Застыв на месте, я стою посередине заполненного аэропорта, тепло наполняет все мое тело. Несколько мгновений я не двигаюсь, не зная, что делать.

С пересохшим ртом я облизываю губы и жду, неуверенная. Что это значит? Что он здесь делает? Как он узнал, что я приезжаю?

Как только Бруклин сходит с эскалатора, его взгляд ловит мой и удерживает; все это время он шагает ко мне со странной решимостью. В нем что-то изменилось, как будто его задумчивый взгляд трансформировался во что-то другое. Что-то более мягкое, и все же эти голубые глаза бурлят уверенностью, которой я восхищаюсь.

При виде этого прекрасного лица и красивого рта во мне что-то щелкает, и восторг берет верх.

Внезапно я словно нахожусь на американских горках с ветром, бьющим в лицо и все, чего я хочу — подниматься выше, ехать быстрее и никогда не останавливаться.

С сердцем, бьющимся со скоростью миля в минуту, я начинаю бежать ему навстречу так быстро, как только могу. Теперь я уже не на горках. Вместо этого, я на краю самого высокого здания и собираюсь прыгнуть. Если он меня не поймает, я все же попыталась.

Словно в кино, мы встречаемся посередине заполненного аэропорта, и когда я кидаюсь к нему, он ловит меня, обхватывая руками.

Он не позволяет мне упасть.

Это и правда выглядит, как в дешевом фильме, где мы снимаемся, играя влюбленную пару.

Бруклин зарывается лицом мне в шею и кусает. Я, в свою очередь, обнимаю его и сжимаю так крепко, как только могу. Потом он отпускает меня и достает мешочек из кармана. Смеется, заглядывая внутрь.

— Я принес тебе печенье, но оно раскрошилось.

Я забираю у него мешочек и снова оборачиваю вокруг него руки.

— Что ты здесь делаешь?

В этот раз, отступив, он держит руки на моих бедрах.

— Я пришел сказать тебе, как чертовски сожалею и встать на колени, если это будет означать, что ты простишь меня.

Я не отвечаю, потому что не могу, потому что слова застряли в горле, но он медленно начинает опускаться на колено. Я останавливаю его. Мое сердце наполняет радость, и в глазах появляются слезы.

— Бруклин, конечно, я прощаю тебя. То неправильное, что произошло между нами, не только твоя вина. Но и моя. Но ты должен поверить мне, те сообщения были невинными...

Он прерывает меня, положив палец на губы.

— Больше ни слова об этом. Больше никаких правил. Больше никаких мыслей о том, что это не по-настоящему и уж точно никаких тайн.

Толпа вокруг нас сгущается — приземляется следующий самолет или, может, взлетает. Но мы все равно не двигаемся. Мы стоим в центре аэропорта, касаясь друг друга и не сводя друг с друга глаз, а затем он захватывает мой рот в легком поцелуе, из-за которого начинают дрожать коленки. Притянув ближе, он целует меня жестче и требовательнее. Я вцепляюсь в него так же яростно, как он в меня.

Это не то приветствие, которого я ожидала. Оно намного лучше. Но потом я осознаю, что, прежде чем окунемся в наше «долго и счастливо», нам нужно кое-что уладить.

— Сэр Одуванчик, — говорю я ему в губы.

— Да, принцесса Амелия? — бубнит он со смехом.

— Ты — мой Мистер Правильный, и я хочу, чтобы ты стал моим Прекрасным Принцем. Ты можешь это сделать? — спрашиваю я.

Бруклин улыбается. Искренняя улыбка, предназначающаяся только мне.

— Думаю, могу, но сначала я должен кое о чем тебя спросить.

Из моих глаз текут слезы, когда я смотрю на мужчину, который однажды в возрасте десяти лет женился на мне.

— О чем? — спрашиваю я, разрывая объятия, чтобы вытереть слезы со щек.

Взяв мои руки в свои, он накрывает ими мои слезы радости, и потом эти голубые глаза находят мои.

— Я люблю тебя, Амелия и хочу, чтобы ты стала моей. Ты можешь это сделать?

На этот раз, бросаясь на него, я практически сбиваю его с ног.

— Да, я могу это сделать. И я тебя тоже люблю.

И вот так мой принц, трансформировавшийся в жабу, затем — в лягушку, снова обернулся принцем и пришел, чтобы стать моим.

Возможно, это не лучшая история Золушки, но она невероятно близка к ней.

Вы так не думаете?

Я так точно — да.

Эпилог

В ЦЕНТРЕ ВНИМАНИЯ

Амелия

Любовь бывает разных оттенков. Иногда всепоглощающей и жестокой, временами — безрассудной и беспорядочной, а иногда — милой и идеальной.

Голливуду, естественно, нравится каждый градиент — от любовных треугольников до романов на расстоянии и подростковой похоти, на которую вы только можете надеяться. А иногда они даже любят причудливые романы в стиле «найди свою любовь, когда меньше всего этого ожидаешь», как в случае с «Фанаткой».

Лимузин забирает нас в три часа, и мы едем по ощущениям миллион миль. Как только добираемся до ЛА, движение становится еще более медленным, потому что все улицы перекрыты.

За квартал до места назначения нашу машину останавливают, обыскивают и мы на финишной прямой. Вокруг меня водоворотом кружит волнение. Не могу поверить, что мы здесь. Все, что могу делать — сжимать руку Бруклина и в изумлении смотреть в окно.

Гигантская статуя Оскара высотой в двадцать четыре фута вырисовывается возле кинотеатра Dolby, и я внезапно перестаю ощущать свою руку, потому что Бруклин сжимает ее слишком сильно. Тяжело поверить, что мы здесь. Там, где все взгляды мира сосредоточены на этих статуэтках с самой ожидаемой церемонией года, до начала которой считанные минуты.

Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Я смотрю на Бруклина и улыбаюсь. Он выглядит таким встревоженным. Накрыв свободной рукой наши соединенные руки, я говорю:

— Я люблю тебя.

Его свободная рука накрывает мою, он отвечает взаимностью и наконец дарит мне легкую улыбку.

Прежде, чем понимаю, мы уже снаружи автомобиля. Кто-то толкает в руку Бруклина билет, чтобы можно было позже забрать машину, и он кладет его в карман. Я прикрываю глаза и смотрю вправо. Все так нереально. На мили и мили видны черные лимузины. И фотографы. Вспышки мигают, как ненормальные, когда пытаются поймать каждый шаг каждой звезды. А звезды повсюду. Все останавливаются позировать с идеально уложенными волосами, роскошными нарядами и дизайнерскими образами, каждая женщина выглядит, как принцесса, а каждый мужчина — как принц.

Гламур и изыск повсюду. Я чувствую, что хочу взорваться блестками, настолько счастлива.

Я смотрю на Бруклина, своего брата и Кина, и понимаю, что ни один из нас не знает, что делать дальше.

В тот же момент женщина с наушником в черном костюме спрашивает:

— Бруклин?

Он кивает, и женщина представляется, добавляя:

— Я только что вернулась, проводив Эмму внутрь. Какое приятное совпадение. Хотите, я проведу вас?

— Да, это было бы здорово, — отвечает он.

Она смотрит на папку.

— Хотите пройти мимо камер?

Он колеблется всего секунду перед ответом.

— Да.

Мы все вместе делаем несколько шагов, направляясь к толпе. Мы так нервничаем, что никто не произносит ни слова.

Никаких шуток.

Или похлопываний по плечу.

Или пинков.

Только трясущиеся ноги, которые с каждым шагом все больше приближают нас к цели. Чем сильнее приближаемся, тем чаще блуждает мой взгляд, и я все больше охватываю свое окружение. Слева от меня установлены большие трибуны, чтобы зрители могли видеть, как все выходят из автомобилей на дорожку и начинают идти к зрительному залу.

Каждый из зрителей таращится и ахает, пока мы идем по красной дорожке. Смотрю на звезд, которые впереди нас проходят через коридор фотографов, время от времени останавливаясь попозировать. Некоторые останавливаются по пути, чтобы дать интервью орде съемочных групп теленовостей и репортерам развлекательных программ, а другие просто проходят мимо, чтобы войти в палатку и пройти охрану перед тем, как войти в кинотеатр.

Внимательная пресса восхищена Бруклином. Принц Голливуда на красной дорожке и в этот раз не в качестве гостя одного из своих знаменитых родителей. Это все он, и Голливуд любит свою элиту. В конце концов, мы вчетвером находимся в Киноакадемии по трем очень хорошим причинам.

Первая: «Фанатка» номинирована в категории «Лучший оригинальный сценарий». Вторая: Чейз Паркер номинирован в категории «Лучший актер». И номер три: Эмма Фейрчайлд номинирована за режиссуру.

Когда репортер Entertainment Tonight спрашивает, что на мне надето, нервы зашкаливают. Но потом смотрю на свое платье и улыбаюсь. На мне красное платье без бретелек с белыми вышитыми надписями. Джордан Картрайт, ведущий дизайнер дома «Саймон Уоррен», изготовил его специально для меня. Надписи — это цитаты из «Фанатки». Я отвечаю и знаю, что это очень важно для Саймона Уоррена, потому что мой брат не может перестать сиять.

На повороте красной ковровой дорожки мы останавливаемся. Снова вспышки фотокамер. Рука Бруклина обернута вокруг меня, и мы позируем так же, как только что делали наши предшественники.

Обожающие фанаты кричат, как сильно любят «Фанатку». Пресса спрашивает, будет ли сиквел. Бруклин улыбается, машет, позирует и отвечает на каждый вопрос с уверенностью, которая привлекла меня в нем в момент, когда он обнаружил меня на пороге дома моего брата.

Красная дорожка заканчивается, и нас сопровождают в палатку охраны, где мы должны показать свои карты-идентификаторы.

Пока ждем следующего шага на линии безопасности, Бруклин сжимает мою талию и наклоняется вперед. Меня атакует его чистый запах, и голова автоматически поворачивается к нему. Когда я делаю это, его рот скользит по моей линии подбородка, а губы легонько порхают по коже.

Прижимаясь к моей спине, он щиплет мочку уха, вызывая дрожь и мурашки по всему телу, и шепчет:

— Я как следует оттрахаю тебя в этом платье, когда мы вернемся домой.

Ого. Это звучит так... маняще. Я кручусь сильнее и сгибаю колено, позволяя раскрыться разрезу на платье и показать одну из туфель на супер-высоком каблуке.