— Я подумала, возможно, ты голодна. Я принесла тебе обед и ещё болеутоляющую таблетку. — Она поставила поднос на прикроватную тумбочку. — Чёрт, ты выглядишь ужасно, дорогая!

Лаура при мне ещё никогда не ругалась, и это меня удивило. Она подошла и положила мне руку на лоб. Мои глаза защипало.

— Если тебе что-то нужно, то я здесь. Я знаю, это не то же самое. Я не твоя ма… — Они подняла руку. — Что же, я здесь!

Неспособная говорить, я лишь кивнула. Она ушла, а я снова натянула себе одеяло на голову. От запаха овощного супа у меня потекли слюнки, но сейчас я ничего не смогу проглотить. Я снова включила айпод. Анна не могла скрыть печаль в голосе.

— Мой отец пришёл в школу и вытащил с урока. Его рука была измазана кровью. Он приказал мне сесть в машину и молчать. Он был мягким человеком — любил меня безумно — но в тот день я думала, он поколотит меня. Я думала, он выяснил, что я сделала, и мы поедим домой, чтобы упаковать вещи и покинуть город. Потому что когда мы доехали до нашего квартала, я увидела чёрное облако дыма. Я смогла бросить один взгляд на наш когда-то красивый дом. Теперь он полыхал в огне. Моя мать умерла из-за меня.

Мы ехали три дня подряд. У нас больше ничего не осталось, потому что всё наше имущество сгорело в огне. Ночевали мы в машине на местах для отдыха вдоль дороги и не сказали друг другу не слова до третьего дня. Потом мой отец рассказал, что случилось. Двое мужчин — защитники — пришли к нам в дом, потому что слышали слухи. Они ранили моего отца, чтобы заставить мать либо открыть свою тайну, либо смотреть на то, как он умирает. Когда она его исцелила, они её убили и моего отца убили бы тоже, если бы он не смог сбежать.

Звучало так, будто защитники такие же злые, как Дин. Он принудил меня к аналогичному решению: исцели свою мать или смотри на то, как она умирает. Только я не смогла исцелить её. Было слишком поздно. Я вздрогнула, думая о доме, в котором погибла моя бабушка, женщина, с которой я никогда не встречалась, но с которой у меня было намного больше общего, чем с матерью.

— Мой отец сделал то, что хотела мать. Он спас меня и обеспечил то, чтобы мы хорошо спрятались, но он больше никогда не смотрел на меня так, как раньше. Я думаю, он меня ненавидел.

И она научилась ненавидеть саму себя. Смирение в её голосе говорило обо всём. Она осталась с Дином и позволяла ему мучить себя каждый день ещё немного больше, потому что думала, что ничего лучшего не заслужила. Возникла долгая пауза, было слышно, как она вдыхала сигаретный дым и снова выдыхала.

— В день, когда мне исполнилось 18 лет, я убежала. Переехала в Нью-Йорк, нашла работу официантки и пыталась потеряться в городе. Я думала, что оставила прошлое позади, но одному я научилось: никогда нельзя сбежать от своего прошлого.

Она вздохнула, и я уже догадалась, что она скажет дальше.

— Я познакомилась с твои отцом, он был другим, чем все, с кем я когда-либо знакомилась до него. Он был фейерверком и прогулками под луной и цветами без всяких причин. Весь мой мир вращался только вокруг него. Хотя я знала, что всё закончиться не хорошо, я в него влюбилась. Потом я забеременела и знала инстинктивно, что это будет девочка. Ещё в тот же день, в который провела тест на беременность, я порвала с Беном. Он хороший человек. Он хотел жениться на мне, но я не хотела подвергать его опасности. Зато ты носишь его имя. Это твоя судьба, быть целительницей, и эта судьба идёт рука об руку со смертью, как бы ни пыталась сбежать от этого.

Я засунула кулак в рот, чтобы заглушить крик боли. Она знала, что если она родит меня, это закончиться её смертью, и она была права. Она отказалась от шанса на любовь, чтобы с моим отцом ничего не случилось. Печаль разожгла огонь в моём животе, а глаза защипало.

— Я должна тебе кое в чём признаться, Реми. Хорошо, мне нужно рассказать тебе даже о двух вещах.

Она говорила хриплым голосом, и я, затаив дыхание, ждала, что она скажет, что не о чём так не сожалеет, как о том, что родила меня.

— Во-первых, это моя вина, что твой отец не принимал участия в твоей жизни. Об этом он тебе, наверное, не рассказал или лишь частично. При тебе он никогда не скажет ничего плохого обо мне. Я тебе уже говорила, что он хороший человек? Он хотел помочь воспитывать тебя, но я этого не допустила. Когда ты была уже постарше, он позвонил, а я ясно дала понять, что он не желанен. Я даже зашла так далеко и сказала ему, что ты ничего не хочешь иметь с ним общего. Я сильно боялась, что случиться, если он узнает о тебе правду.

Это был тот звонок, который последовал на мою единственную отчаянную мольбу о помощи? Горький гнев наполнил меня, даже если я понимала, почему она его отвергла. Из-за страха пред неприятием или ещё хуже из-за страха пред тем, что он может доверить нашу тайну не тем людям и в конце концов из-за этого пострадать, поэтому она вбила между нами клин.

Тихий внутренний голос напомнил мне о том, что у меня были те же опасения. Тем не менее, я часто себя спрашивала, как бы это было, если бы меня воспитывал Бен. Я не предполагала то, что он даже хотел это сделать.

— Что же, а теперь, когда ты по-настоящему на меня сердишься, я признаюсь тебе ещё кое в чём.

Я скривила рот в недовольную улыбку. Она знала меня лучше, чем я думала. Было слышно, как по поверхности стола двигается стекло, и я предположила, что она потушила свою сигарету в стеклянной пепельнице, которая всегда стояла на кухонном столе и часто была переполнена окурками и серым пеплом.

— Я знаю, ты думаешь, что я тебя не хотела. Это совершенно неверно. С того момента, как я узнала о моей беременности, я повела себя эгоистично, потому что хотела тебя. Меня пугало, как сильно я тебе хотела. С того момента, как я взяла тебя в руки, мысль о том, что я могу тебя потерять, наводила на меня ужас. А когда ты в первый раз исцелила меня, мой самый худший кошмар стал реальностью. Я хотела сделать вид, будто ты не целительница, вынудила тебя держать эту тайну в секрете, но ты не должна была нести груз в одиночку. Я никогда не смогу это исправить, малышка.

Звучало так, будто Анна плачет. Но она не упомянула ни словом то, что допустила, чтобы Дин испортил нам обоим жизнь. Она ещё никогда не могла извиняться, а эта исповедь была наибольшим проявлением её чувств. Чистая печаль сменила мой гнев, потому что я сразу же бы простила её, если бы мне дали шанс.

— Ладно, достаточно этого глупого чувствительного дерьма. Поговорим о защитниках.

Я нажала на стоп. Этот один раз мне хотелось, чтобы моя способность исцелять распространялась также и на чувства. Я не хотела испытывать водоворот из печали, гнева и обиды, который вызвала Анна. Мне хотелось уснуть, чтобы забыться, поэтому я приняла болеутоляющие, которые принесла Лаура вместе со стаканом воды.


* * *

Пока я спала, наступила ночь. Я лежала на ушибленном бедре, которое теперь болело. Из-за медикаментов я была немного одурманена, а становящаяся более интенсивной боль, должно быть, разбудила меня. Я села и разочарованно запыхтела, потому что не могла исцелить видимые раны. Раньше я совершенно не ценила моё самоисцеление.

После утомительного похода в ванную я испытала облегчение из-за того, что в этом отношение больше не нуждалась в помощи Бена. Вернувшись в комнату, я не могла заставить себя залезть назад в кровать. Я схватила айпод и удобно устроилась в кресле возле окна. В комнате было прохладно, и я обмотала одеяло вокруг ног.

— В самом начале, давным-давно, защитники и целительницы были союзниками. И те и другие существуют одинаково долго. Я не могу сказать, когда появились первые защитники и целительницы, или почему, но моя мать уверила меня, что они существуют уже много сотен лет. У защитников тоже есть те, у кого нет дара. Некоторые позабыли о старых обычаях, они больше не знают, что этот старый мир существует, в то время как другие, как я, не могут от него ускользнуть.

Как ты знаешь, целительницы после исцеления, когда их энергия практически израсходована, совершенно беззащитны. Защитники заботились о нашем виде, защищали нас, если можно так сказать, когда мы были слабы.

Защитники обладают определёнными собственными способностями — они сильнее, быстрее и более подвижные, чем обыкновенный человек — и это делает их хорошими союзниками. В обмен за их услуги, защитники уже только из-за того, что находились поблизости от целительниц, получали иммунитет против всех болезней. По крайней мере, так мне рассказывала моя мать.

Защитники были сверхлюди. Как я, только со своей собственной смесью из сумасшедших даров. Это многое объясняло, что касалось Ашера.

— Звучит безумно, да? Но с другой стороны не более безумно, чем представление о людях, которые могут манипулировать энергией и, благодаря прикладыванию рук, исцелять. У тебя в любом случае удивительные способности, Реми. И опасные. Ты должна быть осторожной. Ты не всегда сможешь выбирать, кого хочешь исцелять. Моя мама рассказывала мне, что ненавидела прикасаться к незнакомцам, потому что её тело пыталось автоматически их излечить. Я заметила, что ты тоже избегаешь толпы людей.

В отличие от меня, моя бабушка не научилась, как защитить себя. С поднятой вверх защитной стеной, я могла касаться других. Конечно же Анна не знала, что у меня есть защитная система. Она никогда не спрашивала об этом.

— И что случилось потом, спросишь ты себя? Целительницы и защитники стали хорошими союзниками и очень-очень могущественными. Приблизительно с 1850 года целительницы стали продавать свои способности предлагающим самую высокую цену и решили не делиться своим доходами с защитниками, которые на службе у целительниц, часто теряли свои жизни. Не успели они оглянуться, и между ними вспыхнула война, а как я уже говорила, защитники наделены невероятной силой и быстротой, в то время как целительницы… не могут предложить много в этом отношении.

Я ахнула. Должно быть, была резня. Анна сейчас углубилась в историю, были слышны её шаги на линолеуме. Она говорила быстрее и живее.