб. Сказка, иначе и не скажешь.

— Сказка?

— Ну да.

— А это, сорри, рядом с вами не волк?

— Это собака, — рассмеялся незнакомец. — Сибирская лайка. Но предки ее точно были полярными волками.

В подтверждение своей хищной родословной Алиса зарычала.

— Фу! — Хозяин погладил верную собаку за ушами. — Свои!

— Грозный песик.

— Да у вас на Аляске почти таких же собак разводят.

— Мне не посчастливилось побывать на Аляске.

— Мне тоже не довелось. Впрочем, как и в Калифорнии, и во Флориде.

— Флорида — это райское место, но только не в сезон ураганов.

— А у нас тут ни тайфунов, ни торнадо, ни прочих смерчей. Лишь метели да пурга.

— Можно, я отдохну? — жалобно попросила Принцесса, уставшая от этого странного светского разговора.

— Разумеется.

Американка отвернулась к стене.

Хозяин задумчиво гладил собаку промеж ушей крепкими пальцами.

Лайка от удовольствия жмурилась и тихонько повизгивала.

Американка, застонав, повернулась в прежнее положение.

— Как закрою глаза, так сразу вижу падающий вертолет.

— Ничего, пройдет.

— Надеюсь.

— Я однажды попал в небольшую аварию на шоссе. — Хозяин оставил собаку в покое. — Так мне грузовик, врезающийся нам в бок, снился год, не меньше.

Егерь замолчал, вспоминая тот момент, когда между неуправляемым грузовиком и отчаянно тормозящим внедорожником оставалось меньше метра.

Вопрос гостьи вернул хозяина в реальность.

— Это вы нашли меня?

— Нет, скажите спасибо Алисе, — он снова приласкал собаку, — это она вас нашла и откопала.

— Сенкью, Алиса.

Лайка в ответ махнула роскошным хвостом, изогнутым, словно калач.

Такие пышные калачи с маком стряпала до самой своей нелепой смерти ее русская бабушка.

Остаться в Америке после завершения гастролей Большого театра, устроиться на Бродвее в самом кассовом мюзикле, пусть и в кордебалете, умудриться выйти замуж за овдовевшего старика-миллиардера, родить ему единственного сына, дождаться появления внучки, рассказать малютке самые жуткие сказки своей бывшей родины… И закончить дни под колесами такси, за рулем которого находился обкуренный мексиканец, угнавший машину от пиццерии…

— Можно один вопрос? — Незнакомец прервал детские воспоминания спасенной Принцессы.

— Сколько угодно.

— Вы американка?

Этот вопрос заставил Принцессу усомниться в реальности происходящего.

Ведь и телевидение, и радио, и газеты, а тем более Интернет целых полтора года обязательно включали в свои сообщения новости о Принцессе, собирающейся туристкой на орбиту.

— Ничего более странного спросить не могли? — Выжившая жертва катастрофы любовно погладила звездно-полосатый флажок, нашитый точно напротив ее сердца. — Можно подумать, вы не смотрите телевизор.

— У меня нет этого идиотского ящика.

— Почему?

— Я сознательно и полностью отрезал себя от мира, где царствуют исключительно потребительские отношения. Да и природа куда интересней любой передачи, не так ли?

— Наверное.

— А если учесть, что на фоне великолепных закатов и восходов никогда не бывает рекламных вставок, а стаи пролетающих гусей вполне заменяют любой шпионский сериал, то сплошная благодать. Ни стрельбы, ни драк, ни пыток.

— О да!

— Конечно, вы можете вполне резонно возразить, что в естественной среде тоже с избытком жесточайшей борьбы за выживание. Волк рвет зайца, лиса хватает мышь, орел клюет змею… Но это же совершенно другое. Если насилие в естественных условиях воспринимается как способ выжить, то на экране насилие выглядит отвратительно. А показывать изощренные пытки и кровавые убийства ради поднятия рейтинга передачи — это мерзко и гадко.

— Наверное, вы правы.

— Никогда не понимал, отчего репортерская братия так обожает похороны. Лучше бы показывали свадьбы, свадьбы и свадьбы. Ведь нет ничего прекрасней на свете, чем невеста в подвенечном платье, в полупрозрачной фате!