Колін Маккалоу - Прикосновение

— Наши три дочери — сыновей у нас нет — учатся в школе в Сиднее, — со вздохом объяснила Констанс. — Как я по ним скучаю! Но не держать же их всю жизнь под присмотром гувернантки! В двенадцать лет пора общаться с другими девочками, заводить полезные связи в обществе, готовиться к замужеству. А вы женаты, Александр?

— Нет, — коротко отозвался он.

— Недосуг искать свою единственную? Или предпочитаете холостяцкую жизнь?

— Ни то и ни другое. Мой выбор давно сделан, но с браком придется повременить до тех пор, пока я не построю дом. Такой, как этот. Чарлз, это ведь известняк? Но где вы умудрились найти опытных каменщиков, чтобы плотно пригнать каменные блоки? — ловко сменил тему Александр.

— В Батерсте, — объяснил хозяин дома. — Когда правительство прокладывало железную дорогу через Голубые горы, пришлось огибать крутые западные склоны и от самого Кларенса вести ветку по трем высоким виадукам. Песчаника поблизости хватало, но каменщиков инженеру Уиттону никак не удавалось найти. Пришлось выписывать их из Италии — вот почему виадуки и этот дом построены по чертежам, на которых размеры указаны в метрических, а не в имперских единицах.

— Виадуки я заметил еще в первый приезд из Сиднея. Они совершенны, как все, что построено римлянами.

— Действительно. Закончив строительство, несколько каменщиков осело в Батерсте, где для них постоянно находилась новая работа. Я открыл каменоломни возле пещер Аберкромби. Оттуда возили каменные глыбы, из которых каменщики-итальянцы и выстроили этот дом.

— И я так сделаю, — решил Александр.

После ужина мужчины перешли в кабинет, Дьюи пригубливал портвейн, Александр попыхивал сигарой. В этот момент Александр и завел щекотливый разговор.

— От меня не ускользнуло, — начал он, — что в Новом Южном Уэльсе недолюбливают китайцев. И полагаю, в Виктории и Квинсленде тоже. А как относитесь к китайцам вы, Чарлз?

Пожилой скваттер пожал плечами:

— Никакой ненависти к узкоглазым язычникам я не испытываю — вот и все, что я могу сказать. В конце концов, я с ними почти не сталкиваюсь. Они селятся у приисков, впрочем, в Батерсте есть китайский ресторан, несколько лавчонок. Насколько я успел заметить, это мирные, приличные люди, которые никому не причиняют вреда и занимаются своим делом. К сожалению, их трудолюбие раздражает многих белых австралийцев, которые не желают зарабатывать деньги упорным трудом. Вдобавок китайцы не смешиваются с другими народами и не признают христианство. Их храмы называют кумирнями — явный намек на то, что там творится всякое. И уж конечно, всех возмущает то, что китайцы отсылают деньги на родину. Как будто высасывают из австралийской земли ее богатства. — Он хохотнул приятным баском. — А по-моему, то, что уплывает в Китай, — капля в море по сравнению с целыми состояниями, которые достаются Англии.

Вспомнив о собственном счете в Английском банке, Александр беспокойно заерзал. Очевидно, Чарлз Дьюи принадлежал к числу первых австралийских патриотов, неприязненно относящихся к англичанам.

— Мой партнер — китаец, — объяснил Александр, — с ним я готов пойти в огонь и в воду. В Китае я убедился, что у этого народа немало общего с шотландцами — то же трудолюбие, та же бережливость. Не мешало бы еще шотландцам научиться смеяться также часто, как это делают китайцы. Господи, какие же все-таки унылые зануды эти шотландцы!

— А вы строги к собственному народу, Александр.

— И не без причины.

— У меня создалось впечатление, Конни, — сказал Чарлз жене, старательно расчесывая ее длинные волосы, — что Александр Кинросс — один из тех удивительных людей, которые никогда не ошибаются.

В ответ Констанс пожала плечами:

— О Боже! Помнишь поговорку «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке»?

— Впервые слышу. Хочешь сказать, чем больше у него денег, тем выше духовная цена, которую ему придется заплатить?

— Вот именно. Спасибо, дорогой, достаточно, — добавила она и повернулась от туалетного столика к мужу. — Нет, у меня нет к нему неприязни, совсем напротив. Но по-моему, ему не дают покоя мрачные мысли. О своем, о личном. Вот в личных делах он и споткнется, потому что убежден: их можно решать так же логично и жестко, как проворачивать сделки.

— Помнишь, он сказал, что уже выбрал жену.

— Видишь? Странный подход. Будто спрашивать согласия избранницы он вообще не намерен. — Констанс задумчиво погрызла ноготь. — Если бы он не был богат, все разрешилось бы само собой. Но состоятельные женихи — завидная добыча…

— А ты вышла за меня из-за денег? — с улыбкой перебил Чарлз.

— В этом убеждена вся округа, но ты-то прекрасно знаешь, что это не так, плут! — Ее взгляд смягчился. — Ты был такой веселый, покладистый и галантный. А от твоих бакенбардов становилось так щекотно… между ног!

Чарлз отложил расческу.

— Идем в постель, Констанс.

В Хилл-Энд и Голубую комнату в заведении Руби Коствен Александр Кинросс вернулся через год после того, как нашел золото на берегах реки Кинросс.

Руби встретила его тепло, но сдержанно: такой прием говорил о том, что Александра она по-прежнему считает другом, но его шансы лечь с ней в постель… невелики. Ее позиция была продиктована гордостью, тем более что Руби постоянно тянуло к Александру, и даже Суна и Ли не было с ней рядом. Из-за болезней, разочарований и ссор состав подчиненных Руби за этот год полностью сменился; из теперешних пяти девиц Александр не знал ни одной.

— Вообще-то мне понадобились свежие лица, но эти все какие-то потасканные, — устало говорила Руби, наливая Александру чаю. — Слишком долго я занимаюсь своим делом. Когда в баре не протолкнуться, я, хоть убей, не могу вспомнить, кто из них Пола, а кто Петронелла. Петронелла! Ну надо же! Кажется, такой штукой натираются, чтобы отпугивать комаров.

— То цитронелла, — мягко поправил Александр и вынул из кармана конверт. — Возьми, это часть твоей доли.

— Господи Иисусе! — ахнула Руби, уставившись на банковскую выписку. — Десять тысяч! Это сколько процентов от общей суммы?

— Одна десятая моей доли. На свою Сун уже купил участок площадью триста двадцать акров на вершине холма, в четырех милях от города, и теперь строит целый город из одних миниатюрных пагод — с покрытой лаком керамической черепицей, из разноцветных кирпичей, с изогнутыми карнизами и многоярусными крышами. Мне он одолжил сотню кули, чтобы возвести плотину из камня с землей возле устья, в долине. А потом мы все вместе повернем реку и пустим чистую воду к плотине. Ну а там возьмемся и за строительство моей собственной железной дороги. Само собой, платить я буду китайцам, как белым. Сун счастлив, как китайский император.

— Милый Сун! — вздохнула Руби. — Теперь мне ясно, что тревожит Сэма Бона. Без Полы, Петронеллы и всех прочих я как-нибудь обойдусь, но только не без Сэма и Чань Хэя. А они все рвутся домой, в Китай.

— Теперь они богаты. Сун купил им участки, как сделал бы любой брат. — Александр хитро поглядывал на Руби из-под ресниц. — На прииске Кинросс все старатели равны, и китайцы в том числе.

— Александр, ты прекрасно знаешь, что Сэм не брат Суну, а Чань — не кузен. Они прислуга… вассалы… не знаю, как в Китае называют освобожденных рабов, принадлежащих господину.

— Помню-помню. И могу понять поступок Суна. Он феодальный властитель с севера, свято чтит древние традиции, носит привычную одежду и от своих подданных требует того же. Китайцы, перенявшие английские обычаи, вряд ли одобряют его.

— Может быть, но не думай, что Сун не имеет власти над китайцами, которые отрезали косицы и облачились в накрахмаленные рубашки. У них есть общий враг — белый человек. — Руби извлекла из золотого портсигара тонкую манильскую сигару. — И ты для них белый, хоть и взял их в дело и обращаешься с ними как с людьми.

— Зато я мог рассчитывать, что они не проболтаются, и не ошибся — так у меня в запасе появились лишние полгода, — возразил Александр, указывая на банковскую выписку. — Этот счет так стремительно вырос только потому, что Сун умеет добиваться от своих людей послушания. Все они были немы как рыбы, пока участки не перешли в нашу собственность.

— И теперь ты хозяин прииска с десятью тысячами палаток.

— Вот именно. Но я уже принял меры, чтобы сдержать нашествие. Пройдет еще много лет, прежде чем Кинросс превратится в прекрасный город, но я уже знаю, как он будет выглядеть. Я сам выбрал земельные участки для будущих властей города и нанял шестерых полицейских. Народ отборный, проверенный и злобу на китайцах срывать не посмеет. А еще я привез на прииск санитарного инспектора, задача которого на данный момент — руководить сооружением выгребных ям, чтобы нечистоты не смешивались с грунтовыми водами. Не хватало нам еще в Кинроссе эпидемии тифа. Будут проложены две дороги: на Батерст — по ней мы пустим дилижансы «Кобб и К°» — и на Литгоу. Сейчас кочан капусты на прииске стоит фунт стерлингов и столько же фунт моркови, яйца йдут по шиллингу каждое, но так не может продолжаться вечно. Хорошо еще, что засухи в этом году не случилось, а когда она нагрянет, плотина уже будет достроена.

Зеленые глаза горели воодушевлением и азартом. Руби расхохоталась:

— Александр, ты неподражаем! Любой другой на твоем месте выработал бы месторождение до последней крупицы и смылся, но только не ты! Не понимаю только, зачем ты назвал город Кинроссом. Правильнее было бы окрестить его Александрией.

— А ты, вижу, почитываешь…

— И Александра Македонского уже знаю как облупленного.

— На углу Кинросс-стрит и Аурик-стрит я приберег отличный участок земли, лакомый кусочек. Он занимает по сто футов длины каждой улицы, места хватает для конюшен, сараев, двора. На плане города в этом месте значится отель «Кинросс», владелица — Р. Коствен. Очень советую тебе строить здание из кирпича. — Его взгляд стал пронизывающим. — И еще. Своих потаскух оставь в Хилл-Энде.