Дети задумались, и Марта ушла из столовой чуть-чуть более спокойной, чем вошла в неё. Сумев успокоить детей, она успокоилась и сама. Сейчас было не до волнений, нужно было действовать. Она отнесла Гиминью в спальню, положила ему на лоб лёд и села на телефон —  вызывать врача, искать Селести.

Селести с Энрики в этот вечер не было дома, они решили отдохнуть и отправились сразу после работы в ресторан, потом собирались потанцевать в дансинге или, может быть, побывать на ночном шоу.

Они по-прежнему пока жили на два дома, сохраняя квартиру Селести как уютное гнёздышко для двоих, куда по временам скрывались.

Об отдельном от родителей доме новая семья речь пока не заводила из-за Тиффани и Жуниора: детей, которых постигла трагедия сиротства, опасно было отрывать от привычной обстановки, лишать тепла и ласки дедушки и бабушки, у которых они выросли и которых любили. Здесь дети порой забывали о случившемся несчастье, смеялись, шалили, резвились, а потом вдруг, всё припомнив, жались к Марте и Сезару, готовым защищать их и оберегать.

—  Пусть они сначала привыкнут ко мне, —  говорила Селести Энрики, —  почувствуют, что могут на меня положиться, научатся доверять, вот тогда мы и станем настоящей семьей, а до этого будем жить как жили.

Если Селести была согласна на это, то Энрики тем более. Ему нравился ветерок свободы, который овевал их с Селести брак.

Их домашнему детскому врачу сеньору Гонсалесу Марта дозвонилась сразу и попросила его срочно приехать. Селести она звонила, но никак не могла дозвониться, видно, Энрики отключил мобильник.

Марта сидела возле Гиминью, меняла холодные компрессы и ждала врача.

Доктор Гонсалес, надо отдать ему должное, приехал очень быстро, вошёл, расправил усы и присел на край кровати.

—  Ну-с, молодой человек, —  начал он, уже оглядывая малыша цепким профессиональным взглядом, —  приступим к осмотру.

Гиминью лежал тихо, позволяя делать с собой что угодно. Доктор осторожно ощупывал его, поглаживал, похлопывал, поднимал веки и заглядывал в глаза. Но вот Гонсалес взял его левую ручку, и пациент болезненно вскрикнул. И всё-таки врач очень осторожно ощупал её, вызывая новые болезненные стоны.

—  Та-ак, —  протянул Гонсалес и повернулся к Марте. —  Я бы советовал вам поместить его в больницу. У него перелом левой руки и сотрясение мозга.

—  У него недавно был менингит, * тихо сказала Марта.

—  Поэтому я и говорю о больнице, —  так же тихо ответил Гонсалес. —  Есть и другие явления. У него стресс, и неизвестно, как это скажется на его психике. В больнице можно обеспечить должный контроль за его состоянием. Это очень-очень важно.

—  Я понимаю, —  ответила Марта, похолодев от ужаса. —  Он может стать умственно не...

—  Я этого не говорил, —  сурово ответил доктор. —  Но в больнице больше шансов избежать нежелательных последствий.

—  Его лучше отправить прямо сейчас? Или можно хоть сколько-нибудь подождать? —  спросила Марта. —  Я не могу разыскать его мать. А без матери в больнице...

Её прервал телефонный звонок.

—  Я хочу пожелать своим трём деткам спокойной ночи, —  раздался весёлый голос Селести. —  Как они там? Слушаются?

—  Селести, приезжай как можно скорее, —  проговорила Марта, её душили слёзы, и по голосу об этом можно было догадаться. —  У Гиминью сотрясение мозга и перелом руки. Доктор Гонсалес велит отвезти его в больницу.

—  Еду, —  только и сказала Селести и повесила трубку.

Вместе с Энрики они появились буквально через двадцать минут, оба очень серьёзные и сосредоточенные. Они помнили, какой страшный стресс пережил мальчик, оказавшись в руках Анжелы. Последствия его сказались только сейчас.

Доктор Гонсалес дождался их и в нескольких словах обрисовал ситуацию.

—  На нервной почве у него могут возникнуть нервный тик, провалы памяти, нарушения слуха или зрения. Всё это восстановимо, но на это нужно время и уход. Его физическое состояние требует наблюдения профессионалов, так что приготовьтесь к длительному пребыванию в больнице, потом в санатории.

—  Я всё поняла, —  кивнула Селести. —  Ты оформишь мне с завтрашнего дня увольнение, —  обратилась она к Энрики. —  Я буду с моим мальчиком столько, сколько понадобится.

—  Очень правильное решение, —  кивнул Гонсалес. —  Мы не будем размениваться на мелочи и рис-ковать здоровьем нашего молодого человека.

—  Сейчас я отвезу вас, —  сказал, поднимаясь, Энрики!

—  Нет, мы вызовем специальную машину, —  остановил его Гонсалес. —  Ему лучше ехать лёжа и без малейшей тряски.

—  Я принесу тебе в больницу всё, что нужно, Селести, —  сказала Марта. —  Завтра мы с Тиффани и Жуниором придём навестить вас.

Она расцеловала на прощание внука и невестку и печально побрела наверх. Случившееся несчастье подкосило её.

—  Господи! Хоть бы Сезар приехал поскорее, —  молила она про себя, направляясь в детскую, так ей хотелось прижаться к надёжному плечу мужа и немного поплакать.

В спальне всё было спокойно. Спали дети или только притворялись, лёжа с закрытыми глазами, —  Марта не стала разбираться. Дышали они ровно, и это её успокоило. Она поцеловала каждого, перекрестила, поправила подушки и вышла.

У себя в спальне она и хотела было поплакать, но слёз не было, одно сухое волнение, и она легла, не раздеваясь, ожидая Сезара. Она знала, что без снотворного ей не заснуть, но принять его не спешила. Судьба Гиминью мучительно тревожила её. Бедный мальчик! Что с ним будет? И где же Сезар? Почему же он не идёт?

Марта взяла телефон и набрала номер офиса.

Сезар тут же поднял трубку.

—  Что-то случилось, Марта? —  спросил он.

—  Да, —  ответила она. —  И у тебя, наверное, тоже.

—  У меня? —  удивился он. —  Почему ты так решила?

—  Потому что тебя до сих пор нет дома.

Сезар взглянул на часы. Было уже около одиннадцати.

Ему было приятно, что жена беспокоится о нём. Нет, он всё-таки ей небезразличен. Правда, раньше она позвонила бы ему уже часов в восемь, а теперь только в одиннадцать, но всё-таки позвонила.

Он давно уже сидел и ждал её звонка, намереваясь во что бы то ни стало его дождаться.

—  Наверное, и ты только что пришла, дорогая, а я просто заработался. Сейчас еду, —  сказал он.

—  Нет, я была всё время дома, —  тихо ответила Марта, —  но у нас случилось несчастье.

И она рассказала про Гиминью.

—  Сейчас еду, —  повторил Сезар, —  мужайся, родная.

Ему стало неловко за свои переживания: что за детство, в конце концов! Боже мой! Несчастный ребёнок!

Дорогой он невольно всё время вспоминал Анжелу. Она прокляла их, и её проклятие тяготело теперь над домом Толедо. Он всё время ощущал её отсутствие в делах фирмы. Сколько бы она ни причинила им всем вреда, но работником она была толковым, и Башню они восстановили, безусловно, её трудами. Дела без неё пошли совсем не гладко. А теперь вот Гиминью...

«Кто бы снял с нас проклятие Анжелы? —  думал Сезар. —  Кто бы спас нашего Гиминью?»



Глава 14


Александр с увлечением работал. Он уже выиграл несколько дел, и у него стала появляться своя клиентура. Успешно выступив в одном запутанном семейном деле, он сумел отстоять интересы обиженной сироты, после чего к нему стали обращаться с просьбами бедные, забитые люди. Доходы его от этого не росли, зато росла популярность. Его стали приглашать и в маленькие городки по соседству. Он ездил в них охотно, проводил там иногда даже два или три дня, захватив уик-энд, любуясь природой, изучая достопримечательности. Ему нравилось странствовать по незнакомым местам. Нравилась свобода. Любая. Свобода передвижений. Свобода отношений. В личной жизни он не хотел для себя больше ничего серьёзного, ответственного, обязательного.

Возвращаясь домой после рабочего дня или очередной поездки, он радовался своей небольшой квартирке с видом на океан, где под рокот большого города, который казался ему рокотом волн, чувствовал себя очень уютно.

Общаясь целый день с самыми разными людьми, он приобрёл вкус к одиночеству, нисколько не тяготился им и проводил вечера, читая юридические фолианты или смотря телевизор. Но не был он и мизантропом. Любил эстрадные представления, авангардные выставки. На одной из них к нему подошла приятная молодая особа —  смуглая, в крутых завитках, с круглым личиком и большими глазами.

—  Люсиль Медейра, —  представилась она, сверкнув белозубой улыбкой и протянув руку.

Александр пожал её и назвал себя.

—  Художница, —  отрекомендовалась она и прибавила, обведя рукой стену: —  А это мои работы.

На стене были развешаны батики, и Александр по достоинству оценил свежесть и непосредственность композиций молодой художницы. Да и сама она показалась ему симпатичной, так что он пригласил её посидеть в кафе на террасе и выпить коктейль.

Люсиль согласилась. Экспансивная, непосредственная, она открыто выражала свои чувства и нисколько не скрывала, что ей очень нравится Александр. Она готова была не только на дружеские, но и на гораздо более близкие отношения.

—  Ты свободен? —  спросила она. —  Если да, мы можем потом поехать ко мне.

Но в памяти Александра были ещё слишком свежи все тяготы и последствия двух его романов, чтобы мгновенно отважиться на новый.

Он неопределённо пожал плечами и оставил вопрос Люсиль без ответа.

Она истолковала его молчание в положительном для себя смысле: Александр не свободен, но она ему настолько нравится, что он хочет с ней встречаться.

Поужинав, они поехали потанцевать. Потом он отвёз её домой, поцеловал в щёчку и отказался зайти на чашечку кофе.

—  А когда мы опять увидимся? —  весело спросила Люсиль.