По какой-то необъяснимой причине, по крайней мере для Джулии, которая в изумлении смотрела на Лоуренса, оскорбленный набоб немедленно вырвался из лап смерти, в которых он, казалось, был крепко зажат. Он быстро вскочил на ноги, держа кулаки наготове.

– Вы смеете говорить мне такое? Негодяй? Ваш первый удар оказался удачным. Но видно, что вам не хватает тренировки. Сейчас мы посмотрим, кто из нас настоящий мужчина!

У Эверарда потемнело в глазах от ярости, когда он шагнул вперед, чтобы схватиться с соперником.

– Нет! – воскликнула Диана, вставая между мужчинами. – Вы не должны…

Все произошло так быстро, и вмешательство Дианы случилось так не вовремя, что вместо подбородка Лоуренса удар Эверарда пришелся ей по голове. Он увидел, словно во сне, как она упала в грязь и теперь лежала там лицом вниз, молча, без движения.

– Моя дорогая! – воскликнул Эверард, охваченный ужасом оттого, что натворил. Не думая, не замечая присутствия Джулии, он продолжал:

– Милая, любовь моя, что же я наделал? Если я убил вас…

Он быстро взял ее на руки и понес обратно в гостиницу бегом, через лужу у задней двери, которая снова обрызгала его одежду густой грязью. Прижимая ее к себе, положив ее голову на свое плечо, он чувствовал, как ужасная боль пронзала его сердце снова и снова.

В гостиной он сел с нею на диван. Он качал ее, окликал по имени, мягко говорил с ней, стряхивая с нее соломинки и вытирая грязь с ее лица. Но ее тело оставалось неподвижным в его руках. Как он страстно желал, чтобы ее глаза распахнулись, как желал услышать от нее хоть одно слово, пусть даже гневный упрек ему. Но она пугающе тихо лежала у него на коленях и никак не отзывалась на самые нежные слова. Минуты проходили, похожие на часы. Что, если она умрет?

День уже прошел, и сумерки окутали гостиницу. Хозяин зажег в гостиной свечи и развел огонь за каминной решеткой, так как по опыту знал, что дамы всегда просят зажечь камин, даже в теплые летние месяцы.

Диана услышала какое-то бормотание, доносящееся до нее с большого расстояния. Ее веки были тяжелы, очень тяжелы. Она хотела открыть глаза, чтобы увидеть, где она. Она ничего не помнила, но чувствовала боль в голове и хотела, чтобы покачивающее движение, от которого ей было плохо, прекратилось. Она едет в экипаже? Почему ей кажется, будто кто-то связал ее крепкими веревками?

Сознание медленно возвращалось к ней. Бормотание стало громче, и она поняла, что слышит голос Эверарда. Еще через несколько секунд она поняла, что веревками, крепко связавшими ее, были его сильные руки, сжимающие ее. Стук у нее в голове временами стирал голос Эверарда и сознание того, что она лежит в его объятиях, но только на короткое время. Наконец она вспомнила, что случилось, и чуть слышно застонала.

– Она приходит в себя, – прошептал он.

Диана как раз хотела открыть глаза, но вдруг поняла, в каком выгодном положении она находится, и вместо этого тесно сомкнула веки и застонала громче, точно так, как делал до этого Лоуренс.

– Моя дорогая, моя дорогая! – воскликнул Эверард. – Простишь ли ты меня когда-нибудь? Я ведь не хотел – ну зачем ты пыталась остановить меня? Милая, милая моя! Что я сделал с тобой! Умоляю тебя, не умирай!

Диана повернула лицо к его плечу, и хотя ее голова ужасно болела, она была счастлива лежать вот так, прижатая к нему, в его объятиях. Для усиления эффекта она каждую минуту издавала стоны, но лишь до того момента, пока он спросил ее, не позвать ли врача.

Тут она поняла, что будет мудрее положить конец ее восхитительному плену, и поднесла слабую руку ко лбу.

– Врача? – переспросила она. – Нет, нет. Я уверена, что очень скоро мне будет уже гораздо лучше.

Ее слабые протесты, однако, были проигнорированы, и она была уложена в постель, ее напоили крепким чаем, и гостиничный слуга был послан за доктором. Тот прибыл через час и установил слабое сотрясение мозга, добавив, что, к счастью, удар по голове оказался не слишком сильным. Это заключение принесло Эверарду одновременно как чувство облегчения, так и укол его гордости, особенно когда он увидел насмешливую улыбку на лице Лоуренса в ответ на комментарии доктора относительно силы удара.

Затем Диану оставили в постели на весь вечер, снабдив порцией настойки опия на случай, если боль в голове станет сильнее, и все пожелали ей спокойной ночи.

Она лежала, невидящим взглядом уставившись в белый потолок маленькой тесной комнатки, сложив руки поверх синего покрывала. Душа ее была в смятении.

Четыре дня, четыре дня, четыре дня, стучало у нее в голове.

Четыре дня, и весь этот вечер полностью потерян из-за сокрушительного удара правой Эверарда. Да уж, и впрямь сокрушительного!

Среди ночи она проснулась от страшного грохота в гостиной, которая была расположена прямо под ее комнатой. Она села в постели и свесила ноги с кровати, но быстрое движение принесло острую боль, пронзившую ее висок. Она прижала руку к глазам, и, к ее большому облегчению, приступ боли скоро прошел.

Она была одета в просторную ночную рубашку, которую хозяйка любезно одолжила ей. Скромность в одежде всегда была ей по душе, но не до такой же степени, подумала она, накидывая на рубашку с широкими рукавами свою тщательно скроенную облегающую мантилью. Но сейчас гораздо больше, чем собственный внешний вид, ее волновало то, что происходило в гостиной.

Через несколько секунд она уже шла босиком на цыпочках по коридору и затем вниз по узкой лестнице, чтобы разведать, что за шум она слышала, и, если надо, поднять крик и звать на помощь!

Пока она медленно спускалась, было тихо. На лестнице и в прихожей было темно, и только полоска света пробивалась из-под двери гостиной, освещая ей путь. Вдруг она услышала мужской голос, то ли поющий, то ли говорящий. Совершенно непонятно. Она остановилась, внимательно прислушиваясь, приподняв рукой край мантильи и ночной рубашки. Голос стал громче и затих снова, и она затаила дыхание.

Это был Эверард.

Вдруг за ее спиной раздался скрип ступенек. Она резко обернулась и вздрогнула, и тут она узнала заспанное лицо Лоуренса. Его волосы были взлохмачены, он сонно моргал, вытянув руку в вопросительном жесте.

– Это всего лишь Эверард, – прошептала она.

– А, – ответил он. – Но ты что здесь делаешь? Ты хорошо себя чувствуешь?

Когда она кивнула, он посмотрел на нее понимающе и с усмешкой в глазах пожелал ей спокойной ночи.

– Хорошей охоты, Охотница! – прошептал он и с этими словами поднялся обратно по лестнице и исчез в темноте.

Диана быстро спустилась, пересекла прихожую и вошла в гостиную. Закрыв за собой дверь, она на мгновение прижалась к ней спиной. Ее сердце было преисполнено благодарности за то, что судьба не окончательно покинула ее. Она была не причесана, волосы волнами спадали по ее плечам, но ее это не заботило. Она знала лишь то, что каким-то образом ей было предоставлено еще несколько минут, чтобы попытаться разлучить Эверарда и Джулию.

Он был пьян, и это заставило ее усомниться, запомнит ли он что-нибудь из того, что произойдет в следующие несколько минут.


Джулия осторожно закрыла дверь в свою спальню, не желая, чтобы Лоуренс увидел ее. Она была наверху лестничной площадки и слышала, как Диана сказала, что в гостиной находится Эверард. Она даже слышала, как Лоуренс пожелал Диане счастливой охоты. Джулия понимала, что должна была в этот момент сама пойти, чтобы помочь Эверарду, тем более что ее сестра явно собиралась спуститься по лестнице. Конечно, это была обязанность Джулии как невесты Эверарда – заботиться о его благополучии. Она предполагала, что он выпил слишком много портвейна или мадеры, но сейчас это ее не волновало. Она могла думать лишь об одном с того самого момента, как положила голову Лоуренса к себе на колени, – она любит его, любит больше жизни! Но она безнадежно связана помолвкой, которую не может разорвать. Одна лишь мысль о том, какой скандал последует за этим разрывом, особенно после того, как три самые известные в обществе дамы устраивали в ее честь балы и вечера, была невыносима! И хотя она поняла, как сильно на самом деле Эверард любит Диану – о, как нежно он заботился о ней, когда она была без сознания! – это ничего не меняло.

Она прислонилась головой к холодной двери своей спальни, чувствуя себя так, словно попала во власть ночного кошмара, в котором ее тело и голос отказывались повиноваться ей. Она не могла двигаться, не могла кричать, ей оставалось только покориться судьбе. В ее кошмарах всегда присутствовали ужасные чудовища, которые каждый раз похищали ее в карете. Но Эверард не был чудовищем; он был просто Не тем мужчиной.

Что делать? Что делать?

«Ничего«, – безжалостно ответил голос внутри ее.

33

Диана решительным шагом двинулась от двери в гостиную. Эверард сидел, вытянув свои длинные ноги перед холодным, давно погасшим камином, глаза его были закрыты, голова прислонена к высокой спинке деревянного стула. Он держал в пальцах пустой стакан и что-то напевал. Одинокая свеча, грозящая через несколько минут угаснуть, мерцала во мраке.

Диана опустилась на колени у его ног и нежно коснулась его руки.

– Эверард, – прошептала она, все еще гадая, что он мог сделать, чтобы вызвать такой грохот, который она услышала из своей спальни.

Его голова слегка завалилась на одну сторону, он открыл глаза и моргнул, глядя на нее.

– О, это вы, Диана, – вздохнул он и икнул. Прижав ладонь ко рту, он рассмеялся, его глаза снова лениво закрылись, на лице осталась блаженная улыбка. Казалось, он забыл о ее присутствии сразу после того, как произнес ее имя.

Тусклый свет свечи плясал на его чертах, то выхватывая борозду шрама, то затеняя его. Диана смотрела на любимое лицо, волна нежности охватила ее, и она положила руку на его плечо.

– Вы много выпили, Эв, – сказала она тихо, поглаживая рукав его сюртука. – Прошу вас, обопритесь на мою руку, и я отведу вас в постель.