Первую ночь они провели в дороге, пересекая Шотландию, почти полная луна висела над темными гребнями гор и долин, а цокот копыт более сотни коней, несущих вьюки и тяжёлых, мускулистых мужчин, был оглушительным. Земля дрожала, когда они скакали по холмам. Замёрзая от холода, несмотря на толстый плед, накинутый поверх её платья, Лиза в то же время с благоговением восхищалась милями нетронутой, открытой страны. Несмотря на то, что всё её тело болело уже после нескольких часов скачки, Лиза провела бы верхом всю ночь, наслаждаясь видами непокорённой страны.

Утром девушка была совершенно другого мнения и не залезла бы на лошадь совсем, будь на то её воля. Лиза самонадеянно полагала, что она в хорошей форме, но езда верхом несколько отличалась от альпинизма и акробатики. Девушка быстро осознала, что её атлетические навыки больше помогли ей пристойно свалиться с лошади, нежели ловко держаться в седле.

Второе, что засело ей в голову, было присутствие Цирцена Броуди, который постоянно ехал рядом с ней, храня молчание, но наблюдавший за любым её движением и каждым словом. Лиза надёжно скрывала, что испытывает неудобства, решив не выказывать ни малейшей слабости перед неутомимым воином. С момента, когда они покинули Даннотар, Цирцен едва ли сказал ей пару слов, прикасаясь к ней только для того, чтобы снять с лошади, хотя Лиза могла поклясться, что он кипел от злости. Время от времени он отъезжал от неё, чтобы тихо поговорить со своими людьми.

В каждой деревне, через которую они проезжали, Лиза замечала, что люди принимали Цирцена с королевскими почестями, а он вёл себя с царственной сдержанностью. Если он и производил впечатление несколько обособленного человека, никого из крестьян это не беспокоило. Дети глазели на лэрда с благоговением, пожилые люди хлопали его по плечу и гордо улыбались, молодые воины восхищенно провожали его взглядами. Было ясно, Цирцен – легенда в своём времени. С каждым восторженным кокетливым взглядом, вспыхивавшим у молодых девушек из-под опущенных век, Лизу накрывала волна раздражения. В нескольких деревнях, женщины выискивали причины приблизиться к Цирцену и пытались привлечь его под предлогом якобы “обсудить очень личный вопрос, милорд”. Лиза с облегчением увидела, что ни одна из попыток не увенчалась успехом. Однако девушка не была уверена, происходило это, потому что Цирцен искренне не был заинтересован, или по причине долгой утомительной езды верхом. Они редко спали по вечерам больше нескольких часов, но Лиза привыкла недосыпать, работая в две смены.

Из того, что тяготило Лизу, на третьем месте была фляга. Она была уверена, что та находилась у Цирцена, поскольку однажды ночью девушка мельком увидела ее в его сумке. К сожалению, воин настолько чутко спал, что глупо было идти на риск, пытаясь заполучить флягу во время его сна. Лучше выждать, улучив удобный случай.

Уже была последняя ночь их скачки, которая, однако, надолго останется в памяти Лизы – ночь, когда они приблизились к укреплениям замка Броуди. На всём протяжении изматывающего тяжёлого путешествия, Лиза беспокоилась о Кэтрин, размышляя, кто о ней заботится, и тихо плача под покровом темноты. Всё это время Шотландия исподтишка овладевала её мыслями, и, несмотря на её страх и ощущение беспомощности, Лиза поняла, что влюбилась.

В эту страну.

Было слишком рано для весны в Северном нагорье, но она чувствовала, что дремлющая земля готова пышно расцвести. Хотя Лиза знала, что должна найти дорогу домой, часть её хотела остаться подольше, чтобы хоть глазком увидеть, как долины покроются вереском, понаблюдать за золотыми орлами в небе, парящими над горами, увидеть ковёр из папоротника-орляка и лисий хвост, мелькающий в кустах, и распускающиеся по весне почки.

В последнюю ночь их путешествия слегка потеплело. От изнеможения эмоции Лизы опасно кипели у поверхности, и последние несколько часов девушка переходила от приподнятого настроения при виде красот северной ночи к крайнему ужасу от грядущей неизвестности. Лиза заранее не знала, чего ждать от замка Броуди, но только не элегантного каменного строения, мелькавшего за верхушками дальних холмов, когда она приподнималась в седле, дабы разглядеть как можно больше.

Они спустились в долину, и замок снова скрылся из виду. Тишину нарушал только стук лошадиных копыт по дёрну и время от времени радостные возгласы мужчин, которые приветствовали возвращение домой. Небо было насыщенного, ярко синего цвета, с каждой минутой становившееся все темнее. Наступал сумрак - так в эти времена называли сумерки. Тропинка, по которой они ехали, карабкалась по гребню простиравшейся до горизонта горы, за которой стоял дом Цирцена. Когда они перевалили через гребень, она окинула взглядом окрестности и задохнулась от величественного вида, открывшегося перед ней.

Замок Броуди был столь же великолепен, как и мужчина, который владел этим роскошным сооружением. В ярком свете факелов, замок казался сказочным. По ту сторону сводчатых ворот, мерцающих в бледном лунном свете, возвышались строения из квадратных цитаделей и орудийных башен, высоких шпилей и низких переходов, соединяющих крылья дома. Могучая стена окружала поместье, и после закрытия ворот оно превращалось в неприступную крепость. Охрана величественно обходила бруствер, вышагивая по периметру. Лиза могла себе только вообразить множество слуг и их семей внутри замка, сновавших взад и вперёд, смех их детей наполнял воздух. В безопасности. Согретые и окружённые кланом, который возглавлял лэрд, посвятивший свою жизнь их защите.

Лиза ощутила болезненный приступ неимоверного желания. Вот это была жизнь. Когда-нибудь Цирцен женится по-настоящему, приведет свою жену в это волшебное место. Это был его мир: величественный замок, отсвечивающий бледно-серым цветом в свете луны, окружающие лэрда люди, готовые биться по его команде и отдать за него жизнь. ‘Было бы неплохо стать частью этого потрясающего мира’ , - подумала Лиза.

Она ощутила, как её разрывает на части. Её потребность вернуться домой сражалась с овладевшим девушкой желанием принадлежать такому месту, быть окружённой семьёй.

Исчерпав все возможности самообмана, Лиза противопоставила ему правду, которой отчаянно пыталась избежать.

Девушка знала, что у неё нет настоящего будущего, чтобы ожидать с нетерпением такое место или время.

* * *

Цирцен загнал Дункана и Галана в угол конюшни замка. Он припер их к стенке, вперив в них яростный пристальный взгляд.

- Я слышал, ты смеялся, Дункан, - выступил с обвинением Цирцен, на лице его подергивался мускул. Всю прошлую неделю Цирцен еле сдерживался, видя, как весело светились глаза Дункана, слыша его смех и не имея возможности устроить ему выговор при тамплиерах. И так уже рыцари бросали на Цирцена любопытные взгляды, озадаченные его угрюмым настроением во время путешествия.

Дункан явил собой воплощение невинности.

– Если ты имеешь в виду поездку, мы с Галаном просто вспоминали непристойные стишки, ничего больше.

- Галан? – не поверив, фыркнул Цирцен. – Галан не сможет вспомнить непристойный стишок, даже если исход сражения будет зависеть от этого.

- Я могу, - запротестовал Галан. – Я не настолько уж туп, каким ты меня представляешь.

- Вы хоть понимаете, на какой риск я иду? Вы осознаете, что я обещал Адаму убить девушку, а Роберту – жениться на ней? – раздражённо потребовал Цирцен.

Веселье Дункана нисколько не уменьшилось.

– Учитывая то, что Адаму не разрешено посещать тебя без приглашения – таково ведь было условие вашего соглашения, если ты помнишь – по-моему, тебе лучше жениться на девушке. Она может быть давным-давно мертва к тому моменту, когда Адам явится к тебе снова. Ты сам говорил, что иногда проходило лет пятьдесят, прежде чем эльф посещал тебя.

Цирцен застыл. Она может быть мертва… Ему не нравилась мысль о смерти Лизы, как от его руки, так и по естественным причинам. Даже если он никогда не выполнит своей клятвы, она умрёт задолго до того, как он передумает. Как и всё остальное, исчезнувшее ранее из его жизни. Как ему придётся однажды похоронить Дункана, когда его волосы станут седыми, кости хрупкими, а глаза затуманятся временем. Он будет оплакивать утрату такой непочтительности и жизнелюбия, сердца, столь полного радости. Он похоронит и Галана, и Роберта, и слуг, и служанок. И лошадей, и каких-либо питомцев, если бы Цирцен имел глупость их полюбить.

По этой причине прошли столетия с тех пор, как лэрд разрешал спать с собой любимому волкодаву, ложившемуся в ногах поперёк кровати.

В отличие от большинства смертных, проживающих короткий промежуток времени, Цирцен сталкивался со смертью не дюжину, а тысячи раз, делая из себя величайшего глупца, если начинал кого-то любить. Наверно, поэтому Адам Блэк был столь бесстрастен. После тысяч смертей ему просто стало наплевать.

Цирцен молча развернулся, оставив своих разинувших рты доверенных советников.

* * *

Лиза стояла посреди внутреннего двора, упиваясь видом. Недовольно проворчав “Оставайся здесь”, - Цирцен в спешке ушёл за Дунканом и Галаном, как только мужчины проехали ворота. Девушка была вполне довольна таким приказам, поскольку это значило, что она могла без помех с благоговением созерцать замок. Рыцари сновали вокруг неё, устраивая лошадей и распаковывая имущество, пока Лиза пристально изучала изящные очертания средневекового сооружения.

Прямоугольное поместье было окружено мощными, каменными стенами. На северо-востоке в небольшой роще располагалась церковь. На северо-западе возле главной стены с воротами были ряды низких пристроек, в которых, как предполагала Лиза, жили солдаты из гарнизона. Она не видела, что находилось по ту сторону замка, поскольку он протянулся почти во всю ширину обнесённого стеной поместья. Внешняя стена проходила по склонам и низинам, простираясь так далеко, насколько Лиза могла видеть, перемежаясь охранными башнями каждые пятьдесят ярдов или около того.