– Оставайся в доме, – приказала Джуд надтреснутым от страха голосом. – Они могут вернуться.

– О, я сомневаюсь, – протянул Долтон. – Они, как койоты, незаметно подкрадываются, чтобы вынюхать легкую добычу. Они не вернутся за тем, что требует от них приложения силы.

– Вы уверены?

– Я хорошо знаю таких типов, так что можете возвращаться и спать спокойно. Им недостаточно заплатили, что бы они искали себе лишнюю работу, с которой не смогут справиться. – Долтон Макензи снова оказался дерзким самоотверженным героем.

Трепет благодарности, начавшийся внутри у Джуд, постепенно изгонял страх, который был там всего несколько мгновений назад.

– Слава Богу, – вздохнула Джуд. Она забрала у Долтона винтовку и позволила ему взять себя под руку. – Вы выглядели очень впечатляюще. Я почти поверила тому, что видела.

– Так же, как и они. Джозеф сказал мне, чтобы я сделал четыре шага и стоял как вкопанный. К счастью для нас, они ничего не поняли. И мне повезло, что свет был плохим, потому что я, кажется, надел рубашку наизнанку.

Теперь, когда напряженность момента осталась позади, так приятно было посмеяться. Но пока Джуд вела обратно в дом их храброго спасителя, она почувствовала, как возникает другая напряженность: что-то тлело и готово было вспыхнуть, как сухая-трава от малейшей искры. Джуд осознавала опасность, понимала, что должна защититься, отойти, обрести твердую почву под ногами и укрыться, прежде чем будет уничтожена надвигающейся бурей страсти. Однако как мощные всполохи, которые раскалывают небо, так и эта не находившая выхода потребность в мужчине, шедшем рядом с ней, притягивала и одновременно пугала своей темной и беспощадной магией.

– Джозеф, уложите Сэмми, пока я провожу мистера Макензи.

– У-у-у, Джуд…

Джуд выразительно посмотрела на брата, и он, сделав кислую мину, опустился на свою постель. В длинной ночной рубашке он был похож на обидевшегося маленького мальчика – на очень большого маленького мальчика. Но Джуд была уверена, что он не станет возражать, и, когда она повела Долтона к спальне, Сэмми отодвинул Бисквита с середины соломенного тюфяка, чтобы свернуться калачиком рядом со старым псом.

Печальный взгляд Джозефа последовал за Джуд, но сам он остался на месте.

Когда она повела Долтона к кровати, он снова оперся на ее руку.

– Вы не зажгли лампу.

– Мне не нужна лампа, в этой комнате мне знаком каждый дюйм, – отозвалась она. – После смерти отца Сэмми часто снились страшные сны, и я спускалась сюда, чтобы посидеть с ним. Он быстрее успокаивался без яркого света.

– Мне он не помешает, – слегка улыбнулся Макензи.

Джуд зажгла лампу, и мягкий свет осветил комнату. Честно говоря, она предпочла бы остаться в темноте, чтобы не видеть лица Долтона и не напоминать себе, что он считает ее красивой, потому что не может ее увидеть.

Без повязки на глазах он, казалось, следил за Джуд, его взгляд не отрывался от нее и провожал каждое ее движение, хотя она понимала, что это только иллюзия, что он просто следует за звуком. И все же его поведение лишало Джуд присутствия духа, она забыла, какими яркими и жгуче-синими были его глаза. У Долтона вокруг глаз еще оставались незажившие места, а участки новой розовой кожи резко контрастировали с прежней загорелой кожей щек. Его ресницы и брови местами отсутствовали, и это придавало ему несчастный, измученный вид, который только усиливал его демоническую привлекательность. «Как он красив», – подумала Джуд.

– Эти люди, кто они? – настойчиво спросил Долтон.

– Местные хулиганы, – ответила она, расправляя простыни, еще хранившие тепло его тела. Его простыни, его постель, такая близкая, такая соблазнительная. «Боже, помоги мне». Джуд хотела в эту постель – к нему.

– И вы сдались бы, если бы меня здесь не оказалось?

– Нет, мистер Макензи. Меня можно убедить разумными доводами, но я не поддамся грубой силе.

– Это я запомню, – пробурчал он, а затем его тон стал резким, с оттенком настоящего негодования. – У вас опять «мистер Макензи». Мне кажется, я просил вас не называть меня так.

– Почему? Это имя принадлежит только вашему отцу? – Она хотела немного подразнить его, но неожиданно лицо у него застыло, и теплота, бывшая там несколько секунд назад, превратилась в лед.

– Я не знаю, какое имя подходит этому типу, но имя, которое я унаследовал от него, не годится для приличного общества. – Он резко отвернулся, и Джуд, видя его напряженно сдерживаемые душевные страдания, пожалела о своей попытке пошутить. Долтон снял с себя рубашку и швырнул ее по направлению к стоящему рядом стулу. – Вам незачем оставаться, мисс Эймос. Я привык раздеваться в темноте, и у меня никогда не бывает плохих снов.

Даже после того, как ее так грубо отправили прочь, Джуд задержалась, так как чувствовала, что, сама того не желая, ранила его своими беззаботными словами. Пока он снимал брюки, она сказала очень тихо:

– Долтон, спасибо вам. Не знаю, что я делала бы… – Ее голос сорвался от сдерживаемых переживаний.

– Вы все сделали бы замечательно, Джуд. – Он обернулся и улыбнулся широкой, раскаивающейся улыбкой, яркой, как восходящее солнце. – Я никогда не видел такой храброй, как вы, женщины. Вы бесстрашно прошли бы через все и заставили бы их убежать, поджав хвосты.

– Возможно. – Джуд ответила трогательной дрожащей улыбкой, но Долтон, конечно, не мог этого видеть, а затем он выпрямился и в небольшой комнате ее брата показался Джуд ужасно высоким.

– Иногда вы сами себя обманываете, Джуд, и я не уверен, что понимаю почему.

«Почему?» – горячо повторила она. Потому что она позволила ему поверить в ложь, в ложь, которая говорила ему, что она красавица. Она не была храброй. Если бы это было так, она сказала бы ему правду. Когда она стояла перед лицом ночных всадников, под покровом ночной рубашки ее колени стучали друг о дружку, как вибрирующие крылья цикады, а ее разум был парализован страхом. Джуд не была уверена, что снова сможет противостоять бандитам, если они вернутся обратно, когда Долтон уедет.

– Быть может, вам стоит подумать о продаже, – мягко предложил Долтон, словно прочел ее смятенные мысли. – Эта изолированная жизнь здесь для женщины… Вы могли бы создать новую жизнь для себя…

– Где? – с горечью перебила она. – В городе? Где люди будут встречать Джозефа враждебностью и недоверием? Где дети и взрослые на улицах будут насмехаться над Сэмми? Я не хочу, чтобы их так обижали, и я не оставлю их, Долтон. Они моя семья, я за них отвечаю. Поэтому я буду благодарна, если вы будете заниматься своими делами.

– Я думал, вы хотите поблагодарить меня за то, что я сегодня ночью прогнал отсюда этих хулиганов.

Она прервала свою возмущенную речь и тяжело вздохнула, выпустив вместе с воздухом свое раздражение.

– Да, конечно. Простите. У меня нет причин набрасываться на вас. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы так рисковали ради нас.

– Тогда поблагодарите меня. – Он протянул руку, слегка согнув пальцы.

Не зная, чего он ожидал, а зная только, на что надеялась она сама, Джуд подошла к нему и осторожно вложила пальцы в его широкую ладонь, с удовольствием ощутив его крепкую руку, сладостно сомкнувшуюся вокруг ее руки, как мягкие тиски, чтобы накрепко удержать Джуд возле кровати. Но у Джуд даже в мыслях не было куда-то уйти. Его вторая рука нашла ее щеку, и большой палец, расположившись под подбородком, приподнял лицо Джуд. Ее глаза закрылись, и на мгновение у нее остановилось дыхание.

А затем Долтон поцеловал ее – так нежно, как она всегда мечтала, так горячо, как ей всегда хотелось. И она, обхватив его руками, всем своим существом отвечала каждому наклону, каждому изменению давления, каждому чувственному скольжению его языка. Она прижалась к Долтону так, что под белой ночной рубашкой и грубым халатом стало больно груди. В этот момент ей хотелось, чтобы она была одета в шелк и носила модные подвязки и чулки, как та проститутка на лестнице, – ей хотелось чего-нибудь, что сделало бы ее не такой невзрачной, а невзрачная Джуд Эймос страдала от потребности в этом опасном мужчине.

Потом его свободная рука, погладив изгиб ее талии, заскользила вверх, пересчитывая ребро за ребром, пока большой и указательный палец не оказались у нее под грудью. Так просто, никаких торопливых ощупываний, никакого собственнического стискивания, как будто Долтон понимал, что такие агрессивные притязания могут отпугнуть ее. Когда сердце Джуд забилось у него в ладони, она забыла о том, что была некрасива, ибо то, что он заставлял ее чувствовать, было ни с чем не сравнимо. Но, приведя ее на грань блаженства, он чего-то ждал, и Джуд потеряла терпение. Она прервала поцелуй, и ее дыхание превратилось в отрывистые вздохи; она пыталась обрести самообладание, но ничего не могла найти в этом огненном мире желания, который он создал для нее.

– О, Долтон, – шепнула она, напуганная тем, что происходило с ней, и боясь, что если остановит его, то у нее больше никогда не будет шанса испытать… блаженство. То нестерпимый жар, то холод нахлынувшей страсти обжигали ее, а в следующий момент у нее душа уходила в пятки.

Целуя ее в лоб, Долтон оцарапал ей щеку жесткими усами, но даже это ощущение было возбуждающим, как никакое другое. Затем он большим пальцем провел по ее пышной округлой груди томительно медленным движением, полным удовлетворения и восхищения, и к тому времени, как Долтон добрался до трепещущего бутона, ее сосок превратился в болезненный узел необузданного желания. Долтон делал медленные круговые движения, и Джуд едва не теряла сознание от удовольствия. Она спрятала лицо у него на груди, ища той же темноты, на которую он был обречен, и поразилась, насколько от этого обострились все ее остальные чувства. Ее кожа стала горячей и влажной, и под ней мощно и быстро пульсировала кровь. С каждым поверхностным вдохом Джуд втягивала в себя запах Долтона, пока, опьяненная горячим мужским жаром, не почувствовала, как у нее кружится голова.