Человек с плохим чувством равновесия и нечеткими рефлексами не может стать хорошим фехтовальщиком и искусным наездником, а Сеньор отличался и в том, и в другом.

Но оставался еще портрет черного коня. И его легендарное умение общаться с животными — он просил вояка выполнить его приказ так, словно говорил с разумным существом. А еще необычные глаза и позолоченно-шоколадные волосы, по которым, собственно, она и нашла его, — след вел от самого Лиона, где все знали об эксцентричном англичанине с манерами истинного дворянина, прекрасно говорившего по-французски и поселившегося по непонятным причинам в полуразрушенном замке.

Она нашла его. Он и был Сеньор дю Минюи — Принц Полуночи. Это несомненно.

По правде говоря, она почти жалела его. Дойти до такого — жить в полном одиночестве, в запустении, есть что попало — скудные дары бесплодной земли, в окружении нескольких уток и волка. Тут вполне можно было сойти с ума.

Он стоял не шевелясь на краю каньона, вполоборота к ней, но внимание его было обращено куда-то вдаль, словно он пытался разобрать слова еле слышимой песни. Широкие рукава рубашки шевелил слабый ветер. Оборки простого кружева у запястьев трепетали, тонкая ткань не могла скрыть очертания широких плеч. Шов сзади немного разошелся. Если его не зашить, совсем разорвется, а высокие сапоги из мягкой кожи не мешало бы хорошенько почистить.

Он казался очень одиноким.

Резкий запах сосновых иголок окутывал Ли. Ей хотелось спать, отдыхать и восстанавливать силы, но душа противилась этому. Нужно принимать решения, находить ответы на вопросы, строить новые планы, раз прежние не удались. Если он не хочет учить ее — или не может, следует избрать другой путь.

Но сначала нужно вернуть долг. Она останется с ним, пока не минует угроза лихорадки. И еще она надеялась, что безжалостное провидение сотворит всего одно чудо — вернет ему волка целым и невредимым.


Эс-Ти четыре раза предлагал понести ее сумку, но она отказывалась.

Конечно, он бы совсем не возражал просунуть руку под ее рубашку. Или еще что-нибудь такое сделать. Эс-Ти видел перед собой ее ноги, контуры женской фигуры под широкой плисовой курткой и улыбался своим мыслям.

— Итак, откуда вы родом, мисс Страхан?

— Не смейте меня так называть. — Она тяжело ступила с большой каменной глыбы вниз, как того требовала тропа, по которой они шли.

Эс-Ти последовал за ней, но от слишком поспешного поворота потерял равновесие и схватился за ветку дерева, чтобы не упасть. Сильный приступ головокружения начался с утра, когда он проснулся.

Комната пришла в движение, быстро вращаясь вокруг него, словно гигантский разноцветный шар.

По прошествии трех лет он почти уже смирился с легкой дурнотой, преследующей его почти постоянно, с потерей ориентации, когда он закрывал глаза или слишком резко поворачивал голову. Но эти приступы, возникавшие внезапно, отличались по силе. Иногда он не мог даже встать с кровати. Усилием воли он пытался подавить подступающую к горлу тошноту, сосредоточиться на неподвижных предметах и даже идти — только не очень быстро.

Спуск с горы напоминал игру в рулетку. Резкий шорох листьев, когда, неловко споткнувшись, он ухватился за дерево, заставил ее обернуться.

— А как вы хотите, чтобы я вас называл? Фред? Уильям? Вельзевул? Ровер? Я придумал — Драчун. Ну как?

Она остановилась и повернулась к нему настолько быстро, что ему пришлось опереться одной рукой о выступ скалы, а другой схватиться за нее, чтобы не упасть вниз. Ли стояла не шелохнувшись, и ее плечо стало надежной опорой. Приступ дурноты прошел.

— Глупо носить мужскую одежду и зваться женским именем, — сказала она. — Разве не так, месье?

Эс-Ти приказывал себе снять руку с ее плеча, но не делал этого. И она не приказывала ему отпустить ее.

— Да, это убедительно, — сказал он и попытался улыбнуться ей.

— Что с вами такое, почему вы так неловки? — Она попыталась высвободить плечо.

Эс-Ти тут же убрал руку.

— Общая неумелость, как вы видите. Есть еще жалобы?

— С вами что-то неладно, — сказала она.

— Спасибо.

— Что с вами?

— Отстаньте от меня, мадемуазель.

— Ради Бога, не называйте меня так, ведь нас могут услышать.

— Ах да, все должны думать, что вы — эдакий здоровый детина. Это устраивает ваше мужское самолюбие?

Казалось, ее нельзя было вывести из себя. Она только пристально посмотрела на него, и он испытал такую же неловкость, как если бы стоял раздетым на Елисейских полях. Но он не мог сказать ей правду. Язык бы не повернулся произнести слова: я наполовину глухой, не могу сохранять равновесие, не могу слышать и ездить верхом, не могу драться и едва могу спуститься с холма, не упав при этом вниз лицом.

Она знала. Как могла не знать? Она не сводила с него своих ледяных глаз. О небо, она была так прекрасна, а он — просто неловкая, спотыкающаяся, нелепая тень того, кем был раньше, и он готов был бы лгать, как Люцифер, чтобы заполучить ее, только бы знать, что это у него выйдет… Но на это была слабая надежда. Поэтому ему оставалось только держаться за свою тупоголовую гордость.

— В любом случае вам незачем идти со мной. Вас никто не звал, — сказал он.

— Я вам нужна, — промолвила она.

Видимо, она уже давно решила, что он ей бесполезен в осуществлении первоначального плана. Что, кстати, так и было. Но он бы предпочел сам ее осадить.

— Премного благодарен. Но мне ваша помощь не нужна, мисс Страхан. Вы скорее не помощь, а обуза. Вы можете думать, что ваша одежда обманет француза, но Немо ни за что не подойдет ко мне, пока вы крадетесь где-то рядом.

Она пожала плечами.

— Тогда скажите мне, когда отойти в сторону.

— Дьявол! Неужели вы ничего не знаете о чутье животных? Волк обнаружит меня задолго до того, как я замечу его. Оставьте меня, мисс Страхан, если вам больше не требуется моя помощь.

Оттолкнувшись от скалы, он прошел, едва не касаясь ее. Не останавливаясь, подчеркнуто спокойно спустился до следующего поворота тропы, не забывая касаться рукой скалы. Бросив быстрый взгляд вверх через заросли кустарника, он увидел, что она все еще стоит на том же месте.

Отлично. Великолепно. Он позволил ей тащиться следом за ним, если бы она проявила хоть малейшую вежливость. Если Немо можно еще найти, он нашел бы его с ней или без нее. Но ему было очень приятно иметь кого-то рядом, о ком можно заботиться, устраивать привалы, когда ей пора отдохнуть, следить, чтобы Ли не переутомлялась и не загоняла себя до полусмерти.

Разум подсказывал ему бросить ее, ведь он спас достаточно попавших в беду девиц. Но его душа наполнялась видениями полуночной дороги, скандальной славы… воспоминанием о чувственном, страстном удовольствии, о счастье, когда он был в седле или в объятиях женщины.

Любовь всегда оказывалась быстротечной, и все заканчивалось раньше, чем он успевал привязаться. Он вручал себя мечте, но она ускользала. И мечта погубила его.

Он не должен хоть теперь терять голову.

Но она совсем не похожа на других.

Может, в этот раз все будет по-другому.

* * *

Когда Эс-Ти достиг деревни, головокружение почти прошло. Осталась только неважная ориентация и какая-то общая рассеянность, из-за чего он и спотыкался. Он не знал, шла она за ним или нет.

Деревушка Ла-Пэр могла гордиться только двумя мостиками, перекинутыми через узкую реку. Таверна Марка прилепилась к краю утеса между ними. Марк использовал стены старого форта, побелил их, покрыл черепичной крышей и навесил зеленые ставни. Дома деревушки словно вырастали из края ущелья, напоминая пирамиду детских кубиков, которые каким-то чудом не падают вниз.

Когда он впервые оказался здесь, то подумал, что и деревня, и каньон, и мосты, изогнувшиеся в ста футах над узким потоком, очень живописны. Марк смеялся его шуткам, подавал ему доброе красное вино, а кругом было столько простора для Немо! Все это было бесконечно далеко от его прошлого: он перестал от него убегать.

Деревня Ла-Пэр, стоявшая на границе у самого подножия Альп, последовательно переходила от Капетингов к Габсбургам, а от них — Савойской династии. В данный момент Ла-Пэр находилась на французской территории, а Коль-дю-Нуар — на савойской стороне границы.

Он купил полуразрушенный замок у молодого шевалье, предпочитавшего проводить время в Париже, а не в этом захолустье. Замок стал для Эс-Ти первым домом в его жизни, который он выбрал сам, и одним из немногих мест, где он провел более полугода. Ему нравилось ложиться спать с заходом солнца — ему, привыкшему проводить ночь в пирушках, беззакониях, погонях! Он рисовал, спал, копался в каменистой грязи, пытаясь что-то вырастить, — больше ему ничего не было нужно.

До сего дня. До тех пор, пока три года одиночества не сдавили ему грудь. Вот он перейдет через мост и увидит прибитую к воротам шкуру Немо.

Судьба его пощадила. Главные ворота выглядели как всегда и, как всегда, нуждались в починке. Сейчас в них застрял экипаж — возница попытался пересечь реку и въехать под низкую опускную решетку, свисавшую над булыжной мостовой еще со средневековых времен.

Эс-Ти прошел по другому мосту и зашел в таверну с черного хода. Марк только мельком взглянул на него и промчался мимо с подносом вверх по лестнице в отдельный салон. Эс-Ти поднялся наверх вслед за Марком и уверенно вошел в салон, словно на нем были шелковые чулки и венецианский бархат. Хозяин таверны только почтительно поклонился, когда Эс-Ти занял диван и уселся, скрестив ноги, в своей самой вальяжной и небрежной позе.

На узком балконе, выходившем на стену с воротами, сидел разодетый человек в напудренном парике, облокотясь на чугунную ограду, небрежно поигрывая черной тростью с золотым набалдашником. Его компаньон со скучающим видом сидел за столом, а Марк в это время наливал два бокала своего лучшего коньяка.