– Говоря об ошибках, ты включаешь в их число одиннадцать лет бойкота?

Джеймс кивнул. Наконец он почувствовал, что может дышать полной грудью.

– Очень сожалею. Так ты даешь мне обещание?

– Да, – кивнул отец.

– Я рад. – Джеймс вновь подался вперед. – Потому что хочу сообщить тебе нечто очень важное.


Джеймс выходил из кабинета с легким сердцем: так легко на душе у него уже не было много лет. Он знал: все будет хорошо. Отец выслушал его рассказ о том, что произошло накануне ночью. Более того, некоторые эпизоды, судя по выражению лица, отца позабавили, но никаких оценок граф не давал, никаких суждений не выносил. Он выразил удивление, услышав имя Бартон, и сообщил сыну, что этот человек месяц назад снял домик на восточной окраине его поместья.

Затем граф спросил, каких действий Джеймс от него ждал (еще четверть часа назад Джеймс мог бы побиться об заклад, что такое невозможно). Но он ни о чем отца не попросил. Вернее – попросил, чтобы тот ничего не предпринимал. И, как ни удивительно, отец ответил ему согласием.

Словами не передать, какое это было облегчение. Никаких попыток шантажа, никаких попыток подкупа. К тому же отец обещал, что если Бартон появится у него и попросит аудиенции, то он не примет его. Теперь настойчивый совет Джорджетт приехать сюда и обо всем поведать родным уже не казался Джеймсу бессмысленным – скорее наоборот. Хотя следовало признать: ничто еще не давалось ему тяжелее, чем решение последовать ее совету.

Когда Джеймс открывал дверь кабинета, графиня едва успела отскочить в сторону. Щеки ее порозовели. Она подслушивала и стыдилась этого, что делало ей честь. К тому же, если учесть, как трудно складывались отношения между отцом и сыном, ее любопытство казалось вполне оправданным.

– Услышала что-нибудь интересное? – с насмешливой улыбкой поинтересовался Джеймс, плотно прикрыв за собой дверь.

Мать надула губы.

– Нет, дверь слишком уж толстая. Так до чего же вы договорились?

Джеймс снова улыбнулся, на сей раз так радостно, что все лицо его светилось.

– Можешь рассчитывать на то, что я останусь ужинать, – сообщил он, с удовольствием наблюдая за просиявшей от счастья матерью. – Отец попросил меня найти тебя, чтобы вы могли поговорить. Хотя подозреваю, он думал, что мне придется дольше тебя искать.

Мать виновато улыбнулась:

– Думаю, он точно знал, где ты меня найдешь. – Графиня откашлялась и с немного озабоченным видом сообщила: – Леди Торолд ждет тебя на кухне. Или мне следует называть ее «миссис Маккензи»?

Джеймс чуть не споткнулся на ровном месте.

– Откуда… откуда ты знаешь? – Не могла же Джорджетт – с ее-то настойчивым стремлением как можно быстрее покончить с этой досадной ошибкой – раскрыть душу перед совершенно незнакомой женщиной, к тому же – его матерью?

– Я видела кольцо на ее пальце. – Графиня нахмурилась. – Право же, леди заслуживает более изысканного украшения, нежели мужская печатка, Джемми. О чем ты думал?

Джеймс переминался с ноги на ногу.

– Ну, по правде говоря, мы оба ни о чем не думали.

Мать внимательно посмотрела ему в глаза.

– Да, она мне говорила что-то в этом роде… и сказала, что вы оба хотите аннулировать брак. Это правда?

Джеймс кивнул. В груди у него словно образовалась пустота. Итак, Джорджетт сообщила его матери, что не хочет быть его женой. А ведь ему почему-то казалось, что не все еще решено и возможен совсем другой исход. Но теперь надежды на то, что она передумает, не оставалось.

– Отец знает?

– Уже да. – Джеймс рассматривал цветочные обои, избегая взглянуть матери в глаза. – Как Джорджетт?

– С ней все хорошо, – заверила графиня. – Когда я уходила сюда, мальчики развлекали ее рассказами об утренней рыбалке.

Джеймс заставил себя посмотреть матери в глаза и со вздохом пробормотал:

– А я бросил ее в фойе… Я очень волновался перед разговором с отцом, иначе, конечно же…

– Она все поняла, не беспокойся. – Взгляд матери потеплел. – Мне она нравится, Джемми, и я вижу, что и тебе тоже. – Графиня сунула руку в потайной карман юбки и достала оттуда, раскрыв ладонь, маленькое изящное кольцо. – Не знаю, окончательно вы все решили или нет, но я бы не советовала вам торопиться. Вот возьми.

Джеймс взял у матери колечко тонкой работы, с гравировкой из переплетенных кельтских узлов.

– Не понимаю. – Он пожал плечами.

– Это кольцо – талисман. Оно принадлежало еще твоей прабабушке. Переплетенные узлы символизируют крепкие узы. Я думаю, ей оно будет впору. Брак – дело серьезное. Вам стоит хорошенько подумать, прежде чем ставить на нем крест. – На этот раз в голосе графини все же прозвучала укоризна.

Джеймс вздохнул: мать озвучивала его мысли, но, увы, они не соответствовали взглядам Джорджетт.

– В том-то и проблема, мама. Мы не дали себе труда хорошо все обдумать, прежде чем вступить в брак. Мы знакомы всего лишь несколько часов. Вы с отцом были год помолвлены, до того как поженились. Мы не знаем, правильно ли поступили, рискуем сделать ошибку непоправимой, если будем медлить с подачей прошения о признании брака недействительным.

Мать смотрела на него, склонив голову к плечу.

– Долго вы друг друга знаете или не долго – значения не имеет.

– Дело осложняется еще и тем, что я обвинял ее в краже, – добавил Джеймс. – После этого я сильно упал в ее глазах.

Графиня засмеялась.

– Бывает так, что мне иногда хочется придушить твоего отца из-за того, что мы не можем решить, какое мясо приготовить на ужин. Разочарования и обиды неизбежны. Может, мы и ждали год до свадьбы, но я прекрасно помню, что почувствовала, когда встретила твоего отца. Если она тебе нравится, ты должен дать ей шанс. И если ты решишь дать ей шанс, то должен подарить ей настоящее кольцо.

Джеймс неуверенно крутил кольцо в пальцах. Он не ожидал найти в матери союзницу.

– Ты хочешь, чтобы я подарил кольцо твоей бабушки женщине, которую знаю меньше суток?

В глазах графини заплясали озорные огоньки.

– Ты знаешь, сколько времени понадобилось твоему отцу, чтобы привести меня наконец к алтарю, но рассказывала ли я тебе когда-нибудь, как познакомились мои родители?

Джеймс с озадаченным видом покачал головой, и графиня продолжила:

– Они познакомились на борту корабля, который плыл из Ирландии в Шотландию. На корабль они поднялись незнакомцами, а сошли на берег мужем и женой. И прожили в счастливом браке сорок три года.

Джеймс зажал кольцо в кулаке.

– То, что любовь их оказалась настолько сильна, не означает, что риск был оправдан. И это не значит, что я должен следовать их примеру. – Понимая, что аргументы его слабоваты, Джеймс добавил: – Она даже не из наших мест и уже завтра может уехать в Лондон. – «И я ей не нужен», – хотелось ему сказать, но он промолчал.

Однако мать не сдавалась.

– У этого кольца есть история, которая стоит твоих размышлений, Джемми. Я не знаю, подходит она тебе или нет. Я лишь прошу тебя хорошо об этом подумать.

Джеймс сунул кольцо в карман. Сердце гулко стучало. Надежда снова вспыхнула в его груди.

– Я подумаю, – кивнул он. Но было ясно, что думать ему уже не требовалось, надо было ее убедить. Убедить в том, что теперь ей следовало хорошо подумать.

А убедить Джорджетт пересмотреть свое отношение к легитимности – нет, к необходимости – их брака будет не просто. Для этого понадобится нечто большее, чем талант переговорщика.

Возможно, для этого понадобится чудо.

Глава 24

Часы в коридоре пробили восемь. Этот размеренный бой словно отсчитывал фразы той речи, что складывалась в голове у Джеймса.

Джорджетт изъявила желание отправиться в Лондон как можно скорее. Но он не хотел ее отпускать. Джеймс знал, что его влечет к ней, но помимо влечения было еще что-то, и это чувство он затруднялся определить. Да, он не знал наверняка, как трактовать свои чувства, зато, несомненно, хотел как можно скорее ее увидеть. Ведь время утекало сквозь пальцы. Время, которое он мог бы использовать, чтобы переубедить ее, время, которое следовало использовать, чтобы лучше ее узнать. Крохотное кольцо оттягивало карман словно слиток золота. Осмелится ли он рискнуть?

Джеймс не нашел Джорджетт на кухне, зато обнаружил там еще теплый яблочный пирог. Отрезав себе изрядный кусок, Джеймс продолжил поиски. Ее не оказалось ни в гостиной, ни в библиотеке. Он так и не нашел ее, но, блуждая по дому и заглядывая в комнаты, чувствовал, как с неотвратимостью волны, что отступает от берега лишь с тем, чтобы, вернувшись, обрушиться на него с новой силой, возвращалась к нему память об этом доме, об этих комнатах.

Джеймс зашел в библиотеку и прислушался. Через окно, открытое специально, чтобы пустить в дом свежесть вечернего бриза, сюда проникали голоса и смех. Ноги сами понесли его к двери.

Он нашел ее в лабиринте из живой изгороди. Она играла с детьми его двоюродной сестры. Греясь в лучах предзакатного солнца, он смотрел, как она то выныривала, то исчезала за зеленой стеной, гоняясь за мальчишками. Джорджетт была обречена на поражение в этом состязании с детьми, которых невозможно разглядеть в лабиринте, но она не сдавалась и смеялась над собой.

До наступления темноты оставался еще час или около того: солнечные лучи падали косо, уже не обжигая, и солнечный свет стал мягким и ласковым. Волосы Джорджетт рассыпались по плечам – в беготне за мальчишками она, похоже, растеряла все шпильки.

Джеймс поймал себя на том, что завидовал мальчишкам. Джорджетт сейчас казалась такой счастливой, но, увы, не он был тому причиной.

Любуясь ею, Джеймс представлял ее в роли матери, вот так же беззаботно предающейся игре с детьми и не думающей о том, в порядке ли ее прическа или наряд. Он сказал матери, что совсем не знает Джорджетт, но он несколько погрешил против истины. Сегодня он узнал ее с неожиданной стороны, и нельзя сказать, что эта новая, такая добропорядочная и даже чопорная, Джорджетт пришлась ему по душе. Но сейчас, глядя на нее, беззаботно смеющуюся, Джеймс чувствовал, что узнает в ней ту женщину, которая сразу же ему понравилась, едва он увидел ее впервые.