Колін Маккалоу - Прикосновение

«Мы с ней – полные противоположности, – с вновь обретенной мудростью рассуждала Элизабет. – Я жена Александра, но не желаю быть ею, а она – его любовница, но связана с ним накрепко. Это несправедливо».

– Пора возвращаться вниз, – вздохнула она.

– Вернемся при условии, что посидим вдвоем и поговорим. Элизабет, я хочу знать о вас все. К примеру, как вы себя чувствуете?

– Неплохо, только вот ступни и ноги распухли.

– Да? Дайте-ка взглянуть. – Руби проворно опустилась на колени прямо на площадке лестницы, где они стояли, приподняла подол платья Элизабет и осторожно ощупала опухшие ступни, распирающие туфли. – Милая, это сильный отек. А к врачу вы обращались? Старый доктор Бартон из Кинросса никуда не годится – захудалый сельский лекаришка. Вам нужен опытный врач из Сиднея.

Они спускались в гостиную.

– Я попрошу Александра…

– Нет уж, я сама ему скажу, – по-драконьи фыркнула Руби.

Элизабет хихикнула:

– Хотела бы я послушать!

– Этот разговор не для ваших прелестных ушек. Сегодня я изо всех сил стараюсь вести себя пристойно, – объяснила Руби, пока они входили в гостиную. – А вообще слов не выбираю. Что поделаешь, такова участь хозяйки публичного дома.

– Когда я узнала, я думала, что не вынесу отвращения.

– А сейчас привыкли?

– По крайней мере отвращения уже не испытываю. Зато умираю от любопытства: как это – управлять публичным домом?

– Ну, я справлялась чертовски хорошо – гораздо лучше, чем наше правительство. И на всякий случай держала под рукой хлыст.

Они уселись на диван, не замечая, как откровенно глазеют на них присутствующие дамы. Воспользовавшись отсутствием Элизабет и Руби, миссис Юфрония Уилкинс, жена преподобного Питера Уилкинса, священника англиканской церкви Кинросса, посвятила леди Робинсон, миссис Робертсон и остальных дам во все подробности прошлого и настоящего Руби. Миссис Робертсон чуть не лишилась чувств и потребовала нюхательной соли, а леди Робинсон жадно выслушала сплетницу и была явно заинтригована.

Не зная, как отвязаться от невыносимо нудной собеседницы, супруги одного из министров, Констанс Дьюи с завистью поглядывала на оживленно щебечущую пару. «Кто бы мог подумать? – мысленно повторяла она, отвечая приклеенной улыбкой на поток причитаний собеседницы. – Элизабет и Руби решили стать неразлучными подругами! Ну и взбесится же Александр! И поделом ему – заточил бедняжку на горе одну-одинешеньку!»

Когда из столовой вышли мужчины, распространяя крепкий запах сигар и коллекционного портвейна, Элизабет встала, мимоходом успев удивиться, почему Александр так злорадно усмехается, а у премьера Робертсона такой подавленный вид.

– Руби, я слышала, что вы прекрасно играете и поете, – сказала она. – Вы не окажете нам честь?

– Непременно, – кивнула Руби, и не думая отнекиваться и демонстрировать ложную скромность. – Как насчет Бетховена, арий Глюка и Стивена Фостера на десерт?

Элизабет подвела ее к роялю и сама придвинула к нему табурет.

Прикрыв глаза, Александр сидел на диване рядом с Констанс, которая ловко отделалась от унылой собеседницы, едва вошли мужчины. Чарлз сел по другую сторону от жены.

– Быстро же они спелись, – довольно громко произнесла Констанс, пока Руби играла первые такты «Аппассионаты». – Хорошо еще, беременность Элизабет уже заметна, а то кое-кто мог бы подумать, Александр, что у вас menage a trois[2].

– Констанс! – ужаснулся Чарлз.

– Тсс! – осадила его жена.

Александр одарил Констанс благодарной улыбкой, сверкнул глазами и расслабился под бравурные звуки сонаты, самодовольно поглядывая на вытянувшиеся от изумления лица присутствующих дам. Более виртуозного исполнения они не слышали ни в Лондоне, ни в Париже.

Закончив сонату и арии, Руби перешла к популярным песенкам, а Элизабет с восторгом слушала ее, внимая музыке всем существом. «Как чудовищно несправедлива судьба! – думала она. – Этой женщине следовало бы родиться по меньшей мере герцогиней. Сколько раз мне представлялось, как одиннадцатилетнюю девочку насилует ее родной брат – до чего же мне было жаль ее, несмотря на все мое ханжество! Теперь я понимаю, как жестока бывает жизнь. Руби, как я тебе сочувствую!»

Заметив, что Элизабет с трудом терпит боль, которую причиняют ей втиснутые в тесные туфельки распухшие ступни, Руби вдруг оборвала игру и встала.

– Мне просто необходима сигара, – заявила она и лучезарно улыбнулась.

Ее просьба была встречена дружным аханьем десятка женских голосов, но Констанс со скрытым раздражением отметила, что Руби каким-то чудом удалось убедить присутствующих, что женщина имеет полное право курить тонкие черные сигары. «Руби, как я ошибалась насчет тебя! Впредь ни за что не стану избегать тебя на приемах «Апокалипсиса»».

Александр, который сам подал ей сигару, всем видом давал гостям понять, что любовницы и жены просто обязаны быть лучшими подругами.

– Александр, Элизабет пора в постель, – заявила Руби. – Отведи ее наверх и уложи.

Элизабет поцеловала ее в щеку и под руку с мужем покинула гостиную, а Руби возобновила игру.

– Почему ты не говорил, как она мила?

– А разве ты поверила бы мне, Элизабет?

– Нет.

Яшма и Жемчужина ждали хозяйку, но Элизабет удержала мужа за рукав.

– Когда родится ребенок, Александр, я буду ездить в Кинросс, когда захочу, – заявила она, вскинув голову. – И встречаться с Руби.

– Как тебе угодно, дорогая, – со скучающим видом отозвался он. – Ложись спать.

Акушер из Сиднея тщательно осмотрел Элизабет, а затем пригласил в спальню Александра.

– Выслушайте меня оба, – начал он многозначительно и серьезно. – Миссис Кинросс, у вас преэклампсия, очень опасная болезнь.

– Очень опасная? – потрясенно переспросил Александр.

– Да. Настолько, что я не вижу причин умалять ее опасность ради спокойствия пациентки и ее супруга, – без обиняков продолжал сэр Эдвард Уайлер. – Будь у меня с собой сложные приборы, я мог бы, к примеру, определить скорость кровотока с помощью реометра. Но одно я могу утверждать наверняка: состояния, подобные вашему, обычно предшествуют развитию острой эклампсии, а она почти всегда заканчивается летальным исходом. – Врач заметил, что пациентка выслушала его вердикт совершенно безучастно, а глаза ее мужа наполнились ужасом. – Насколько нам известно, – продолжал он, – эклампсия – почечное заболевание, наблюдающееся только при беременности, особенно при первой.

– А для чего нужны почки? – спросил бледный Александр.

– Они фильтруют жидкость в организме и выводят отходы вместе с мочой. Можно предположить, что у миссис Кинросс и ее ребенка в утробе возникла несовместимость. Другими словами, ее организм не в состоянии выводить продукты жизнедеятельности ребенка, и эти продукты отравляют ее.

– А острая эклампсия? – В волнении Александр начал вышагивать по комнате. – Как узнать, что она уже развилась?

– О, вы ее ни с чем не спутаете, сэр. Основные симптомы – сильные головные боли и боли в животе, тошнота и рвота. Затем начинаются судороги. При отсутствии своевременного лечения пациентка впадает в кому, вывести из которой ее практически невозможно.

– Но у Элизабет всего лишь отекли ноги!

– А мне она рассказала совсем другое, мистер Кинросс. У нее постоянно болят голова и живот, за последние недели ее часто тошнило и открывалась рвота. У вашей жены не отек, вызванный неудобным положением тела, а водянка, – решительно заявил сэр Эдвард.

Широко раскрыв глаза, Элизабет лежала и слушала, как бесстрастный голос втолковывает Александру, что она скорее всего умрет. С одной стороны, она даже радовалась этому: смерть – тоже путь к свободе. Но с другой стороны, все ее существо восставало против такого вердикта – как же так, ведь она мечтала родить здорового, крепкого малыша и любить его всей душой. А если бы о ее распухших ногах не узнала Руби? Когда две недели назад Элизабет обратилась с тем же вопросом к миссис Саммерс, экономка заверила ее, что беспокоиться незачем – подумаешь, небольшой отек. Но миссис Саммерс бесплодна. А если она завидует хозяйке и желает ей смерти?

– Что я должна делать, сэр Эдвард? – опомнившись, спросила Элизабет.

– Во-первых, оставаться в постели, миссис Кинросс. По возможности лежать на левом боку, чтобы помочь сердцу и почкам…

– И поменьше пить, – вмешался Александр.

– Нет-нет! – воскликнул сэр Эдвард. – Напротив, чтобы почки функционировали, необходимо пить побольше обычной воды и почаще мочиться. Я бы еще пустил ей кровь, чтобы снизить нагрузку на сосуды. Сегодня выпустил бы пинту, а затем продолжал выпускать по полпинты в неделю. Если мы убережем ее от судорог до самых родов, есть вероятность, что и роды она переживет. – Сэр Эдвард повернулся к постели. – У вас, миссис Кинросс, тридцатая неделя беременности. Осталось еще десять недель. Постарайтесь понять: все это время вы должны провести в постели. Вставать – только чтобы облегчить кишечник, мочитесь в судно. Ешьте овощи, фрукты и ржаной хлеб, пейте больше воды. Я пришлю из Сиднея сиделку, она обучит ваших слуг ухаживать за вами.

– Миссис Саммерс прекрасно справится, – поспешил заверить Александр.

– Нет! – выкрикнула Элизабет, рывком садясь на постели. – Умоляю, Александр, не надо! Только не миссис Саммерс! У нее и так полно дел. Лучше пусть за мной ухаживают Яшма, Жемчужина и Шелковый Цветок!

– Нужна взрослая женщина, а они глупые девчонки, – возразил Александр.

– И я тоже девчонка. Пожалуйста, исполни мой каприз!

Мрачный Александр отправился провожать сэра Эдварда.

– А если у жены разовьется эклампсия, что будет с ребенком? Есть ли шанс, что он появится на свет?

– Если ваша жена сумеет доносить его полный срок, а потом у нее начнется эклампсия, переходящая в необратимую кому, ребенка можно извлечь из чрева с помощью кесарева сечения, пока мать еще жива. Гарантий, что ребенок выживет, нет, но это наш единственный шанс.