Лоуренс ударил своей тростью черного дерева в пол экипажа, с нетерпением ожидая, когда можно будет ехать, и ответил:

– Я бы принял ваш комплимент, если бы действительно думал о чувствах капитана Эверарда, когда заказывал ландо для Джулии. Но, когда я делал это, меня совершенно не волновало, что капитану не понравится розовая отделка или лошади, украшенные лентами, как майское дерево. Мои мысли были только о Джулии и о том, как угодить ей!

Он посмотрел в окно на море провожающих, которые разражались аплодисментами каждый раз, когда Джулия привставала со своего сиденья и махала рукой ликующей толпе.

Диана смотрела на его профиль, не зная, верить ему или нет. Действительно ли он не собирался прилагать никаких усилий, чтобы расстроить Эверарда или создать ситуацию, в которой невеста могла вызвать чувство раздражения у своего жениха?

Однако по равнодушному выражению его лица, с которым он наблюдал за волнением толпы на площади, она поняла, что он сказал правду.

– Этим вы убедили меня больше, чем произнесением тысячи прекрасных речей, что любите мою сестру!

– Что? А вы сомневались?

– Иногда. Но больше никогда не усомнюсь!

– Не так уж важно, – ответил он с невеселой улыбкой, – усомнитесь вы или нет, главное, чтобы я сумел убедить Джулию прежде, чем мы прибудем в этот отвратительнейший из городов – Баф! Ужасное местечко! Как может такая умная женщина, как Феб, жить в таком провинциальном городишке?

Лоуренс уже успел завоевать самое теплое, дружеское расположение и тети, и отца Дианы. Феб обожала его, а лорд Кингзбридж, однажды примирившись с присутствием Лоуренса, вскоре тоже искренне полюбил его. Видя, как он хлопает Лоуренса рукой по плечу и ласково называет дерзким щенком, Диана поняла, что ее отец начал относиться к Лоуренсу как к любимому сыну.

Тетя Феб относилась к нему с такой же нежной привязанностью, как ко всем другим членам семьи. Но что сразило их всех, так это то, как Лоуренс умел управлять строптивым нравом Джулии. Одним-единственным замечанием он мог моментально остановить приступ истерики, которую она собиралась закатить. И если она еще продолжала дуться, он тут же предлагал какое-нибудь развлечение – была ли это игра в пикет, или крибедж, или в «Коммерцию», – и Джулия тут же забывала о своем негодовании, а неприятной сцене бывал положен конец прежде, чем она началась!

Конечно, так бывало только в отсутствие Эверарда. Все уже привыкли к тому, что, когда капитан присоединялся к их маленькому семейному кругу, в какой-то момент совершенно необузданная в своих чувствах Джулия начинала плакать или у нее портилось настроение. Эверард пытался успокоить ее тихими нежными словами, и вскоре она в истерике убегала в свою спальню, чтобы оросить слезами подушку, часто отказываясь потом вернуться в гостиную, ссылаясь на головную боль. Его раздражение становилось от раза к разу все более заметным. Однажды он даже ушел в середине вечера.

Та легкость, с которой Лоуренс командовал ею, и полное фиаско нежных уговоров Эверарда производили на всех сильное впечатление, в том числе и на ее отца, который, как видела Диана, все больше хмурился, снова и снова наблюдая за успехами Лоуренса и неудачами Эверарда. Однажды после очередной такой истории он, нахмурившись, повернулся к Диане и с сожалением покачал головой. Выражение испуга делало темней его голубые глаза. Позднее, как раз перед тем как пожелать ей спокойной ночи в коридоре перед ее спальней, он поцеловал ее в лоб и признался без дальнейших объяснений:

– Боюсь, я промахнулся, моя дорогая! Мне очень жаль!

Она поняла, что он имел в виду, и только выразила надежду, что он не будет очень сердиться на нее, если она попытается что-нибудь предпринять, чтобы исправить эту ошибку.

– Делай что хочешь, – сказал он. – Я не стану ни в чем препятствовать. Теперь я убежден, что Джулия выходит не за того мужчину.

Точно в пятнадцать минут второго – время, назначенное Лоуренсом для отправления кортежа, – кучер ландо Джулии тронул шестерку лоснящихся лошадей, и под крики людей, теснящих друг друга, чтобы лучше увидеть, как Прекрасная Джулия и капитан Эверард покидают Лондон, первые десять экипажей двинулись вперед, сначала медленно, а затем постепенно ускоряя движение по мере того, как процессия выезжала на почтовую дорогу, ведущую из Лондона на запад.

Позади Дианы в мягкой четырехместной коляске ехали леди Кловелли и миссис Диттишэм, каждая увенчана большой шляпой, украшенной лентами и искусственными цветами. Следующей была леди Эпплдор, которая отказалась сидеть с ними в коляске и путешествовала в собственном элегантном дорожном экипаже. Следом ехал охотничий экипаж, запряженный четверкой, которым по очереди правили друзья Эверарда – каждый с цветком в петлице. Парный двухколесный экипаж с сильными лошадьми серой масти, капризно ступающими по плитам мостовой, управлялся мистером Бифордом, затем ехал легкий открытый двухколесный экипаж старшего сына леди Эпплдор, потом высокий громоздкий фаэтон, управляемый ее вторым сыном, и замыкала процессию огромная старомодная карета, в которой сидела леди Мэри Кловелли – свекровь леди Кловелли.

В течение предыдущих нескольких дней все слуги, одежда и личные вещи были отправлены в фургонах в Кловелли-холл, где люди Лоуренса распределили их по спальням.

– Итак, вы уверены, что в Кловелли-холле все будет в полном порядке к нашему приезду? – спросила Диана Лоуренса.

– Если нет, – ответил он, удивленно приподнимая брови, – то я знаю трех человек, которые в ближайшее время останутся без работы.

Неодобрение, которое вызвали у Дианы последние слова Лоуренса, должно быть, ясно отразилось на ее лице, потому что он наклонился к ней, похлопал ее по руке и сказал:

– Не тревожьтесь! Эти джентльмены работали на меня так много лет и исполняли мои приказания с таким совершенством, что я буду поражен больше, чем вы, если вдруг окажется, что я должен уволить одного из них или их всех!

Как бы то ни было, Диана не могла не удивиться тому, как идеально была организована поездка. Ни разу их не задержали ни на одной заставе, и она заметила, что на каждой из них их ждали верховые сопровождающие – два впереди группы, два сзади.

Когда у лорда Питера, младшего сына леди Эпплдор, порвалась постромка на выезде из Мэйденхэда, один из задних верховых дал сигнал ведущим верховым остановить процессию. Спешившись, верховые оттащили экипаж на обочину дороги, осмотрели повреждение, и один из них галопом поскакал в Мэйденхэд, а кортеж вскоре снова отправился в путь. Потеряно было не больше двух минут времени!

– Потрясающе! – воскликнула Диана.

– Я никогда не позволяю мелким происшествиям испортить мне удовольствие, – ответил Лоуренс, заметно гордый собой.

По бокам дороги уже начались Беркширские равнины, и редкие тонкие деревца едва разнообразили пейзаж. Дом леди Кловелли был расположен в юго-западной части графства, у реки Кеннет, где, как она уверяла джентльменов, форель в июньские вечера быстро клевала на наживку. Один из ее слуг, или точнее – слуга Лоуренса, должен был обеспечить их столькими рыболовными принадлежностями, сколько они потребуют.

Поскольку, согласно хитроумному плану, праздник в честь помолвки был намечен не на первый день, а на четвертый, Кловелли-холл должен был приютить сто пятьдесят гостей на пять дней – на утро пятого дня кортеж отправлялся дальше на запад.

Поначалу Диана получала удовольствие от общества Лоуренса, но к концу поездки обнаружила, что устала и была бы рада обществу потише и легкой беседе, которой она могла бы насладиться с Эверардом. Когда Лоуренс дважды зевнул, она подумала, что он, пожалуй, тоже скучает по бойкому язычку Джулии, ее нескончаемой энергии и способности болтать без умолку всякую чепуху много часов подряд.

В гостинице в Уайт-Харт кортеж остановился поменять лошадей. Диана увидела Эверарда, выходящего из головного ландо. Он был одет безупречно – синий сюртук, прекрасно обрисовывающий его широкие плечи, элегантно повязанный галстук, шляпа, бледно-желтые панталоны и сверкающие ботфорты. Он помогал Джулии выйти из экипажа – обстоятельство, которое не порадовало ее.

По счастью, в этот момент Феб подбежала к Джулии и взяла ее под руку. Сначала Диана подумала, что тетя Феб сделала это из сострадания к Эверарду, желая дать ему отдохнуть после долгой поездки вдвоем, но когда перед входом в гостиницу ее тетя обернулась и подмигнула ей, Диана поняла, что та просто предоставила ей возможность обменяться несколькими словами с Эверардом.

Ее сердце трепетало, как всегда, когда она смотрела на Эва, и она с удовлетворением заметила, что, увидев ее, он улыбнулся с искренней радостью и немалым облегчением, в то время как на его лице была видна усталость.

Когда он понял, что Феб увела Джулию, и он не нужен обеим леди, которые, щебеча, вошли в гостиницу, обняв друг друга за талии, он направился к Диане.

– Как вы поживаете? – спросил он с нежностью в глазах, подходя к ней и заглядывая в ее лицо.

– Хорошо, – ответила она.

– Не хотите ли выпить чаю? – предложил он, беря ее под руку и собираясь вести к гостинице.

Она покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Я лучше побуду на воздухе. Признаться, путешественник из меня неважный.

– Как вы отличаетесь от Джулии! – воскликнул он. – У нее, кажется, только прибывает сил с каждой новой милей. В то время как я…

Он, видимо, не был расположен заканчивать предложение.

Диана не могла удержаться, чтобы немножко не спровоцировать его:

– Вы очень утомились, Эв?

– Нет, конечно, нет! – ответил тот, казалось, немного оскорбленный. Но, когда она щелкнула языком, он признал правду: – Разве что немного! Но совсем немного, уверяю вас! У Джулии было прекрасное настроение, и она ни разу не рассердилась – так что она была превосходным компаньоном.

Диана заметила, что он невольно проговорился, но капитан тут же добавил: