– Вы говорите чушь. Не было никакой привязанности.

Феб повернулась к нему и возразила:

– Неправда! Посмотрите мне прямо в глаза и повторите свои слова!

Лорд Кингзбридж, как будто отвечая на вызов, выпрямился во весь свой рост и посмотрел сверху вниз на Феб.

– Никогда не было привязанности между вами и мной, кроме той, которая, естественно, существует между братом и сестрой.

Феб пожала плечами и сделала маленький шаг вперед к виконту, отвечая загадочно:

– В тот год, когда родилась Диана, перед родами Гвинни, – вы помните, в моем розовом саду в Бафе? Вы помните тот случай?

Лорд Кингзбридж судорожно вздохнул.

– Я не сделал ничего, чего мог бы сейчас стыдиться или что могло бы означать ту привязанность, о которой вы говорите.

– Вы чуть не поцеловали меня! – воскликнула она. – А моя сестра носила ваше первое дитя. Как вы можете отрицать это, если по меньшей мере двадцать раз с тех пор вы смотрели на меня с таким же выражением, так же близко протягивали руки, как будто вы хотите заключить меня в свои объятия. Как вы смеете оскорблять меня, мою любовь к вам, говоря, что вы не питали ко мне никаких чувств! О, Джордж, я с вами более чем терпелива, но я скажу вам следующее: если вы разрушите жизни ваших дочерей так же, как вы разрушили мою – и Гвендолин тоже! – я с вами никогда больше не буду разговаривать! И никогда больше не протяну вам своей руки!

Она повернулась и пошла прочь, ее сердце колотилось в груди, щеки горели негодованием.

Лорд Кингзбридж смотрел, как она входит в гостиную. Как давно его сердце желало ее. Позолоченная гостиная, потолок которой был покрыт синим дамасским шелком, в центре образующим красивый круг, была уже полна людей – и все они готовы поносить и бесчестить каждого, кто даст им для этого малейший повод. Армия сплетников – как они смотрят на Феб, как вглядываются за окно в надежде обнаружить того, с кем она только что беседовала. Он презирал их всех, желал им провалиться ко всем чертям и больше всего в этот момент хотел, чтобы его дочери скорее пошли к алтарю и это ужасное дело было закончено. Он сможет вернуться в свое поместье в Девоншире, где в речке, протекающей по его угодьям, прыгает форель и пахучие цветы пышно цветут на кустах, растущих там, где он любит ловить рыбу.

Легкий ветерок прошелестел в воздухе, шепча ему в ухо предостережения.

– Вы не понимаете, – произнес он печально. – Однажды скандал уже чуть не разрушил жизни моих дочерей, и я обещаю, что никогда не позволю ему коснуться их снова.


Диана увидела, как Феб вернулась в гостиную, и заметила яркий румянец на щеках тети. Глаза ее были опущены, когда она грациозно и поспешно шла через комнату к дверям, ведущим в коридор. Она была явно расстроена, и Диана последовала за ней.

В коридоре она увидела, что Феб уже поднимается по лестнице в дальнем его конце, подняв рукой край своей алой бархатной юбки. Диана хотела тоже направиться к лестнице, но голос Эверарда остановил ее.

– Диана, – произнес он, выступая из тени слева от нее.

Она обернулась к нему, гадая, где он был и ждал ли он ее. Он был одет в черное шелковое домино и держал маску в руке, подходя к ней. Она была одета в платье Марии-Антуанетты из синей парчи, волосы ее были напудрены и собраны в сложную прическу, из-за которой ей пришлось снять маску.

– Могу я поговорить с вами? – спросил он, указывая рукой в сторону двери, ведущей в оранжерею.

Со времени несчастливого происшествия в «Милл-Инн», где ее обручили с Лоуренсом, она чувствовала со стороны Эверарда не гнев или печаль, но глубокое разочарование.

– Конечно, – ответила она, бросая быстрый взгляд через плечо и думая, какой толчок скандалу она может дать, уединившись с женихом своей сестры в оранжерее.

Она не взяла предложенную им руку, но сразу заговорила о том, что тревожило ее.

– Вы разочарованы мной, – заявила она.

Он ответил прямо:

– Да, очень.

– Прошу вас, не щадите мои чувства, – сказала она с сарказмом.

– Не стал бы, если бы думал, что это послужит моей цели. Но в данном случае это не поможет. Почему вы промолчали и позволили своему отцу и леди Эпплдор распорядиться нашим будущим?

– Потому что я не могла вынести… О, Эверард, вы не можете себе представить, что это было, когда я появилась на моем первом сезоне, как я страдала от дерзких взглядов и перешептываний всех, кто знал мою мать и… и ее бесчестье! Клянусь, я никогда больше не хочу испытать такой позор…

В ее голосе зазвучали слезы, то же чувство, что заставило ее стоять безмолвно перед леди Эпплдор, вновь овладело ею, она схватилась за горло, закрыла глаза и заставила себя сделать глубокий вдох.

– Тогда я женюсь на Джулии, – сказал Эверард и остановился, не доходя до оранжереи.

Нежный запах жасмина донесся оттуда и закружил Диану, когда она взглянула на Эверарда. Свет свечей, падавший из настенных канделябров, которые тянулись по обеим сторонам коридора, освещал его лицо золотистым светом. Острое чувство утраты потрясло ее до самых глубин души, когда она заглянула в его глаза. Он протянул ей руку и сказал просто:

– Прощайте, Диана. Желаю вам счастья. Я прошу прощения за свое участие в том событии, которое так печально закончилось для вас, меня самого, для Джулии и Лоуренса. Мы говорили с ним и оба согласились с тем, что, если вы с Джулией не хотите ничего предпринять, мы должны примириться с вашими желаниями.

Он поклонился, повернулся и пошел обратно по коридору. Они так и не вошли в оранжерею, и она с иронией подумала, что может, по крайней мере, испытать облегчение по этому поводу – зайди она туда вместе с Эверардом на виду у нескольких особ, идущих сейчас по коридору, и это вряд ли осталось бы незамеченным.

Диана взглянула вниз на свою руку в нежной атласной перчатке. Самое ужасное, подумала она, что он не стал даже протестовать. Он просто пожал ее руку и попрощался, как если бы он говорил с другом, которого никогда больше не увидит.


Леди Эпплдор – с миссис Диттишэм, с одной стороны, и леди Кловелли – с другой – с удовольствием вдохнула ароматный воздух. Она заключила пари с Марией Кловелли на огромную сумму в пятьсот гиней в начале сезона на то, что Эверард женится на Джулии Хартланд. То, что Эверард только что сказал «adieu» единственной реальной угрозе этому браку, заставило ее настроение заметно улучшиться.

– Ну что же, видите? – с триумфом воскликнула она, когда Диана прошла мимо них, чтобы вернуться в зал. – Все уладилось.

Миссис Диттишэм сказала раздраженно:

– Да, конечно. Все уладилось много недель назад.

– Ничего не уладилось, даже наполовину! – воскликнула леди Кловелли, подтягивая ремешки, которыми крепились ее ангельские крылья. Она была одета в чудесное воздушное одеяние из муслина и газа, как и подобает ангелу. Правда, она была самым толстым ангелом, которого леди Эпплдор когда-либо видела!

– Я рассчитываю получить свои пятьсот гиней на следующий день после того, как экипажи выедут за ворота церкви, Мария, – злорадно заявила леди Эпплдор, протягивая свою руку под нос виконтессы и алчно сжимая и разжимая пальцы.

Леди Кловелли оттолкнула ее руку и ответила резко:

– Вы одна из самых скупых женщин, кого я знаю, но я все еще утверждаю, что вы не одержите верх. Прежде чем клятвы будут сказаны, правда выйдет наружу!

Леди Эпплдор просто рассмеялась глупости виконтессы, заговорщицки подмигнув миссис Диттишэм, и отошла от своих подруг, чтобы подойти к Эверарду. Взяв его под руку, она в сотый раз похвалила его за выбор невесты.

Войдя в гостиную, Диана растворилась в толпе гостей. Сердце ее ныло, мысли были расстроены. Это состояние продолжалось несколько часов, пока вечер шел по нарастающей. Сначала был подан обед, потом начался бал с вальсами, кадрилями и котильонами, во время которого весело разгадывали, кто прячется под той или иной маской, и все это время Лоуренс любезно ухаживал за ней так же, как Эверард за Джулией. Было уже далеко за полночь, а в ее голове настойчиво стучала и стучала одна мысль – леди Эпплдор и леди Кловелли заключили пари на несколько сот фунтов на то, что Эверард женится на Джулии, и леди Эпплдор приложит к этому все свое ощутимое и могущественное влияние.

В конце вечера, когда дамы пестрою толпой – жалуясь на болевшие и натертые ноги, на усталость – поднимались по лестнице, чтобы идти спать, Диана отозвала леди Эпплдор в сторону и пожелала узнать одну вещь.

– Вы помните вечер накануне того дня, когда Эверард сделал Джулии предложение? Я знаю, вы должны помнить, потому что видели его в Опере на маскараде.

Глаза леди Эпплдор злобно засверкали.

– О, да, конечно, я помню.

Она кивнула, приоткрывая рот, взволнованно вздохнула и добавила:

– Вы были так очаровательно испуганы моим появлением – это было великолепно!

– Так вы знали, что это была я, и хотели, чтобы я сильно испугалась вашего внезапного появления?

– Конечно! Я уже давно подозревала о вашем чувстве к Эверарду и боялась, что характер матери может проявиться в дочери. Я хотела лишь устроить счастье Джулии.

Диана имела вескую причину сомневаться в том, что леди Эпплдор интересует благополучие ее сестры, но она проглотила язвительное замечание, готовое уже сорваться с ее уст. Вместо этого она спросила:

– Но как вы узнали, что это была я, а не Джулия?

– Я знаю, что я не должна говорить вам! – воскликнула леди Эпплдор, возводя глаза к небу, словно моля кого-то свыше заставить ее воздержаться от последующего признания. – Но я не могу удержаться! Понимаете, когда ваша горничная заболела корью, не было ничего проще для моей экономки, чем рекомендовать вашей миссис Шипстор нанять одну из моих самых доверенных служанок – Бронвин уже очень давно служит у меня!

– Моя… моя горничная? – спросила Диана, ошеломленная. – Та, что служила мне в Лондоне?