Лаура Кинсейл - Принц Полуночи

— А что с ним станет? — спросил Эс-Ти. — И вообще что здесь происходит? Они гонятся за Мазаном — он что-нибудь натворил?

Марк удивленно смотрел на него:

— Так вы не знаете?

— Чего я не знаю?

— Граф де Мазан — так он себя называет. Этого месье и его камердинера, Латура, месяц назад в Марселе приговорили к сожжению на костре за богохульство. А еще за содомию и попытку убить двух девушек. Он вовсе не граф. Это маркиз де Сад.

Эс-Ти уже несколько часов бродил по горам в поисках Немо и, дойдя до вершины хребта, присел отдохнуть на склоне одиноко стоящей горы. Он проклинал Ли и себя.

Ему не следовало посылать Немо в деревню и отчаянно рисковать из-за женщины. Эти его великодушные жесты! Он вспоминал о них с негодованием, когда перед ним открывалась новая игра, в которой он должен был победить.

И заплатить за победу. За эту сомнительную победу он заплатил жизнью Немо — своего последнего друга. Встреченный цыган, рубивший дрова, рассказал ему, что двое его сыновей видели монстра на склонах каньона с головой человека и туловищем зверя. Они принесли домой его парик, зацепившийся за куст. Тогда цыгане произнесли заклинания, сварили колдовское зелье, чтобы заманить чудище в ловушку, а старая цыганка вновь превратила его в обычного волка, которого они и убили. Если господину угодно, он может пойти посмотреть на шкуру и потрепанный парик дьявольского создания, выставленные на обозрение за небольшую плату, а деньги пойдут церкви в Колмаре.

Он не пошел и вернулся в горы, пытаясь убедить себя, что произошла ошибка, что все это только сон. Проснувшись, в ногах он увидит безмятежно спящего Немо.

А она… поделом ей. Она получила то, что заслужила, отказавшись от его защиты. Он легко бы справился с каким-то щеголем в ярко-желтых канареечных штанах. Она получила то, что хотела, когда носилась по всей стране в мужской одежде. Аристократ — убийца и извращенец сначала обесчестит, а затем выкинет ее труп воронам.

Он откинул голову в отчаянии. Звук, родившийся в глубине его горла, вылился в долгую ноту, перенятую им у Немо в те дни, когда они вместе сидели на ступенях замка, наполняя тишину лунной ночи песней волков.

Дикая мелодия переполняла его, выталкивая из привычного уже круга вновь в одиночество и ожесточение. Волчья мелодия убивала тишину.

Его по-прежнему окружала ночь, тишина. Он слышал лишь, как стучит кровь у него в ушах и затихает в горах слабое эхо его бесслезного плача.

И вдруг откуда-то издали пришел ответ. К одинокому безутешному голосу вдруг присоединился второй певец, третий, и вот уже зазвучал целый хор: отчаянная дикая симфония.

Ли порядком надоел и сам граф, и его бесконечные намеки. Он говорил по-французски так быстро, что она не разбирала и половины его слов, то и дело касался ее руки, болтал о клубе «Адское пламя», пристально глядя на нее и на своего камердинера. Она сожалела, что приняла его приглашение.

Ли понимала, что совершила ошибку, решив отправиться в путь в поисках боевых искусств. Кошмар случившегося гнал ее из Англии, и она цеплялась за надежду, что сможет отомстить, как мужчина. Она мечтала найти борца за справедливость, а встретила всего лишь одинокого человека, смотревшего на нее так, словно он ждал от нее утешения.

Ли планировала использовать все — мужское влечение, беззащитность перед ее красотой, любой обман — лишь бы заставить помогать себе. Так поступает охотник, подсовывая приманку для голодного зверя. Но когда он споткнулся и оперся на ее плечо, она вдруг увидела его лицо, полное страсти, гордости и страдания.

Конечно, она и рассчитывала расплатиться собой за достижение своей цели, решив это давно для себя, но только этой готовности оказалось мало. Такой горящий взгляд требовал большего.

Поэтому пришлось оставить его, воспользовавшись первым удобным случаем. Рассталась с еще одним заблуждением детства, как и со многими другими романтическими мечтами. Только ей все равно придется свершить правосудие одной, любым способом, как сможет. Ее месть не войдет в противоречие с честью, но если это будет недостижимо, отмщения она все-таки добьется.

Граф де Мазан пребывал в чрезвычайно возбужденном состоянии всю дорогу от Ла-Пэр. Очевидно, робкая попытка преследования окончилась у границы, поскольку карету можно было легко догнать на извилистых в рытвинах дорогах. По мере продвижения вперед дорога ухудшалась, и они поехали со скоростью пешехода.

Ли сидела молча, вцепившись в ременную ручку, чтобы не свалиться с сиденья, воздерживаясь от вопросов графа о его недавнем прошлом. Старалась держать его на расстоянии холодными ответами на подаваемые им реплики. Камердинер Латур все эти бесконечные часы хмуро молчал, то глядя на дорогу за каретой, то бросая проницательные взгляды на Ли.

— Вы только взгляните сюда, — сказал граф и дал ей в руки маленький том в кожаном переплете. — Это написано по-английски. Вы читали эту книгу?

Ли взглянула на обложку. Название гласило: «Шедевр Аристотеля». Она не стала ее открывать.

— Вы читали ее? — снова спросил граф.

Ли отрицательно покачала головой.

— Ах, вы получите от нее удовольствие. Оставьте ее себе. Мне ее подарил Джон Уилкес, а я дарю ее вам.

Она опустила книгу в карман куртки.

— Как, вы не будете ее читать?

— Потом, может быть. Сейчас слишком трясет.

— Да, конечно. Потом. Мы будем читать ее вместе.

Граф откинулся глубже на спинку, быстро заговорил с Латуром и несколько раз с почтением упомянул имя мадемуазель Анны Проспер. Ли решила, что он едет на встречу со своей возлюбленной. Они продолжали двигаться прежним черепашьим шагом и после наступления темноты. Услышав звук камнепада где-то впереди, Мазан решил остановиться на ночь в гостинице. Ли спрыгнула с подножки кареты и стояла во дворе. Латур и Мазан пошли за хозяином в дом, а она взглянула на отвесные, залитые лунным светом горные склоны, окружавшие их со всех сторон.

Она прошла несколько ярдов обратно по дороге. Ее обступала дикая пустынная местность, более холмистая, чем у Ла-Пэр. Полная луна освещала пропасть у самой гостиницы.

Если она уйдет отсюда, ночевать придется под открытым небом. Она часа три не видела ни единого огонька.

— Вот вы где! — Граф де Мазан схватил ее за руку. — Мы договорились о хорошей комнате с камином. Оглянуться не успеем, как наступит утро. Мы должны как следует использовать время отдыха.

Ли позволяла тянуть ее с большей силой, чем требовалось, рассчитывая получить от этих двоих бесплатный ужин, а затем незаметно скрыться.

В гостинице не было отдельного зала. Единственная спальня с двумя кроватями и комодом соединялась с крошечной туалетной комнатой, где стояла еще койка и было окно.

— Мы не станем заставлять Латура спать там. Мы все устроимся здесь вместе. Он уже нашел нам девицу.

Этот поворот был весьма труден для ее знания французского. Не в состоянии ответить более уклончиво, она просто сказала:

— Мне не нравятся девушки.

— Mon dieu[29]. Юный джентльмен, куда идет мир? — Он сел на одну из кроватей. — Ничего, ничего. Я и сам презираю женщин. Но подождите — и вы увидите, что я задумал. Садитесь сюда, здесь очень удобно. — И он похлопал по кровати рядом с собой.

Прежде чем Ли успела собрать свои знания грамматики и построить ответ по-французски, дверь отворилась, и Латур втолкнул в комнату молодую служанку.

— Милорд, — всхлипывала fille de chambre[30], пытаясь упираться, — милорд, пожалуйста, я честная девушка!

— Чепуха, — сказал граф. — И ты думаешь, мы тебе поверили? Ты просто набиваешь себе цену.

— Нет, нет! Спросите хозяйку, я собираюсь замуж — ой! — Она вся сжалась, когда Латур больно ущипнул ее.

— Сама хозяйка тебя и порекомендовала, — отрезал Мазан. — Она сказала, ты согласишься на что угодно за гинею. Положи это в карман прямо сейчас; да ты плачешь, дитя мое? — Он притянул ее к себе и опустил монету в ее фартук.

— Пожалуйста, милорд! Я не хочу этого. — Она попыталась вернуть монету обратно.

Он схватил ее за запястье и вывернул его. Девушка вскрикнула и упала на колени.

— О, не надо. Оставьте меня. Оставьте, пожалуйста.

— Держи ее, Латур. Свяжи ей руки. Да, плачь, плачь, — ворковал он.

Камердинер грубо скрутил руки девушки за спиной, связав их куском простыни. С помощью Латура Мазан швырнул ее лицом вниз на постель, привязав ноги к столбику кровати. Служанка умоляла отпустить ее.

Ли сделала шаг к двери.

— Милорд! — резко сказал Латур.

Граф поднял глаза и понял, что она собирается уйти. Одним прыжком отскочив от кровати, он загородил ей дверь.

В руках Ли блеснуло смертоносное лезвие серебряного кинжала.

— Я следил за ней, — сказал Латур. — Это женщина. Я уверен.

Мазан в изумлении взглянул на него, а Ли, воспользовавшись этим, попыталась проскочить мимо него. Он хотел схватить ее, но она полоснула клинком по его ладони. Другой рукой он наотмашь ударил ее по голове.

Никогда в жизни никто не бил Ли. Она отшатнулась к двери, чувствуя в ушах звон и спазм в желудке от неожиданной боли. Но девушка еще крепче сжала кинжал и выпрямилась, готовясь отразить следующий удар.

Внезапно раздался такой ужасный звук, что Мазан просто забыл про нее, застыв в столбняке, уставившись в окно, слушая этот глубокий, нечеловеческий вой, вдруг оборвавшийся на уже запредельной ноте.

— Что, черт возьми, это было? — вскричал он, придя в себя.

Но тут новые волны воя захлестнули комнату.

Вой был не похож ни на что, когда-либо слышанное ею в жизни, в той прежней безмятежной, уютной жизни, но всем своим существом она узнала его. Вой усиливался, приближаясь.