Силвиу Абреу - Примирение

—  Да.

«Знакомиться с творчеством куда легче, чем сталкиваться с жизнью», —  подумала Марта, унимая сердцебиение.

Она вошла в полутёмное просторное помещение и замерла. Искусство впечатляло не меньше жизни —  из угла смотрел на неё исподлобья, пронизывающим взглядом старик с гривой перепутанных волос на голове. Ошибиться она не могла —  это был тот самый, который набивался к ней в родственники, и которого она возненавидела, но вылепленный из глины, он обрёл и значительность, и достоинство.

—  Нравится? —  спросил скульптор.

—  Как работа —  да, но как модель... Зачем он тебе понадобился?

—  Я получил его в качестве приданого. Он сразу показался мне очень интересным. И ты знаешь, он не разочаровал меня, —  признался Бруну.

Марта промолчала, но про себя не могла не признать, что работа Бруну произвела на неё большое впечатление. На этого старика хотелось смотреть, хотелось разгадать, что же он хочет сказать тебе своим пронизывающим взглядом...

—  Даже Аженор на себя засматривается, а его трудно упрекнуть в любви к искусству! —  расхохотался Бруну. —  Пошли, а то так и простоишь до вечера. А я хочу вам показать что-то необыкновенное!

Они позвали детей, Марта попросила шофёра прихватить корзину со снедью для пикника, и все тронулись в путь. Тропинка привела их к небольшому котловану и стала спускаться вниз, извиваясь от пещеры к пещере. Детям не терпелось добраться до первой, и они побежали вперёд.

—  Это не опасно? —  спросила Марта.

—  Конечно, нет. Интересно, —  ответил Бруну.

Вход в пещеру сторожил каменный дракон, он выползал прямо из стены, большеглазый и добродушный. Дети в восторге захлопали в ладоши.

А какие чудеса ожидали их в пещере! Она была совсем невелика, и сверху в неё откуда-то падал свет. Он казался золотистым, и благодаря ему особенно приветливо выглядели диковинные цветы и растения, оплетающие стены.

—  Это ты их нарисовал, Бруну? —  спросила Марта, восхищённая не меньше детей.

Тот кивнул.

—  Мы с Аженором задумали создать здесь волшебное царство, —  сказал Бруну.

—  С Аженором! —  воскликнула поражённая Марта. —  С Аженором? С этим вымогателем? Он же бездельник! Он привык жить за счёт других!

—  Я не знаю, какой он, Марта, но у него тоже есть своё дело и он его любит. А когда человек делает то, что любит, он забывает обо всём.

—  И что же любит Аженор? —  с пренебрежением поинтересовалась Марта.

—  Взрывы, —  спокойно ответил скульптор.

—  Вот этому я верю, —  с нервным смешком сказала она. —  В моём доме он тоже устроил взрыв. И не один, —  добавила она, с содроганием вспомнив визиты неопрятного старика.

—  Он по ним мастер. Может сделать любой силы. Работает ювелирно. Мы с ним обрабатываем пещеры, находим место, чтобы в них падал свет, и соединяем дорожками. Потом я придумываю, на кого из зверей похожи камни и чуть-чуть помогаю им.

—  А дальше? Что дальше? Что там ещё есть? —  спрашивали Тиффани и Жуниор.

—  Подводное царство, —  важно ответил Бруну. —  И там мы будем пробовать рыбу. Я уверен, что все проголодались.

По узкой тропинке трое взрослых и двое детей перебрались в следующую пещеру. Она оказалась куда сумрачнее предыдущей, потолок терялся в темноте, свет сочился с нескольких сторон, а сбоку на синеватых стенах словно бы шевелились серебристые водоросли.

—  Тут, даже страшновато, —  признались дети.

—  Вот и хорошо, —  сказал Бруну. —  Шагайте за мной! Сейчас ещё страшнее будет!

И он, взяв за руку Тиффани, нырнул в полумрак, прошёл по пещере, которая оказалась совсем не ма-ленькой.

—  Ого-го! —  крикнул он.

—  Го! Го! —  забухало басом вокруг. Все почувствовали себя вдруг очень маленькими, затерянными в потёмках, во власти неведомых сил.

Бруну сделал ещё несколько шагов, направился к пятну серебристого света и вошёл в него. Они шли гуськом по коридору, словно бы по лучу света, вышли на небольшую площадку и остановились, поражённые ослепительными красками начинающегося заката.

Они стояли, молча, не в силах оторвать глаз от божественного спектакля, которым завершает каждый свой день природа.

—  Вот здесь мы и пообедаем, —  буднично сказал Бруну. —  Теперь я уверен, что все вы нагуляли прекрасный аппетит. Займёмся костерком, Хуан, —  обратился он к шофёру, с которым успел не только познакомиться, но и расспросил о семье и детях.

Тот кивнул и поставил на землю корзину.

В середине площадки был сделан очаг, вокруг него лежали ноздреватые, похожие на пемзу камни с удобными выемками для сидения с циновками из морской травы.

—  Располагайтесь, —  пригласил Бруну. —  Отдыхайте!

Но кто отдыхает сидя, кроме взрослых? Дети тут же уселись на корточках возле Бруну и Хуана.

—  А как мы будем жарить рыбу? —  стали спрашивать они. —  А можно, мы сами будем её жарить?

—  Можно, конечно, можно, —  весело ответил Бруну. —  Надевайте её на вертела и будете поворачивать.

Шофёр поколдовал, и в очаге зажёгся огонь. Он постарался так замаскировать маленькую плитку, что казалось, будто пламя выбивается прямо из-под камней. Дети с криками запрыгали вокруг огня.

Марта встала со своего удобного кресла и тоже подошла к очагу —  и она предпочла величественному зрелищу маленький рукотворный огонёк, который, загораясь, объединяет всех.

—  Я тоже буду вертеть, —  сказала она. —  Я обожаю вертеть.

—  Всеми, —  закончил Бруну и рассмеялся.

—  Но, как видишь, для общего блага, —  улыбнулась и Марта. Странные чувства владели ею, ей было и грустно, и весело.

—  Коридор, площадка, —  это всё заслуга Аженора, —  принялся объяснять Бруну. —  Ну и намучился он, пока всё это сделал! Камни он тоже сам вытаскивал. А я потом только стенки раскрасил. Здесь удивительные природные глины. Так ложатся! А цвета!..

А потом они сидели в темноте быстро наставшей южной ночи, объединённые теплом огня. Городские дети, Тиффани и Жуниор, может быть, впервые в жизни видели в темноте не городские огни, а огромные звёзды, которые словно бы спустились к ним.

Мало-помалу стало зябко, и Марта забеспокоилась:

—  Как же мы обратно пойдём в такой темнотище? Да и поздно уже!

—  Не поздно, —  темно, —  улыбнулся Бруну. —  А пойдём мы вот так.

И он зажёг фонарь, ярко высветив их кружок. Хуан мигом сложил все остатки провизии в корзину, и тут Бруну погасил фонарь. Тьма показалась плотной как стена, зато звёзды, звёзды...

И вдруг в темноте что-то засверкало, рассыпая маленькие сверкающие звёздочки.

—  Держи, Тиффани! Держи, Жуниор! —  и дети получили каждый по гигантскому бенгальскому огню. Они завороженно смотрели на них, а те рассыпали потоки искрящихся серебряных звёзд.

—  Это тоже Аженор, —  шепнул Бруну Марте. —  Он же пиротехник, а мы готовимся к большому празднику. Анне-Марии исполняется год. Приезжайте, если соберётесь.

Бенгальские огни догорели, и Бруну снова зажёг фонарь. Точно такой же зажёг и Хуан, и они двинулись в обратный путь.

Дети и Марта были потрясены увиденным и сидели в машине, молча. Дом встретил их светом и теплом, Сезара ещё не было, в последнее время он всё позже и позже приходил из офиса.

—  Мигом в ванну, потом в постель, —  скомандовала Марта.

—  Какой чудесный день мы провели, —  мечтательно сказала Тиффани. —  Правду сказал сеньор Бруну: мы побывали в волшебной стране.

—  И не сделали уроков, —  сказал Жуниор.

—  Я напишу вам записку, —  утешила их Марта.

—  А когда мы опять туда поедем? —  спросил Жуниор.

Тиффани, молча и вопросительно, уставилась на бабушку.

—  Когда-нибудь, —  ответила Марта.

Да, они побывали в волшебной стране, но как ей было сложно туда вернуться...

Дона Диолинда не собиралась выпускать из своих рук бразды семейного правления. Ей очень не понравилось именно то, что очаровало в Бине Эдмунду, —  её самостоятельность и деловитость.

Когда Эдмунду понял, что жена не только не собирается отягощать его своими проблемами, но даже согласна взять на себя его проблемы, он почувствовал к ней самую искреннюю признательность. Его матушка требовала от него то одного, то другого, он постоянно должен был осуществлять её замыслы, а они отнюдь не всегда соответствовали его собственным. Брак с Биной оказался настолько необременительным, что Эдмунду пришёл в восхищение. Он зажил своей жизнью и не желал ничего слышать, когда Диолинда принималась её критиковать.

—  Оставь, мама! —  говорил обычно Эдмунду. —  Бина так заботится о нашем семейном достоянии, что мы должны ей поставить памятник.

—  Это я сделала бы с удовольствием, —  ядовито сообщала Диолинда.

—  Я тебя не слышал, —  отвечал Эдмунду. —  А если слышал, то не понял! И потом, мне пора в клуб, мама! Ты же знаешь, что я разочаровался в поло и хожу теперь только на скачки. Скачки —  занятие настоящих аристократов! Мы сегодня собираемся обсудить очередных фаворитов.

В городе Эдмунду вновь заразился вирусом аристократизма. Он охотно делился деньгами со своими знатными, но часто неимущими приятелями, а они окружали его ореолом своих древних титулов.

—  Принц! Настоящий принц! —  вздыхала с восхищением Бина, смотря в окно на своего мужа, который уезжал в клуб в очень скромной и очень дорогой машине, как оно и подобает настоящему аристократу.

Потом она садилась в свою наимоднейшую последнюю модель. На таких было положено ездить в её кругу —  кругу преуспевающих бизнесменов, которые всегда задавали тон, давая понять, что могут позволить себе иметь то, чего никто ещё не имеет.