Она выполнила команду, немного неловко и стеснительно.

Он же в это время созерцал веники, как бы прикидывая, сколько листьев осталось на каждом, а сколько прилипло к ее коленям, плечам, торсу, пояснице и аккуратным точеным ягодицам.

— Руки по швам!

— Это как? — спросила она шепотом.

— Вдоль тела, значит.

— Боюсь.

— Кого — веника? — Он ободряюще хохотнул. — Да после такой бани тебя уже ничего не испугает, поверь!

— О'кей.

Она снова подчинилась команде.

Производя вениками ритмичные пошлепывания, синхронные похлопывания и аритмичные постегивания, он все же невольно устремлял любопытствующий взор на раскрывшееся перед ним девичье обнаженное тело.

Она же, привыкшая к тому, что ее нисколечко не смущает его пристальное внимание к порозовевшим соскам, все же упорно держала колени сжатыми.

Он, чтобы дать ей ощущение свободы, оставил на лежбище оба веника.

— Теперь пробуй сама.

— О'кей.

— Только не переусердствуй.

Он повернулся к ней спиной, подхватил еще два свежих веника и принялся охаживать себя, не жалея ни листвы, ни собственного тела.

Таким образом он изгонял из себя пока несвоевременное похотливое желание и доводил организм до идеальной кондиции.

— Все, — сказала она. — Финиш!

— Как бы не так!

— Я больше не могу.

— Тогда вперед — на свежий воздух!

Он схватил ее за руку и потащил за собой наружу, в метель и в пургу.

Она не сопротивлялась.

Он толкнул ее в ближайший к бане пушистый сугроб и сам повалился рядом.

Она задыхалась — то ли от восторга, то ли от контраста между жаркой пьянящей баней и отрезвляющей стужей.

Он густо осыпал ее снегом, зачерпнутым ладонями.

Редеющие снежинки, падающие с небес, тоже добавили бодрящей прохлады.

К обнаженной парочке, барахтающейся в свежем глубоком снегу, внезапно присоединилась лайка.

Собака с разбегу зарылась по самый хвост и уши в сугробную рыхлость.

Недаром старалась непогода двое суток подряд! Егерь и Принцесса были теперь обеспечены высококачественным прохладительным.

Как и собака, активно участвующая в коротком, но яростном безумстве.

Но вот закалка распаренных тел закончилась.

Он выдернул ее из сугроба и подхватил на руки.

Она обняла его за шею.

Он в стремительном темпе доставил утомленную жаром и холодом подопечную в баню, к березовым веникам и интимному полумраку.

Она вновь ощутила возвращение забытого озноба.

Он окатил еще не остывшие камни горячей водой из ковша, и волна горячего пара, радостно шипя, заполнила тесное пространство.

— Как тебе наш сибирский обычай валяться голыми в снегу?

— Это даже круче имитации, — сказала она.

— Имитации чего?

— Возгорания спускаемого аппарата и отказа системы обогрева.

— Конечно, круче, — подтвердил он. — И гораздо безопасней.

— Что безопасней, то безопасней.

Она легла набок, освобождая рядом с собой вполне достаточно места.

Он молча устроился рядом.

Оба чего-то ждали и никак не решались приступать к действиям, чтобы не испортить наконец-то установившегося между ними полного, обоюдного доверия.


7

Чистая любовь


Медленно и неумолимо, подчиняясь законам термодинамики, остывали плоские камни.

Медленно и тяжело оседала завеса пара.

Медленно, постепенно, подчиняясь аксиомам взаимной любви, начинали резонировать между неопытной женщиной и таким же неопытным мужчиной неведомые ощущения, начинали резонировать еще никогда и ни с кем не испытанные чувства, начинали резонировать самые дерзкие желания, начинали обретать плоть так долго не сбывавшиеся мечты.

Она вздохнула как-то по особенному, надеясь, что он наконец-то догадается и перестанет дожидаться неизвестно какого магического знака.

И он уловил: пора.

— Можно, я тебя поцелую? — спросил. Робко, но все же спросил.

— Какой ты глупый.

— Почему?

— А разве мужчины спрашивают разрешение, когда им чего-то хочется от женщины?

— Можно, я тебя поцелую? — настойчиво повторил он вопрос нарочно туповатым и виноватым тоном.

— О'кей, — сказала она, крепко зажмуриваясь.

Он ткнулся носом куда-то между ее лопаток.

— Еще, — попросила она.

Он тронул губами там, где начинается шея.

— Еще.

Она медленно, без суеты сменила положение.

Теперь ему было доступно все, что полагается.

Он не стал прокручивать мысленно всю ту порнушную гадость, которой вдоволь насмотрелся еще в прыщавой юности и после которой в штанах становилось мокро, скользко, противно и досадно.

Он не стал вспоминать многочисленные прочитанные наставления по технике половых сношений — все равно без должной тренировки и навыков ни одна из рекомендуемых поз не получится.

Он доверился своим чувствам и ощущениям.

Только не испугать.

Поцелуй нежней розового лепестка.

Только не вызвать отторжения.

Поцелуй осторожней, чем движение пальцев сапера на мине.

Только не сделать больно.

Поцелуй ласковей, чем облизывание сукой новорожденного щенка.

Главное — не торопиться, пока она не ответит взаимностью.

Поцелуи, череда поцелуев — по-прежнему нежных, по-прежнему аккуратных, по-прежнему ласковых, но чуть более интенсивных — передвинулась тихонько и медленно с предплечья на ключицу.

Она не возражала, но и не отвечала. Она вспоминала свою коллекцию. Принцесса в охотничьем костюме версальской фаворитки.

Принцесса в бальном платье эпохи вальса.

Принцесса в купальнике, но с непременной короной в белокурых локонах.

Принцесса на лыжах из горного хрусталя.

Принцессы из волшебных сказок, из кино и мультфильмов.

А также сводный отряд модниц в натуральных шубках от бобра до шиншиллы.

И невесты, невесты, невесты, жаждущие принцев, умеющих ценить голубую кровь, многовековую геральдику и изящные манеры.

Он, не подозревая о проходящем перед ее мысленным взором легионе эксклюзивных кукол, продолжал настойчиво и целенаправленно тревожить поцелуями шею, плечи, ключицу и снова шею.

Ничего не форсировать. Ему давно хотелось перенести очередность поцелуев на столь близкую грудь, но страх все испортить одним непоправимым движением сдерживал его порыв.

Рано или поздно в ней проснется желание.

Шея.

Рано или поздно…

Плечо.

Непременно проснется.

Ключица.

Она же вдруг утратила интерес к давно не виденным принцессам.

Она вдруг ощутила, что ей становится все приятней и приятней от его неторопливой, бережной и ласковой настойчивости.

Она вдруг ощутила, что такое мужской поцелуй.

Обветренными губами.

С покалыванием щетины.

С многообещающим продолжением.

Его поцелуй.

Она вновь изменила положение тела.

И вот наконец он, замерев от восторга, почувствовал на своем плече ответный, робкий и такой желанный поцелуй.

Она, как исправная ученица, начала повторять его действия.

Но ее поцелуи были гораздо энергичней и страстней.

И тогда он положил одну ладонь ей на бедро, а вторую — на ближнюю грудь.

Она сделала то же самое.

Он пальцами нашарил нежный сосок.

Она накрыла ладонью его левый сосочек, под которым сердце начинало ускоренно гнать кровь, гнать туда, куда требуется.

И вскоре она тоже почувствовала, что кровь поступила куда надо и в должном количестве.

Ее вдруг осмелевшая рука убедилась, что имеет дело с настоящим мужчиной.

Его рука пустилась на поиск того, что доставляет женщине наибольшее удовольствие.

Она послушно раздвинула колени.

Он поймал нетерпеливыми раззадоренными губами ее отвечающие взаимностью губы.

И начался длинный урок по обучению страстным поцелуям.

Не отрывая губ от ее рта, он ощутил, как загрубел и напрягся сначала один сосок этой девственной груди, потом другой.

Ее язык начал поиск его языка.

А он все смелее и смелее нашаривал пальцами внизу лобка заветную упругость.

Она уже ласкала обеими руками то, чему предстояло наконец-то лишить ее девственности…

Он с трудом оторвался от ее затяжного сладчайшего поцелуя.

— Может, попробуем?

— А ты сумеешь?

— Не знаю.

— Стью, я боюсь.

— Я тоже.

— Но мне хочется, понимаешь, хочется.

— Мне тоже.

— Ладно, рискнем.

— Дорогая, ложись, как тебе удобней.

— Хорошо.

— И сама направляй куда надо.

— Хорошо.

— Если будет больно, сразу говори.

— О'кей, милый, о'кей.

— Ну что?

— Я боюсь.

— Я тоже.

— Поцелуй меня как можно ниже.

— С удовольствием.

— И я тебя поцелую куда надо.

— Думаешь, это облегчит процесс?

— Молчи.

Он исполнил все ее требования.

Она же сама проявила инициативу, от которой он издал сладострастный рык.

И вот она свой собственной рукой начала приближать кульминационный момент, о котором любая женщина мечтает как о начале новой, еще неизвестной, но такой счастливой, такой долгожданной, такой прекрасной жизни.

Он подчинялся ее робким движениям и сдерживал, сдерживал, сдерживал невыносимое желание стремительно ворваться в девственное лоно и начать там хозяйничать с пылом победившего завоевателя.