Колін Маккалоу - Прикосновение

Посвежевший и бодрый Александр вернулся домой в апреле 1890 года, как раз к своему сорок седьмому дню рождения; завершить поездку его уговорила Руби, давно выяснившая, что ей мечты о путешествиях гораздо приятнее самих путешествий.

– А может, – рассуждала она, не успев снять дорожную шляпку, – все дело в Александре – он неутомим, он нигде не задерживается надолго. Порой я была готова отдать все на свете за пару крыльев. Сан-Франциско, оттуда поездом в Чикаго, пересадка, поездом в Вашингтон, Филадельфию, Нью-Йорк, Бостон и опять через все Соединенные Штаты.

– Наверное, поэтому он так скучал, когда мы путешествовали вместе, и пока я осматривала один город, успевал объехать все окрестности, – согласилась Элизабет, радуясь встрече с подругой. – А на итальянских озерах вы были?

– Я – да. Александр задержался в Турине и Милане – как всегда, по делу! А сегодня мы не успели сойти с поезда, как он поспешил осматривать рудники и мастерские вместе с Ли!

– Тебе понравились озера? – допытывалась Элизабет.

– Да, бесподобно, прелестно! – растерянно подтвердила Руби.

– И мне. Будь у меня выбор, я бы поселилась у озера Комо.

– Ты уж прости, но лично я предпочла бы отель «Кинросс», – заявила Руби, сбрасывая туфли. И она устремила на Элизабет вопросительный взгляд зеленых глаз: – А тебе удалось наконец-то помириться с моим нефритовым котенком?

– Я с ним почти не виделась, но он был очень добр ко мне.

– Как это?

– Когда вы уехали, Анна повадилась убегать из дома, ее находили даже на террасе с копрами – стала такая хитрая, Руби! Ты ведь знаешь Яшму и можешь себе представить, как бдительно она следит за Анной. Но маленькая плутовка ухитрялась обвести вокруг пальца и Яшму, и меня.

– И что же? – Руби настороженно уставилась на Элизабет.

– Ли прислал ко мне китаянку Стрекозу. Понимаешь, Анна прекрасно знает, как нас отвлечь, чтобы потом молниеносно ускользнуть. Но Стрекоза умеет быть незаметной и при этом следовать за Анной по пятам. Руби, ты себе не представляешь, какую ношу снял с моих плеч Ли!

– Вижу, вы с ним все-таки подружились. А вот и чай! – воскликнула Руби, увидев Бутон Персика с подносом в руках. – Ты, конечно, как всегда, спешишь, Элизабет, но все-таки присядь. Умираю от жажды – представь, нигде за границей не умеют как следует заваривать чай! Точнее, везде, кроме Англии, а там мы пробыли недолго.

– А ты пополнела, – заметила Элизабет.

– Ой, не напоминай! А все пирожные с кремом, слишком уж они вкусные на континенте.

Наступившую паузу прервала Элизабет:

– Ты что-то скрываешь от меня, Руби?

Руби вздрогнула:

– Господи Иисусе, какая ты стала подозрительная.

– Может, лучше поделишься?

– Все дело в Александре… – нехотя начала Руби.

– Что с ним? Он болен?

– Александр – болен? Да ни в жизнь! Но он изменился.

– В худшую сторону. – Элизабет не спрашивала, а утверждала.

– Определенно в худшую. – Руби поморщилась, допила чай и снова наполнила свою чашку. – Он с рождения высокомерный, но раньше с этим еще можно было мириться. В этом высокомерии даже чувствовалось обаяние. Мне порой недоставало хорошего щелчка по носу. – Она хихикнула. – Конечно, в переносном смысле. А вот я однажды отвесила ему настоящую оплеуху!

– Ты? Уже при мне или до меня?

– Еще до тебя, но мы отвлеклись. Словом, теперь Александр якшается только с богатыми промышленниками да видными политиками: с компанией «Апокалипсис» считаются повсюду. И успех, похоже, вскружил Александру голову, а если точнее – он пошел на поводу у довольно-таки отвратных людей.

– У каких еще отвратных людей?

– Своих сородичей, магнатов. Ох, голубка, видела бы ты эту свору! Им ни до чего нет дела – только бы делать деньги, деньги, деньги, они не считают своих работников за людей и ни перед чем не останавливаются, чтобы помешать «рабочему движению» – ну, тред-юнионам и прочему.

– Нет, на такое Александр не пойдет, – с расстановкой произнесла Элизабет. – Он всегда гордился тем, что его рабочие чувствуют себя людьми.

– Вот именно – «гордился», – зловеще подчеркнула Руби.

– О, Руби! Он не такой!

– Не знаю, не знаю. Беда в том, что наступают новые, трудные, времена, и это сказывается на мире бизнеса. Предприниматели считают, что виной всему какая-то книга, которая только что вышла в Англии, – по-немецки она называется «Дас Капиталь». В ней три тома, на английский перевели пока только один, но и его хватило, чтобы расшевелить осиное гнездо, если верить Александру и его приятелям.

– А что в ней такого, в этой книге? Что там написано? – заинтересовалась Элизабет.

– Что-то про интернационал-социализм, а написал ее человек по имени Карл Маркс. Ему кто-то помогал – забыла, как его фамилия. В книге они разгромили богачей, особенно промышленников, и этот… как его… капитализм. А главная мысль книги: все богатства следует поделить поровну, чтобы не было ни богачей, ни бедняков.

– Не могу поверить, что это поможет. А ты?

– Не поможет, конечно, люди же разные. Еще авторы пишут, что рабочих нещадно эксплуатируют, и призывают к революции. Рабочее движение – что-то вроде соломинки, за которую хватается утопающий, и те, кто возглавляет его, даже вмешиваются в политику.

– Подумать только, – равнодушно откликнулась Элизабет.

– И я с тобой согласна, Элизабет, все это нелепо, но Александр с приятелями воспринимают последние события со всей серьезностью.

– Давай не будем больше об этом. Александр уже дома, скоро он успокоится.

Ли не согласился бы с Элизабет. Он и без материнских объяснений сразу заметил, что Александр изменился – это стало очевидно, пока они вдвоем осматривали рудники и мастерские, гордость и отраду Ли, затем новые цеха, где золото добывали из руды, погружая ее в слабый раствор цианистого калия и вызывая осаждение золота на цинковых пластинках.

Во-первых, Александр то и дело предвещал упадок мировой экономики, во-вторых, ко многому относился по-другому – например, требовал снижения затрат даже в ущерб качеству.

– Но на обработке цианистым калием нельзя сэкономить, не нарушив меры безопасности, – возразил Ли. – Цианистый калий – сильнодействующий яд.

– При высокой концентрации – да, но не при содержании, не превышающем одной десятой процента, молодой человек.

Ли заморгал. Никогда прежде Александр не обращался к нему таким покровительственным тоном!

– И все-таки в начале процесса участвует чистая соль циановодородной кислоты, – напомнил он, – поэтому нельзя просто взять и растворить ее. Это работа для умных и ответственных людей, плата которым заложена в нашем бюджете.

– Ни к чему это.

И так далее, и тому подобное. Выяснилось, что в паровозном депо слишком много рабочих – ввиду необходимости часто ремонтировать «железных коней»; кстати, почему Ли так и не перешел на механическую подачу угля паровым двигателям? Списывать старые угольные вагонетки на линии Литгоу – Кинросс еще рано, и, кстати, чинить мост номер три совершенно незачем – Александр проезжал через него и видел, что мост в прекрасном состоянии.

– Александр, что ты говоришь! – не выдержав, принялся увещевать Ли. – Чтобы оценить состояние моста, необходимо осмотреть его снизу!

– И тем не менее незачем перестраивать его целиком, – отрезал Александр. – В этом случае дорога на несколько недель выйдет из строя.

– Не выйдет, если мы последуем совету Терри Сандерса. Ремонт займет в лучшем случае неделю, а мы тем временем подготовим уголь к отправке.

– Ли, ты хороший инженер, но никудышный делец – это ясно как день, – вынес приговор Александр.

– Мама, мне казалось, что я столкнулся нос к носу с разъяренным тигром, – признался Ли, когда они с Руби встретились дома тем вечером.

– Неужели все настолько плохо, котенок?

– Хуже некуда. – Вместо хереса Ли налил себе шотландского виски и не стал его разбавлять. – Да, мне недостает опыта, но я убежден, что мы не бросаем деньги на ветер, как считает Александр. Меры безопасности вдруг потеряли для него всякий смысл. Я мог бы еще смириться, если бы его решения не представляли угрозы для жизни и здоровья рабочих, но ведь риск чрезвычайно велик!

– А контрольный пакет акций принадлежит Александру, – подхватила Руби. – Вот дерьмо…

– Именно. – Ли невесело рассмеялся, наливая себе вторую порцию виски. – Кстати, и с дерьмом та же история! Я уже наметил реконструкцию завода по переработке сточных вод, но вдруг узнал, что в этом нет необходимости. С тех пор как я знаком с Александром, я никогда не замечал в нем шотландской скупости, но теперь вижу: он действительно шотландец.

– Потому что наслушался за морем дурных советов – от людей, которые вывернутся наизнанку, лишь бы сэкономить фартинг с каждой сотни фунтов. Дьявол, – выпалила Руби, вскакивая, – компания приносит гигантские прибыли, Ли! Наши расходы ничтожны по сравнению с выгодой, нам незачем расплачиваться с акционерами – нас, пайщиков, всего четверо. И никто из нас не жалуется. Да и на что, господи? – Руби залпом осушила стакан виски. – В общем, на следующем собрании совета директоров мы заявим, что не одобряем его решения.

– А ему плевать на наши протесты, – отозвался Ли.

– Что-то мне не хочется ужинать в Кинросс-Хаусе.

– Мне тоже, но придется – хотя бы ради Элизабет.

– Она говорила, что ты был очень добр к ней, – заметила Руби, кутаясь в длинное боа из перьев.

– Только негодяй не помог бы ей в такую минуту. – Ли насмешливо окинул взглядом боа: – Где ты раздобыла эту штуковину?

– В Париже. – Руби отбросила за спину шлейф. – Плохо только, что перья всюду сыплются, как со старой клушки. – Она хмыкнула. – Ну так я и есть клушка!

– Мама, для меня ты всегда милая курочка.

* * *

Ужин начался благополучно, если не считать того, что за стол уселось всего четверо. К Александру отчасти вернулось былое благодушие, а Элизабет всеми силами старалась поддержать застольную беседу.