– К тому же, – сказала Лана, – когда вокруг школы стоят толпы репортеров, которые хотят взять у директрисы Гупты интервью про сумасшедшего бомбиста, вряд ли мы будем так уж заниматься испанским.

И она не преувеличила: наша школа – до сих пор эпицентр репортерского «блицкрига», хотя на территорию самой школы репортеров не пускают, и в этом помогают полицейские, которых, судя по всему, вызвал попечительский совет, чтобы они сдерживали толпу.

Но мы как-то ухитрились проскочить мимо них так, что меня никто не узнал – потому что накрыли головы пиджаками от школьной формы и так пробежали. Это было познавательно – я узнала, как человек чувствует себя в бурке.

– Ну, – сказала Лана, как только мы все сели. – Все говорят, что этот Джей Пи спас тебе жизнь. Так что, вы с ним типа встречаетесь?

– Нет, – сказала я и почувствовала, что начинаю краснеть.

– Почему? – Триша заказала себе кофе мокко с обезжиренными сливками и сейчас дула на него, чтобы он остыл. – Он спас тебе жизнь? Это круто.

– Да. – Мои щеки стали такими же горячими, как горячий шоколад в моей чашке, – Я просто… ну, вы понимаете. У меня только-только закончились одни длительные отношения, и я еще не готова прямо сейчас прыгнуть в другие.

– Я тебя понимаю, – сказала Лана, – Я сама чувствовала то же самое, когда порвала с Джошем. Но надо гулять, пока мы молодые, с. какой стати в ШЕСТНАДЦАТЬ лет связывать себя с одним-единственным парнем?

– Я бы не отказалась связаться со Скитом Ульрихом, – сказала Триша,

Ее замечание насчет Скита Ульриха я просто проигнорировала. Хотя, знаете, я думаю так же.

– Я просто… я правда люблю Майкла, И сама мысль о том, чтобы быть с другим парнем… Ну, не знаю» Как-то она меня не вдохновляет.

– Я тебя прекрасно понимаю, – сказала Лана, слизывая с деревянной палочки пену обезжиренных сливок, – Когда мы с Джошем расстались, я все думала: «Джоша никто не заменит, он такой высокий, клевый, умный, и он мог спокойно сидеть на стуле и ждать, пока я делала покупки».

– Точно, – согласилась Триша, кивая. – Это он мог. Ты даже не представляешь, как много парней этого не умеют,

– И мне совсем не хотелось связываться ни с кем другим, – продолжала Лана, – потому что я не хотела, чтобы снова пришлось страдать. Но потом я подумала, что мне нужен новый старт. Понимаешь? Вроде как начать все сначала. И я пошла на одну вечеринку. И именно там я познакомилась с Блейном.

– Блейзом, – поправила Триша.

– Разве его так звали? – спросила Лана с отсутствующим видом. – Ах, да. Но неважно. Он был моим утешительным парнем.

Триша показала на меня деревянной палочкой.

– Тебе нужен утешительный парень.

– Да, – согласилась Лана, – и по-моему, это должен быть Джей Пи. Я к тому, что он как-никак подставил себя под огонь ради тебя.

– Подставить себя под огонь, это ужасно круто, – проинформировала меня Триша. Судя по всему, без малейшей иронии.

Я все равно кивнула.

– Я знаю. Дело в том, что в теории Джей Пи – идеальный парень для меня. Мы оба любим театр, кино, у нас с ним схожее происхождение, и он очень нравится моей бабушке, и мы оба хотим стать писателями…

– И вы оба все время строчите что-то в свои блокноты, – сказала Лана, показывая своим наманикюренным пальцем на мой блокнот. – Как ты сейчас. Между прочим, в этом нет никакого чудачества.

Триша саркастически фыркнула, но я не обратила внимания.

– Да, – сказала я. – И я знаю, что он красивый, и что это круто, что он меня спас, и все такое. Но он… он неправильно пахнет.

Я знала, что они оба уставятся на меня с тупым видом, и они уставились. Потому что они понятия не имели, о чем я говорю.

Никто не понимает. Никто.

Кроме, может быть, моего папы.

– Возьми и подари ему другой одеколон, – сказала Триша.

– Да, – сказала Лана. – Джош когда-то пользовался жуткой дрянью, от которой у меня прямо мигрень начиналась, И тогда я подарила ему на день рождения « Драккар Нуар «, и он стал им пользоваться. И проблема решилась.

Мне пришлось притвориться, что я благодарна им за совет, и что он мне правда пригодился. Хотя на самом деле – нисколько. В этом, как выясняется, и состоит проблема дружбы с популярными ребятами.

Не всегда можно сказать им правду о чем-то; потому что многих вещей они просто не понимают.


23 сентября, четверг, химия


Миа, ты сегодня за ланчем была такая тихая? У тебя все в порядке?

Да, Джей Пи! Все отлично! Просто я… немного ошеломлена.

Надеюсь, не из-за меня.

Нет, что ты, ты тут ни при чем!

Славным парням тоже нельзя говорить правду о некоторых вещах. Ты врешь.

Нет, не вру! С чего ты взял?

У тебя ноздри раздуваются.

ЧЕРТ! Неужели в моей жизни ВООБЩЕ ничего невозможно сохранить в тайне?

Ой. Это тебе Лилли рассказала?

Она. Послушай, меньше всего я бы хотел, чтобы между нами была какая-то напряженность.

Ее и нет! Ну, во всяком случае, почти нет.

Я же тебе говорил, я могу подождать.

Я помню! Это очень мило с твоей стороны, очень.

Я слишком «милый», правда? Но мне слитком много от «славного парня»? Девушки в славных парней никогда не влюбляются.

Нет! Ты вовсе не славный! Ты страшный, помнишь? По крайней мере, если верить твоему психологу…

А ведь правда! А разве тебе психолог не велел, каждый день делать что-нибудь такое, что тебя пугает?

Гм… да.

Тогда давай встретимся в пятницу вечером и куда-нибудь сходим.

Я не могу! У меня в это время дело.

Миа, я думал, мы решили быть друг с другом честными.

Разве у меня раздуваются ноздри? Честно. В пятницу вечером я должна произносить речь на торжественном вечере в Domina Rei.

Отлично, я буду тебя сопровождать.

Нельзя, это только для женщин.

Ну да.

Я серьезно. Можешь мне поверить, я бы сама не хотела в этом участвовать.

Ладно, тогда встретимся вечером в субботу.

Я не могу! Правда, не могу! Мне нужно заниматься. Ты даже не представляешь, на каком тонком волоске сейчас висит мой средний балл Б+.

Хорошо, но рано или поздно ты пойдешь на свидание со мной. И ты забудешь про Майкла, это я тебе обещаю.

Джей Пи, ты даже не представляешь, как я хочу, чтобы это было правдой.


23 сентября, четверг, 20.00, в лимузине по дороге в «Четыре сезона»

Ох, писать ужасно трудно, потому что у меня страшно дрожат руки.

Но я должна это записать. Потому что произошло одно событие.

Крупное событие.

Крупнее, чем взрыв нитрокрахмала. Крупнее, чем то, что Лилли меня ненавидит и, возможно, именно она и сделала сайт ihatemiathermopolis.com. Крупнее, чем открытие, что Джей Пи меня любит. Крупнее, чем открытие, что Майкл меня не любит (больше). Крупнее, чем то, что я начала посещать психолога. Крупнее, чем то, что моя мама вышла замуж за моего учителя алгебры и родила ему ребенка, и что я оказалась принцессой, и что Майкл меня полюбил.

Это событие важнее, чем все, что когда-либо со мной случалось.

Ладно, случилось вот что.

Вечер начинался, как вполне нормальный. Я имею в виду, мы с мистером Дж. делали мои домашние задания (без ежедневных занятий с репетитором мне ни за что не сдать химию и математику, уж это ясно), потом пообедали и наконец я решила, что Лана права: мне нужно взять новый старт. Мне нужно начать сначала. Серьезно. Пришло время оставить позади старое – старого бойфренда, старых друзей, старую одежду, которая мне больше не подходит, старый интерьер – и перейти к новому.

И вот я переставила мебель в своей комнате. А что? Домашнюю работу я сделала, телевизора у меня больше нет, так чем еще мне прикажете заняться? Читать про себя всякие гадости в интернете? На сайте ihatemiathermopolis.com есть теперь раздел комментариев, где только что появился один пост от кого-то из Южной Дакоты: «Я тоже ненавижу Миа Термополис! Она мелкая и думает только о себе! Однажды я послала ей е-мейл на адрес дженовийского дворца, а она мне не ответила!» И, делая перестановку, я нечаянно уронила портрет принцессы Амелии. Портрет упал и от него отвалилась задняя стенка. Ну, знаете, такая фанерка, которая приделана с обратной стороны рамы. Я очень испугалась, потому что портрет, наверное, бесценный, как и все остальное во дворце. Я полезла, чтобы его поднять, и из него выпала эта бумага.

Точнее, это была не совсем бумага, а пергамент. Такого типа, на которых писали Б качало семнадцатого века. И он был сплошь исписан каракулями на французском языке семнадцатого века, читать которые очень трудно. Я целую вечность разбиралась, что там написано. Я видела, что под документом стоит подпись принцессы Амелии – моей принцессы Амелии, а прямо рядом с подписью стоит королевская печать Дженовии. И что рядом с ее подписью стоят подписи двух свидетелей, чьи имена мне были незнакомы.

Мне понадобилась целая минута, чтобы сообразить, что это, наверное, подписи тех свидетелей, которых Амелия нашла, чтобы ее указ был законным.

Тут-то я и поняла, что за документ у меня перед глазами. Тот самый, который Амелия подписала, тот самый, который так разозлил ее дядю, что он приказал сжечь все копии, и их сожгли – все, кроме одной, которую Амелия спрятала где-то возле сердца.

Сначала я подумала, что она в БУКВАЛЬНОМ смысле спрятала его у своего сердца и что этот документ – что бы это ни было – после ее смерти сгорел вместе с ее телом на королевском погребальном костре.

Но потом я поняла, что она говорила не в буквальном смысле. Она имела в виду, что спрятала документ рядом с сердцем ее ПОРТРЕТА, где он на самом деле и хранился – между самим портретом и задником, и откуда он выпал. Где она спрятала его от дяди, и где его, по идее, должны были найти члены парламента Дженовии после того, как дневник Амелии и ее портрет были возвращены во дворец из аббатства, куда Амелия отослала их на сохранение.