Взяв с туалетного столика острый нож для писем, Анна-Женевьева, недолго думая, надрезала ошейник. В образовавшейся дырке появился край какой-то бумаги. Вот так сюрприз!

Очень осторожно, стараясь не повредить бумагу, Анна-Женевьева извлекла ее на свет. Это оказался мелко исписанный с двух сторон листок со смутно знакомой подписью. Герцогиня жадно пробежала глазами убористые строки и через некоторое время остановилась, хватая ртом воздух.

Так вот оно, отречение Гастона. Вот она, та самая бумага, что так нужна ее отцу и мужу, а также всем остальным заговорщикам. Труве, носительница тайны, уснула, раскинув лапы; наверняка кошка раньше принадлежала кому-то из друзей Ришелье, а то и самому великому кардиналу. Спрятать столь ценный документ в ошейнике – какая блестящая идея! Что же теперь делать? Анна сидела в растерянности, гадая, что бы такое предпринять. А затем, внезапно решившись, сложила листок и спрятала его за корсаж.

Эта бумага нужна многим. И Анне требовалось хорошенько подумать, прежде чем решить, как следует поступить. Ей надо посоветоваться с де Ру. Где он сейчас? Возможно, пьет вино в гостиной вместе с Элизой, в последнее время эти двое много времени проводят вместе. Анна ничуть не осуждала кузину: шевалье де Ру прекрасный человек и хоть не так красив, как аббат де Линь, но тоже весьма привлекателен. Если Элиза найдет с ним свое счастье, пускай так и будет. Официально Элиза, конечно, считалась старой девой, потому что никогда не была замужем. Но Анна-Женевьева нисколько не сомневалась, что любовные связи у нее были.

Когда Анна-Женевьева встала, чтобы спуститься вниз, появилась служанка.

– Мадам, вас спрашивает брат дю Мулен из аббатства Нуази.

– Проводи его сюда! – воскликнула Анна.

Она ждала другого священника, но дю Мулен наверняка принес хоть какие-то известия…

Блез появился через несколько минут.

– Мадам, – он глубоко поклонился Анне, – аббат де Линь прислал меня с письмом. Вот оно.

Анна схватила послание.

– Почему же он сам не смог приехать?

– Аббат не слишком хорошо себя чувствует, ваше высочество, – пробормотал Блез, отводя глаза. – Он просил меня передать вам письмо и откланяться, не дожидаясь ответа.

Проговорив это, дю Мулен неловко поклонился и стремительно вышел. Анна не стала его удерживать. Записка жгла руки, и хотелось поскорее прочесть ее, но без свидетелей, а служанка уходить не торопилась.

– Что такое, Мари? – весьма раздраженно воскликнула Анна-Женевьева.

– Мадам, прибыл еще один гость. Он представился как шевалье де Фобер. Вы примете его? Я проводила его в малую гостиную.

– Ах, вот как, – пробормотала Анна. – Что ж, пожалуй, приму. Но прежде найди шевалье де Ру и скажи, чтобы пришел ко мне.

Фабьен появился на удивление быстро. К тому времени Анна успела сунуть записку за корсаж (где одна бумага, там и вторая) и встретила шевалье милой улыбкой.

– Фабьен, приехал лейтенант де Фобер.

Де Ру напрягся.

– Мне вышвырнуть его из дома, мадам?

– Нет, я хочу с ним поговорить.

– Я не подпущу его к вам.

– Он многому меня научил, Фабьен, – примирительным тоном произнесла Анна-Женевьева, – и я его не боюсь.

Может быть, именно после истории с куклой она по-настоящему осознала, как невыносимо то положение, в котором она живет. Она разрешила себе любить. Она нашла в себе силы, чтобы противостоять мужу. Чтобы убить напавшего на нее бандита. Теперь она не отступит.

– Мадам… – начал де Ру, но Анна прервала его легким взмахом руки.

– Он в малой гостиной. Я войду и оставлю дверь приоткрытой, а вы будете в соседней комнате. Но не входите, если я не позову вас. Что бы ни говорил шевалье де Фобер и что бы он ни делал.


Эме поднялся Анне навстречу и приподнял брови, когда увидел, что она не закрыла дверь.

– Добрый день, ваше высочество. Добрый день, шевалье де Ру! – произнес он, повысив голос.

Из соседней комнаты никто не ответил, и де Фобер, пожав плечами, поцеловал герцогине руку.

– Что привело вас сюда? – Анна опустилась в кресло; лейтенант остался стоять. – Как это вы решились открыто приехать сюда, господин де Фобер? Вы не боитесь, что о вашем визите станет известно?

– Ах, мадам, – утомленно сказал лейтенант, – я уже ничего не боюсь. Я приехал к вам кое-что выяснить. Надеюсь, что вы поможете мне и прольете свет на некоторые обстоятельства? Не получали ли вы вестей от вашего супруга?

Анна усмехнулась.

– Я ничего не знаю о нем с тех пор, как уехала сюда, в Беруар, – отчеканила она. – Здесь я веду тихую жизнь: езжу в аббатство к источнику, провожу время в молитвах.

– Как же хорошо вы молитесь, герцогиня, если после ваших поездок к источнику на дорогах остается столько трупов! – воскликнул де Фобер в некотором раздражении, из чего Анна сделала вывод, что шевалье успел наслушаться местных сплетен.

Лейтенант тут же подтвердил ее догадки:

– В округе болтают черт-те что. Уверяют, что вы и ваши добрые друзья укокошили нескольких человек! К тому же среди покойничков оказался племянник некоего высокопоставленного лица! Это уже черт знает что такое! Прекрасный результат ваших молитв!

– Вы не епископ, чтобы обвинять меня во всех смертных грехах! – отрезала Анна.

Она догадывалась, что разговор с де Фобером будет не слишком приятным, но что он сразу приступит к обвинениям – этого она не предполагала. Анна постаралась успокоиться и с вызовом смотрела в лицо лейтенанту.

– Что вам угодно, сударь?

– А вы ничего от меня не скрываете, мадам?

– Мне нечего вам сказать, хотя бы потому, что я не понимаю, о чем вы спрашиваете.

– О бумаге, мадам, о бумаге! Мне нужно знать, не нашлась ли она. Можете ли вы как-нибудь выяснить это?

Анна, приподняв брови, задумчиво смотрела на шевалье де Фобера. Вся ее злость куда-то ушла, сменившись легким недоумением. Конечно же, де Фобер не нашел отречение Гастона просто потому, что бумага лежала сейчас за корсажем герцогини. Де Фобер, по всей видимости, даже не предполагал, где эта проклятая бумага может находиться. А судя по его замученному виду и раздражительности, ему дали приказ отыскать отречение как можно скорее. Ну конечно же! Вести из Парижа доходили печальные, король слабел с каждым днем. Когда монарх умрет, начнется дележка власти. И вот тогда эта исписанная мелким почерком страничка может очень понадобиться Мазарини. Бумага потопит врагов кардинала. Так стоит ли отдавать ее в руки человека, который ведет себя столь вызывающе и требует от герцогини то, чего она вовсе не обязана совершать?

Анна-Женевьева встала.

– Сударь, – холодно произнесла она, – я не имею вестей от моего мужа. Что касается политических интриг, то я более не желаю в них участвовать. Я и так поступила весьма опрометчиво, ввязавшись в историю с кукольным театром. И полагаю, вы уже достаточно использовали меня. Но теперь с этим покончено. Прощайте, сударь, и больше не тревожьте меня.

Однако де Фобер не слушал. Глаза его глупо округлились, рот приоткрылся. Лейтенант смотрел куда-то за спину Анне. Нахмурившись, та обернулась, чтобы понять, какого призрака увидал Эме, и не заметила никого, кроме Труве. Кошка, наверное, соскучилась в одиночестве и отправилась на поиски хозяйки. Запрыгнув на кресло, Труве расположилась там с удобством и принялась сосредоточенно вылизывать заднюю лапу.

«Он знает, что бумага должна быть в ошейнике», – поняла Анна, переводя взгляд на де Фобера.

– Мадам, – напряженным голосом произнес лейтенант, – откуда у вас эта кошка?

– Ах, я подобрала ее во время прогулки, – беспечным голосом ответила Анна-Женевьева. – Она была ужасно грязная. Теперь выглядит лучше. А вы любите кошек, шевалье?

– Без ума от них, – прорычал Эме. – Скажите, на ней был ошейник?

Анна вздохнула, будто бы утомленная бессмысленными вопросами.

– Какие глупости вы спрашиваете! Конечно, не было, это ведь бродячая кошка.

– Вы уверены?

– Не забывайтесь, лейтенант! – отчеканила Анна.

– Простите… Простите меня. – Де Фобер выглядел растерянным. – Что ж, если вам нечего сообщить мне, разрешите откланяться.

– Надеюсь, в наших дальнейших встречах не будет необходимости.

– Возможно, и так, мадам.

Он поклонился и быстро вышел; Анна-Женевьева слышала, как лейтенант и де Ру обменялись коротким холодным приветствием. Спустя минуту Фабьен зашел в гостиную.

– Он ушел. Все хорошо, мадам?

– Все прекрасно, – рассеянно произнесла Анна. – Надеюсь, шевалье де Фобер нас больше не побеспокоит.

– С чего это он заинтересовался кошкой? – нахмурился Фабьен.

– Наверное, и вправду любит животных.

Анна-Женевьева считала, что еще не время сообщать де Ру о бумаге. Она все расскажет ему потом, а пока ей нужно поразмыслить.

– Спасибо вам, Фабьен, вы свободны. Я хотела бы остаться одна.

Де Ру молча поклонился и вышел.

Анна подошла к окну, выглянула во двор. Солнце спряталось за облаками, скоро сгустятся сумерки. Очень странный сегодня день, и как жаль, что Андре не приехал…

Кстати, записка от него… Она же так ее и не прочла!

Анна-Женевьева торопливо достала послание, сорвала печать, развернула сложенный вчетверо лист и долго смотрела на строки, написанные быстрым, но четким почерком. Его почерком!

Буквы плыли перед глазами. Девушка сбивалась и начинала читать сначала.

«Я пишу Вам, почти стыдясь того, что делаю. Мне не стоит этого говорить, это явное оскорбление для Вашей чести, ваше высочество. Но у меня есть причина для откровенности. Я болен, возможно – неизлечимо. Если я более никогда не увижу Вас и не услышу Вашего голоса, знайте: я люблю Вас, потому что Вас невозможно не полюбить. Представ перед престолом Господним, я буду молить нашего Отца лишь о том, чтобы Он в своей великой милости подарил Вам утешение в Ваших горестях, сделал Вас счастливой и любимой. Больше мне ничего не нужно. Я бесконечно благословляю тот день, когда встретил Вас и смог быть Вам хоть немного полезным. Целую Ваши прекрасные глаза…»