Коля уже просчитал, что расстановка сил явно не в мамину пользу, поэтому дипломатично закатил глаза и изобразил сценку «мне дурно». Теперь он находился между двух огней, поскольку ссориться с Татьяной не входило в его планы. Неизвестно, какие действия она предпримет, вероятно, придется жениться. Николай досадливо поежился при этой мысли, но из двух зол выбирают меньшее.

– Что вы прицепились к нему, не видите, плохо мужику? – Татьяна решительно вступала в права официального пользования телом, навалившись на затихшего Колю мягкой грудью и нацеливаясь сделать умирающему искусственное дыхание.

– Не смей слюнявить моего мальчика! – Раздался треск материи и испуганный мамин вскрик.

Николай приоткрыл закатившиеся глаза. Видимо, пытаясь предотвратить осквернение сына, Елена Сергеевна слишком резко потянула гостью, и в результате пуговицы на Татьянином платье отлетели, выпустив на волю сногсшибательные достоинства верхней части ее аппетитного тела.

«Фиг с ней, – малодушно решил Коля. – Пусть будет свадьба. В конце концов, могло прийти и что-нибудь похуже, а эта очень даже ничего…»

– Так я и знала! – злорадно возопила мама. – Эта дрянь даже нижнего белья не носит!

Ей казалось, что сын тоже должен отнестись к этому факту с возмущением. Но в данном случае они не являлись единомышленниками. Судя по Колиной блаженной физиономии, над которой нависло все, что наглая визитерша не положила в пресловутое нижнее белье, его это устраивало. Татьяна же, которую, по мнению Елены Сергеевны, произошедшее недоразумение должно было по меньшей мере смутить, наоборот, расцвела, как майская роза, и демонстративно начала собирать пуговицы, метя по Николаю своим колхозным выменем.

– Еще неизвестно, кто тут беременный, – в последней попытке восстановить справедливость обратилась в пространство мама.

– Разумеется, – с готовностью поддержала тему Татьяна, даже прервав ради такого случая процесс реанимации. – Столько вариантов может быть: и вы, и Коля, и я. Хотя я, конечно, вряд ли. Слишком уж неправдоподобно! В моем-то возрасте!

– Не передергивай мои слова! – Елена Сергеевна аж задохнулась от возмущения, сжав губы до размера младенческого пупка. Вопрос возраста был для нее очень актуальным, поскольку один из бывших коллег по работе, получивший недавно участок в садоводстве, стал активно зазывать ее в гости и намекать на совместное, не лишенное романтики вскапывание грядок. – Где документ, что ты вообще беременна? И даже если и так, то где на твоем пузе написано, кто его автор?

– Интересно, – Татьяна задумчиво проехалась бюстом по лицу автора, – вы, мамаша, действительно хотите, чтобы я доказывала наше родство через суд, или надеетесь, что я откажусь от любимого мужчины, вытру сопли и навсегда попрощаюсь с вами?

– Ой, а не ври-ка! Любимый мужчина! – Елена Сергеевна с остервенением ткнула в бок разомлевшего отпрыска. – Что уши развесил? Думаешь, ты ей нужен? Да ей наши метры квадратные нужны, лимита бесстыжая! Лишь бы в городе зацепиться! Понаехали тут, плюнуть некуда! Сначала сама пропишется, потом всю родню сюда перетянет, а дальше – сядут все на нашу шею, ноги свесят и будут понукать!

– Ну, во-первых, – с расстановкой произнесла Татьяна, – я не лимита и ниоткуда не понаехала, могу паспорт показать. Во-вторых, не бейте Колю, ему и так плохо. В-третьих, никакой родни у меня нет, и на шею я садиться не собираюсь. Я, между прочим, в институте культуры учусь, а не заборы крашу. А в-четвертых, у меня, кроме него, никого не было, так что не надо со мной таким тоном разговаривать!

Насчет «никого не было» Коля мог бы поспорить, но не стал. Судя по напору, Татьяна в своей правоте не сомневалась, и ребенок скорее всего его.

– Колясик, – мама чувствовала, как бразды правления стремительно и неудержимо вырываются из ее слабых рук, – не молчи! Я не собираюсь жить с этой базарной хамкой!

– Без проблем, – хлопнула ее по плечу Татьяна. – Хотя нам будет вас не хватать. Правда, Коленька?

Неожиданно для самого себя Николай кивнул.

Часть вторая

Новый отель величественно поблескивал степенными плитами неяркого мрамора, высокомерным хромом отделки и чисто вымытыми стеклами. Исполинского роста швейцар на входе мог бы показаться искусно сделанным манекеном, если бы не его открытая дружелюбная улыбка, адресованная робеющему мужчине в дешевой китайской ветровке и потертых джинсах. Суетливое городское утро мягко перетекало в наполненный заботами день. Из холла, словно детское цветное драже, высыпалась группа ярко одетых туристов, возбужденно и радостно оравших на своем непонятном языке. Они аккуратно обогнули высокого лысоватого парня, застывшего у входа с испуганным взглядом провинциала, впервые попавшего в центр города, и исчезли в недрах ослепительно-белого автобуса, безнадежно испорченного аляповатыми мазками рекламы.

Он чувствовал себя, как Агафья Лыкова, вывезенная из тайги для знакомства с достижениями цивилизации. Окраина города, откуда он выехал чуть больше часа назад, еще только примеривалась к новому темпу напористых девяностых годов, старательно рядясь в малиновые пиджаки и украшая кособокие ларьки и наспех покрашенные фасады первых этажей вычурными надписями, а центр уже давно ускакал вперед, словно резвый мустанг, без труда обогнав стадо безнадежно отстающих баранов. Город, как женщина не первой молодости, спешно обновлял и ретушировал свой лик, чтобы понравиться зарубежным гостям. Пока основная масса народонаселения по инерции продолжала жить при социализме, кто-то уже успел сориентироваться и активно погреб веслами в сторону зарождающегося капитализма.

НИИ, в котором имел несчастье работать Николай, тихо агонизировало. Зарплаты выплачивались с непредсказуемой периодичностью и труднообъяснимыми частями. Государство в одностороннем порядке назначило себя должником и начало вместо денег выдавать отпечатанные на компьютере бумажки, подтверждающие гипотетическое право работника на денежное вознаграждение за труды. Видимо, кто-то наверху заботливо побеспокоился о том, чтобы люди не забыли, сколько денег им должны на сегодняшний день. В очередной раз получив часть заработка за январь и бумажку с аппетитной, но мифической цифрой задолженности, накопившейся к началу лета, Николай понял, что из финансовой пропасти он должен выбираться сам. Никто не придет и не сбросит ему ни лестницу, ни канат. И Коля начал осторожно карабкаться по отвесной стене обстоятельств. Сама судьба решила подыграть ему.

Однажды вечером, как обычно проиграв в споре «кто выносит мусор», он вышел с одурманивающе воняющим ведром и пачкой сигарет на улицу. За оградой детского сада звенели голоса припозднившейся ребятни, где-то жизнерадостно тявкала тонким фальцетом мелкая собачонка, из открытых окон доносились отголоски музыки, телевизионных разборок и скандалов местного значения. Где-то по-кошачьи орал младенец и слышалось ласковое материнское присюсюкивание. Домой не хотелось. Вывернув ведро в контейнер, Николай присел на скамейку и закурил.

– Никола, здорово! – Из бордовой «восьмерки» вальяжно выкарабкивался Степан.

– Никак машину купил? – с тщательно скрываемой завистью поинтересовался Николай.

О том, что у Степана новая машина, он уже знал от вездесущей жены, поэтому некоторая осведомленность смягчила удар. Еще совсем недавно, зимой, Степка ходил в старом солдатском ватнике с тоскливыми зелеными разводами и заляпанных клеем сношенных снегоступах. Тем обиднее показалась внезапная метаморфоза, по неизвестной причине случившаяся с отставным прапорщиком. Мало того, что у него появилась новая тачка, так вдобавок к ней прилагалась и вертлявая молоденькая девица, висшая на рыхлом плече Степана и смущавшая соседей микроскопическими джинсовыми шортами с кружевами. Местные дамы, насмотревшись «Санта-Барбары», с пеной у рта спорили, является девица малолетней любовницей престарелого холостяка или его незаконнорожденной дочерью.

Пользуясь случаем, Николай, которого тоже подзуживало любопытство, с деланым равнодушием поинтересовался:

– А чего один?

– У Ленки смена сегодня до полуночи. Сейчас передохну, а потом поеду встречать.

Получив размытый ответ на свой весьма обтекаемый вопрос, Коля поскреб остатки волос на темечке и понимающе подмигнул:

– Ну, и какие планы на будущее?

– Накоплю на квартиру, женюсь, детей нарожаем, – простодушно развеял его сомнения Степан.

Коля расстроился. Он вдруг почувствовал острую зависть к так удачно устроившемуся мужику. Конечно, сейчас девицы корыстные, не то что раньше, поэтому все лучшее доставалось пронырливым Степкам, нашедшим свое место под солнцем.

– Где трудишься? – ревниво спросил Николай, с намеком кивнув на гладкобокую «Ладу».

– В охрану взяли, в гостиницу. Слышал, в центре новый отель недавно открыли, супернавороченный, так вот я там, в охране.

– Вакансий-то нет? – безнадежно произнес Коля для поддержки разговора.

Ответ был предсказуемым.

– Какие вакансии? – хохотнул Степан. – Туда ж не попасть! Знаешь, какой конкурс был? Я полгода в турах участвовал, затем три месяца нас перед открытием муштровали. Это ж охрана, а не хухры-мухры! Вот где армейское прошлое пригодилось. Да, если честно, еще кореш мне помог. На последнем туре подсобил, он там в начальстве ходит.

– Так, может… – осторожно и заискивающе заглянул ему в глаза Николай.

– Не, в охрану никак, – отрубил Степан.

Николай зло отбросил сигарету и сплюнул.

– Но могу поспрошать, – задумчиво протянул сосед. – Кто-то там вроде требовался. Ты по специальности кто?

– Химик-технолог, – застыдился Коля, словно признался в чем-то неприличном.

– Да уж, – крякнул Степа. – Эк тебя угораздило.

Коля подобострастно закивал и торопливо добавил:

– Я еще на компьютере могу и в электричестве разбираюсь.

– Ладно, посмотрим. Ну, бывай.

Домой Николай летел, как на крыльях, едва не забыв у лавки вонючее ведро. Таким мелочам в его новой жизни места не было.