Она же попадала то в теплый, упрямый, твердый нос, то в сочные, вкусные, податливые губы, то в колючий подбородок.


10

Роковое признание


Студент перенес затихшую Принцессу через порог, как положено новобрачным.

Студент положил свою Принцессу на медвежью шкуру.

Кротко поцеловал в нос.

Освободил от шапки.

Сочно поцеловал в губы.

И наощупь стянул с любимой валенки.

Она ответила встречным слабым поцелуем.

Студент понял, что у его ненаглядной силы на исходе.

Развернул полушубок, но не понес на вешалку, а накрыл им изумительные очертания, проступающие сквозь влажную простыню.

— Вери велл, — прошептала совсем неслышно Принцесса. — Вери велл.

— Может, тебе одеться?

— Нет. — Принцесса блаженно улыбнулась, вспоминая банную эпопею. — Лучше найди сухую простыню.

— Будет исполнено.

Студент ринулся к шкафу, благодаря небо за то, что когда-то, непонятно зачем, запасся постельным бельем самой престижной итальянской марки.

Наверное, сам не подозревая, он готовился к этой встрече.

— Давай-ка помогу… — Студент приподнял полушубок, давая Принцессе возможность сменить простыню.

Та это сделала немного неловко, но без малейших признаков стыдливости.

Студент, пользуясь удобным моментом, наслаждался видом прелестной наготы.

Там, в бане, он воспринимал ту, которая ответила любовью на его любовь, какими-то потрясающими фрагментами.

Грудь — то одна, то другая.

Бедро.

Голень.

Запястье.

Шея.

Промежность.

Ляжки.

В общем, сексуальный набор.

И все это — сквозь волшебное марево восторга и обожания, сквозь чудесный туман осуществленной мечты, сквозь пелену сбывшейся надежды, сквозь метельную снежность, сквозь мутность пурги.

Здесь же Принцесса смотрелась обыкновенной женщиной.

Все как надо и где надо.

Но от этого открытия, от этого прозрения Студенту еще больше захотелось понежить это милейшее существо, принадлежавшее теперь исключительно ему, и никому больше.

Только ему — таежному отшельнику, все-таки дождавшемуся своего реального счастья.

Она завернулась в свежую простыню и легла набок, поджав колени.

Он осторожно накрыл ее тяжелым полушубком.

— Дорогая, тебе надо поспать.

— Хорошо, милый.

— А я пока пойду в бане приберусь.

— Стой.

— Хочешь, чтобы я тебя побаюкал?

— Хочу.

— Отлично. — Студент придвинул табурет как можно ближе. — Может, колыбельную спеть?

— Нет.

— Почему?

— Скажи, ты любишь меня?

— Зачем задавать нелепые вопросы, которые не требуют ответа?

— Нет, скажи все-таки — любишь?

— Люблю! — Студент поцеловал Принцессу чуть ниже розовеющего после банных испытаний уха. — Люблю!

— А ты знаешь, что я тебя обманула самым мерзким образом?

— Хочешь сказать — это была не девственная плева?

— Фак!

— Так ты еще и ругаться умеешь?

— Ты можешь не перебивать? Мне очень трудно говорить, а тем более правду.

— Извини, дорогая, извини.

Принцесса тут же получила сатисфакцию в виде череды поцелуев от макушки до пяток.

И самых интимных ласк.

— Не балуйся.

Студент выпрямился и демонстративно сложил руки на груди.

— Я понимаю: тебе необходим отдых, понимаю.

— Сейчас я тебе все скажу, и можешь быть свободен часа на три.

— Только не вздумай сказать, что ты отдалась мне без любви, а ради научного эксперимента.

Студент сердито надул щеки и выпятил губы.

— Мой хороший, мой единственный и неповторимый…

— Приятно слышать.

— Не перебивай, прошу.

— Извини, извини, извини.

— Я, как бы это правильно выразиться по-русски… Не то, что ты обо мне думаешь.

— Так ты не американская космонавтка?

— Астронавт я, астронавт, но не профессиональный.

— Это как понимать?

— Я должна была отправиться на Международную космическую станцию в качестве туриста.

— Стоп, стоп, дай сообразить.

— За собственный счет.

— Ты намекаешь, что у тебя много денег?

— Очень много.

— Никогда бы не подумал.

— Почему?

— Потому что деньги, особенно слишком большие, портят людей.

— Не всех.

— Но ты совсем не похожа на чересчур богатую особу, совсем не похожа. — Студент для подтверждения своих недоуменных слов чмокнул Принцессу в щеку. — Совсем не похожа.

— Увы, Стью, но я и правда в некотором роде принцесса. Дочь автомобильного короля.

Принцесса закусила губу, ожидая бурной реакции на сногсшибательное заявление.

Егерь лишь усмехнулся.

— А я — царь всех сибирских соболей.

— Стью, я серьезно — мой папочка входит в первую десятку американских миллиардеров.

— В первую десятку миллиардеров, — повторил егерь. — В первую десятку…

Наконец-то мельтешение и неразбериха событий последних трех суток прекратились, и смутные фрагменты сложились в четкий и логичный узор, от которого повеяло…

— Дочь миллиардера!

Егерь осторожно поцеловал самую желанную невесту мира в губы.

Та даже не ответила.

Он повторил поцелуй, но более страстно.

Результат отрицательный.

— Похоже, Принси, ты не шутишь.

— Но мы же не выбираем, в какой семье родиться.

— Кому как повезет.

— Вот и в любви то же самое.

— Значит, нам повезло?

— Конечно.

— Может быть, Принси, ты и права.

— Конечно, права.

— По крайней мере, будет что вспомнить.

— Мне тоже… Ты огорчен?

— Да практически нет. Видишь ли, я и так не питал особых иллюзий. Так как смешно думать, что американка променяет Международную космическую станцию на сибирскую таежную избушку.

— Хочешь, я скажу отцу, и он здесь такой райский уголок для тебя устроит — спутниковую связь, телевидение, дополнительное благоустройство…

— И мы будем каждый день с тобой беседовать по телефону.

— Я не против. Ты будешь мне рассказывать про соболей, я тебе — про невесомость.

— Нет, мне как-то не хочется возобновлять активные контакты с цивилизацией.

— А со мной?

— Принси, давай договоримся так. Когда ты уедешь, я буду просто мечтать, что, быть может, когда-нибудь ты вернешься. А телефон только все испортит.

— Боишься, что однажды я объявлю, что выхожу замуж?

— Да.

Замолчали.

Принцесса понимала, что после такого признания не надо больше никаких слов.

Студент же пытался убедить себя, что по большому счету ничего ужасного не произошло.

Подумаешь, дочь миллиардера.

Не инопланетянка же, в конце концов.

Обыкновенная женщина, обремененная капиталом.

Конечно, никогда не быть ему женихом той, которую он любит. Не быть…

Егерю надоело терзаться, прикидывая недоброе будущее, и он деловито вернулся в почти невероятное настоящее.

Факт, как говорится, налицо: американская миллиардерша отдалась ему по доброй воле и согласию.

А это дорогого стоит.

Не каждому такое доводится испытать, далеко не каждому.

Так что хватит нюни распускать.

Подумаешь, дочь миллиардера.

Не инопланетянка же, в конце концов.

Обыкновенная женщина, обремененная капиталом.

— Принси, лучше посоветуй отцу…

— Что? Стью, что?

— Лучше посоветуй отцу, чтобы на месте гибели вертолета поставили какой-нибудь памятник.

— О'кей. Закажем самому лучшему дизайнеру черную мраморную стелу с позолоченным вертолетом.

— По крайней мере, эта трагедия, подарившая мне самые счастливые дни моей жизни, будет увековечена.

— Самые счастливые дни, — повторила срывающимся голосом Принцесса. — Самые, самые…

И она вдруг зарыдала, не сдерживая ни слез, ни воплей, ни соплей.

Егерь не стал утешать миллиардерскую дочку.

Он подозвал отдохнувшую лайку.

— Ну что, красавица, пойдем подышим свежим воздухом? — В сопровождении верной собаки егерь, не оглядываясь, двинулся к двери. — Пусть наша гостья отоспится как следует.

Хозяин выпустил собаку на крыльцо и сам вышел следом.

— Пусть выспится…


11

Падающая звезда


Нарыдавшись, Принцесса уткнулась в подушку.

Теперь ей предстояло подвести хотя бы предварительный итог случившемуся.

Она никак не могла определиться в оценке того, что произошло, — то ей казалось, будто она совершила самую большую глупость на свете, то, наоборот, хотелось верить в сбывшуюся мечту, в мечту, которая осуществилась только наполовину.

Принцессу подташнивало, как после кросса по пересеченной местности.

Принцессу ломало от основания черепа до пяток, словно после центрифуги, настроенной на десятикратную перегрузку.

И особенно ныло и саднило там, где полагается, и чуть глубже.

Но она все принимала как должное и терпела.

Она привыкала к тому, что не менее получаса назад стала женщиной во всех смыслах этого изумительного слова.

Женщиной!

А ведь эта холеная красота могла остаться не востребованной ни одним настоящим мужчиной.

Женщиной!

А ведь эта принципиальная девственность могла уйти в мир иной, так и не познав ни любви, ни секса, ни взрывчатой смеси этих самых изумительных, самых непредсказуемых, самых желанных чувств.