Злата Виноградская - Принц для провинциалки

И теперь, когда они оба стояли в нескольких шагах от осуществления своих амбиций, им нужно было сделать выбор между работой, которая уводила их в разные стороны, и любовью, которую измучило расстояние от Москвы до Лондона.

– Изольда, – говорил Олег, – останься со мной, прошу тебя. Ты боишься, что тебе будет скучно? Обещаю: ты не будешь сидеть без дела. Хочешь, ты будешь моим личным помощником, моим партнером, моим компаньоном? Мне очень нужна твоя поддержка. Сама подумай: тебе здесь будет очень интересно; с твоим великолепным английским, с твоим блестящим образованием ты быстро станешь первой леди во всей этой тусовке.

– Олег, – Изольда собралась с духом, – мой хороший, пожалуйста, выслушай меня. Мы скоро расстанемся, и я на прощание хочу дать тебе один совет. Не будь таким самоуверенным. Ты даже не допускаешь мысли о том, что люди могут думать и чувствовать иначе, чем ты. Я хочу спросить: ты можешь мне сказать, ты когда-нибудь задумывался, зачем я тебе нужна? И вообще – нужна ли?… Тебе же никто не нужен. Ты повторяешь, что любишь меня… но, Олег, какой же ты мне друг, если ты не можешь меня понять? Понять, как для меня важно то, что я делаю?

– Но, милая, я же хочу, чтобы было как лучше, – начал было оправдываться Олег.

– Знаешь, меня не покидает ощущения, что я никогда не перестану быть для тебя первой встречной, случайной, какой-то несвоевременной, но удивительным образом пришедшейся к месту, – грустно продолжала Изольда.

Олег был изумлен. Он никогда не думал, что его Изольда, эта спокойная и уравновешенная учительница английского, так сомневалась в его чувствах и скрывала от него такие горькие мысли.

– Изольда, солнышко, прости меня! – воскликнул Олег. – Я понимаю, что у нас было очень мало времени для общения, но, мне кажется, что и его бы хватило для того, чтобы ты рассказала мне о том, что тебя заботит. Дорогая, пожалуйста, не бойся, что я что-то не так восприму, не разрабатывай сама мифические сценарии, прошу тебя; не надо придумывать, что и как будет. Поделись со мной, и мы вместе всегда сможем найти решение. Но если ты уедешь в Москву, мы снова отдалимся друг от друга.

– Что ты, Олежка, я не обижаюсь на тебя. Я очень хочу уважения. Быть может, я его не заслужила, но я хочу его. Ты прекрасно знаешь, как нежно я к тебе отношусь. Поэтому иногда, когда я чувствую, что тебя тяготит моя привязанность, меня это очень расстраивает. Я думаю, что если бы я относилась к тебе прохладнее, я могла бы и просто так с тобой общаться, как случайная знакомая. Но ты мне очень близок, поэтому я хочу уважения к тому, что я думаю, что я делаю, к тому, что я просто есть.

Они молча смотрели друг на друга. Олег не верил своим ушам. Любимая и близкая женщина произносила такие хлесткие и отстраненные слова… Изольда встала и подошла к окну:

– А в Москву я обязательно поеду, потому что иначе я потеряю смысл жизни: ведь мне очень хочется открыть свою школу в Москве…

– Родная моя, мне невыносимо от мысли, что я приношу тебе страдания. Я хочу тебя понимать, я хочу приносить тебе только положительные эмоции. Но я не представляю, что будет, когда ты уедешь. Эта разлука… Она, она… – он не мог подобрать слова, чтобы описать свой страх, – она убьет нас.

Изольда покачала головой.

– Олежка, ты всегда говорил, что к жизни надо относиться легко. Поэтому я предлагаю прекратить этот бессмысленный и тяжелый разговор. Я должна ехать в Москву, и я не изменю своего решения. И если в этом мире есть Высшая справедливость, – она подняла глаза к небу и вздохнула, – то мы с тобой обязательно будем вместе.

Полина открыла глаза. Белый потолок, белое постельное белье, букет полевых цветов на столике у кровати… Некоторое время она пролежала, не шевелясь и наблюдая за потолком. Он был абсолютно белым и прямоугольным. По нему ползли разные тени. Желтые тени двигались быстрее, и она догадалась, что это свет от проезжающих машин. Повернув голову, она стала рассматривать цветы. Они хоть были разноцветными. Это был очень необычный букет: из собранных цветов она узнала только ромашки и маки, но в букете были еще какие-то розовые и желтые цветочки, зеленые травинки, колоски. «Наверное, сейчас лето, – подумала она. – Интересно, а где это я?» Она приподнялась на постели. В комнате почти совсем не было мебели. Только стул, на котором лежала ее одежда, тумбочка с банкой и букетом в ней. Рядом с кроватью стояла капельница. «Понятно, я в больнице», – наконец сориентировалась Полина. Она пыталась вспомнить, восстановить события предыдущего дня, но не смогла. Что-то произошло с памятью. Ее мозг отказывался складывать пазл из разрозненных кусков. Решив наконец встать, она опустила ноги на пол. Голова немного кружилась и подташнивало, но она все-таки смогла накинуть какой-то чужой, но абсолютно новый халат, висевший на стуле, и выйти из палаты. Сделав усилие, она открыла дверь и вышла.

– Здрасьте, Дудкина. Очнулась? – приветствовала ее появление в больничном коридоре проходившая медсестра. – Есть хочешь?

– Нет, пока только хочу пить.

– А, ну, это тоже неплохо, значит, уже выкарабкалась, – удовлетворенно констатировала медсестра. – Вот вода, пей.

Полина взяла протянутую кружку и выпила всю воду.

– А поесть все-таки надо, – заметила медсестра. – Только не отраву для крыс, которую ты так любишь, а кашку какую-нибудь или бульончик. Пусть мама тебе принесет куриный бульон для восстановления сил.

– Моя мама далеко, в Новосибирске, а здесь, в Москве, у меня никого нет.

– Девка, ты что, еще и рассудком помутилась?! – медсестра встревожилась. – Ты в Питере, понимаешь? И у тебя здесь есть заботливый муж. Или не муж, это уж я не знаю, кто вас, молодых, теперь разберет. Но то, что он всех здесь из-за тебя на уши поднял, это уж точно. Вот и одежду он тебе принес, и цветы. Видела?

– Угу, это, наверное, Антон, – себе под нос пробормотала Полина.

Она вспомнила, что совсем недавно ужинала в ресторане Малова, а что было с ней дальше, она уже и не могла сообразить.

– Я пойду лучше полежу, – сказала она сестре.

– Давай, иди, скоро придут врачи. Я им скажу, чтобы сразу к тебе подошли.

Вернувшись в палату, она нашла в тумбочке свой мобильный. Конвертик одной непрочитанной смс-ки высвечивался на экране. От Олега: «Я в Москве. Можем встретиться». Ужасный жанр коротких сообщений. Нет знаков препинания и много вариантов трактовки преданного смысла. «Можем встретиться» – это вопрос или предложение? Сколько он еще будет в Москве?… Полина подумала, что иногда она скучает по Брусникину. После того, как в ее жизнь ворвался Антон Малов, не терпящий поражений и возражений, больше напоминающий огромный каток для укладки асфальта, она почти не вспоминала об Олеге. Каток, несущийся с горы и закатывающий в ноль любые возникающие препятствия, заставил ее гораздо реже думать об утонченном нефтяном магнате. На самом деле в ее сердце, хоть она сама считала его огромным, не было места для двоих мужчин. Она слишком была увлечена Маловым, чтобы замечать кого-то еще. С ним она чувствовала себя женщиной, окруженной заботой и вниманием, имеющей право на слабости и нуждающейся в опеке. Полина снова посмотрела на букет. «Неужели бронированный Малов способен на такие нежные и романтические порывы? Где же он собирал эти цветики степные?» – ей было приятно думать, что известный бизнесмен хотел о ней заботиться и даже пытался ее удивить вот таким нестандартным букетом. Малов был рядом, и это не могло ее не радовать. И все же, несмотря на наличие своего нового друга, ей хотелось, чтобы Олег пожалел ее, внезапно оказавшуюся на больничной койке, и она решила написать Брусникину: «А я в больнице в Питере. Можем встретиться здесь». И опять без определенности, без утверждения наличия такой возможности, без просьбы приехать и навестить. Сообщение было отправлено, а еще через полминуты ее мобильный зазвонил.

– Привет, девчонка! – жизнерадостный тон Малова заставил ее улыбнуться в ответ. – Как ты себя чувствуешь? Все в порядке?

– Да, спасибо, Антон. Скажи, пожалуйста, а ты знаешь, почему я в больнице? Что все-таки со мной случилось?

– Я не знаю точно, я сейчас как раз стараюсь во всем разобраться, – вмиг посерьезнев, ответил он. – Полин, вообще-то это не телефонный разговор, я скоро к тебе приеду.

– Я еще тебя хотела об одном спросить. Антон, а это ты принес цветы в мою палату?

– Я же тебя предупреждал, что в твоей жизни будет очень много цветов, – ответил он. Он был очень доволен собой: ведь женщина, которой он добивался, была тронута его вниманием.

Полина почувствовала, как слезы радости подступают к глазам. Несмотря на плохое самочувствие, она с удовольствием купалась во внимании интересующего ее мужчины и принимала его ухаживания.

– И еще я тебе говорил, – продолжал Малов, – что ты мне очень дорога. Допускаю, что ты этого не слышала, потому что в этот момент была занята своим репортажем. Так вот, я это повторяю и хочу, чтобы ты это твердо знала и всегда была уверена во мне.

– Я буду стараться, – пообещала Полина.

– Крепко тебя целую. Жди меня.

Полина нажала кнопку отбоя, но телефон тут же зазвонил снова.

– Я слушаю тебя, мой дорогой, – даже не взглянув на определившийся номер, промурлыкала она. Ей хотелось снова услышать голос Антона Малова, услышать, что он постоянно думает только о ней, что хочет быть с ней рядом.

– Полина, привет! Что с тобой? В какой ты больнице? Почему в Питере? Тебе срочно нужно в Москву, я приеду, обо всем договорюсь с врачами и перевезу тебя в Москву, – на одном дыхании скороговоркой произнесенная фраза заставила Полину открыть глаза.

– Привет, Олег! Не представляешь, как я рада тебя слышать, – это была правда. Полина никогда не слышала, чтобы Брусникин был по-настоящему встревожен, а не вальяжен. Сейчас он беспокоился о ней, а не о цене нефти или неотгруженном танкере. Надо было признать, что ей весьма польстило такое изобилие мужского внимания к ее персоне: сначала – Малов, теперь – Олег. Она чувствовала, что она им небезразлична, и это поднимало ее самооценку.