– Вы хотите расторгнуть брак? – неприятно резко прозвучал у нее над ухом голос горничной.

Джорджетт болезненно поморщилась. Она даже не заметила, что размышляла вслух.

– Я… Вчера вечером я была не в себе, – ежась под пристальным взглядом Элси, говорила Джорджетт. – Я не хочу замуж. – «Не хотела раньше и не хочу сейчас», – мысленно добавила она.

– Как же так?.. – изумилась Элси. – Все хотят замуж за Маккензи. Он… Он такой…

– Все, но не я! – отрезала Джорджетт. Управление всеми ее финансами по условию завещания переходило к мужу, в случае если она решит выйти замуж вторично. Было бы верхом беспечности отдать все свои средства тому, о ком тебе ничего не известно. Впрочем, кое-что ей все же было известно о Маккензи со слов Элси. Он любил выпить и очень любил женщин. А Джорджетт хватило опыта первого брака, и дважды совершать одну и ту же ошибку она не собиралась. Будь этот Маккензи хоть трижды красавчиком!

Имелась и еще одна причина, заставлявшая ее как можно скорее отправиться на поиски мистера Маккензи. Не следовало забывать о Рандольфе, который, ослепленный ревностью или завистью – кто его знает? – чего доброго, вызовет Маккензи на дуэль, не задумываясь о последствиях. В общем, пора было возвращаться в Морег. Чем быстрее, тем лучше.

Элси опустилась на колени, чтобы зашнуровать хозяйке ботинки.

– У вас, похоже, семь пятниц на неделе. То вы хотите замуж, то не хотите. Ночью на вас женится самый желанный холостяк в городе, а утром вам уж невтерпеж с ним развестись. – Элси сдула упавшую ей на глаза темно-рыжую прядь. – Я вот что думаю… Вы просто решили, что вам, леди, этот парень не пара.

Джорджетт задумалась над словами Элси и пришла к удивительному для себя выводу: разница в статусе, общественном положении между ней и таинственным шотландцем не очень-то ее волновала.

– Дело совсем не в этом, – возразила Джорджетт. – Я едва сняла траур по покойному супругу и наконец получила возможность жить так, как хочу сама, а не по указке мужа. – Она глубоко вздохнула. – И я не хочу лишаться вожделенной свободы из-за пьяной беспечности!

Элси посмотрела на нее снизу вверх, и во взгляде горничной Джорджетт прочла сочувствие.

– Тут я вас понимаю, миледи. – Элси с трогательной неловкостью похлопала Джорджетт по лодыжке. – Наверное, вы хотите отправиться в Морег? У вас есть обувка попрочнее этой?

– А как ты здесь оказалась, Элси? – спросила Джорджетт в тайной надежде, что идти в Морег пешком ей все же не придется.

– Приплыла на корабле из Ирландии. Примерно лет пять назад. – Она окинула критическим взглядом скромное платье Джорджетт с высоким наглухо застегнутым воротом. – Вы, кажется, говорили, что сняли траур. Если собираетесь встретиться с мистером Маккензи, я бы посоветовала надеть что-нибудь поживее.

«Терпение, только терпение», – сказала себе Джорджетт.

– У меня нет ничего поживее. Я же сказала: мой траур закончился совсем недавно. И я спрашивала тебя о том, как ты добралась сюда, в этот дом. На лошади?

– Нет, пешком. Здесь всего четыре мили от города.

Четыре мили! Немыслимо! Джорджетт в жизни своей так далеко пешком не ходила, и подходящей для этой цели обуви у нее попросту не было. Лайковые же ботиночки на двухдюймовых каблуках, что сейчас шнуровала Элси, были хоть и прочнее, чем туфельки на тонкой подошве, в которых Джорджетт веселилась накануне ночью и расхаживала по городу утром, все равно для столь длительного перехода не годились. Да и стоили эти нарядные ботиночки, купленные в Лондоне, целое состояние. На каменистой дороге они попросту развалятся где-нибудь на второй миле пути.

Размышляя о непригодности взятой с собой обуви для жизни в Шотландии, Джорджетт пришла к неутешительному выводу: она была плохо подготовлена для жизни в целом – будь то Шотландия или любое другое место.

Так что же она собой представляла как женщина? И какой женщиной ей хотелось бы быть?

– Но если траур закончился, почему вы одеваетесь так, словно он все еще продолжается?

Вопрос Элси поставил Джорджетт в тупик. Они в этот момент уже спускались по лестнице, где с висевших на стене портретов на них смотрели бородатые шотландцы. Действительно, почему? Еще месяц назад она должна была бы убрать подальше эти скучные мрачные платья и с головой окунуться в радостный водоворот светской жизни. Но не тут-то было. Она предпочла сбежать в Шотландию. Свое желание укрыться в Шотландии Джорджетт объясняла тем, что хотела немного пожить для себя. Но тогда почему она ничего не стала менять в своем образе жизни? Ведь даже гардероб остался прежний…

Джорджетт вывел из задумчивости громкий стук во входную дверь. И обе женщины разом вздрогнули.

– Кто бы это мог быть? – пробормотала Джорджетт. Неужели Маккензи? Или угрюмый слуга? А может, Рандольф? Но Рандольф не стал бы стучать. Да и слуга, по совместительству конюх, если уж и решил бы зайти в дом не через кухню, как обычно, так громко колотить в дверь не стал бы.

«Остается только Маккензи», – подумала Джорджетт. Ужасно волнуясь, она дрожащей рукой пригладила волосы. Хорошо, что она все-таки переборола брезгливость и приняла ванну после служанки. И хорошо, что позволила Элси ее расчесать, как бы ни было ей при этом больно. По крайней мере она предстанет перед своим новоиспеченным мужем в относительно опрятном виде. Ей почему-то хотелось, чтобы он пожалел о том, что теряет, когда она потребует аннулировать брак.

– Пойди и открой, – приказала она Элси, слегка подтолкнув служанку локтем.

– О, нет-нет. – Элси энергично покачала головой. – Я двери открывать не нанималась. Я и дома-то двери никому не открываю. Откуда мне знать, кого черт принесет?

– Не болтай чепуху! – в раздражении бросила Джорджетт и шагнула вперед.

Визитер, очевидно теряя терпение, снова стукнул в дверь – да так, что весь дом задрожал. Джорджетт левой рукой нажала дверную ручку – правой она прижимала к себе котенка, – и дверь распахнулась перед рыжеволосым парнем с кепкой в одной руке и собакой на веревке – в другой. И эта собака злобно скалила зубы (долговязому же парню с неопрятной клочковатой щетиной на подбородке на вид было не больше восемнадцати). Увидев котенка, черно-белый пес бросился к нему с отчаянной решимостью, сравнимой лишь с той, с которой голодные уличные мальчишки в Лондоне дерутся за сдобную булочку.

Джорджетт отпрянула, защищая котенка.

– Что вам угодно? – пробормотала она, придя в себя.

Парень расплылся в улыбке.

– Я доставил его вам. Как вы и просили.

Джорджетт в изумлении смотрела на странную пару – улыбающегося юношу и оскалившегося пса – и гадала: будет ли у нее хоть какой-то шанс спастись, если хозяин пса вдруг отпустит веревку?

– Да неужели сам Джозеф Ротвен к нам пожаловал?! – раздался у Джорджетт за спиной голос Элси. Горничная храбро выступила вперед, улыбаясь парню, и скромный юноша, краснея, ответил ей улыбкой. – Что тебя к нам привело? Очень хочется верить, что ты принес пирожки с крыжовником, которые так вкусно печет твоя матушка. В этом проклятом доме с голоду помереть можно.

– Я… Я привел собаку леди Торолд, – запинаясь, ответил молодой человек. Щеки его сделались краснее, чем покрывавшая подбородок чахлая растительность. – То есть я привел одну из собак моего отца.

Элси наклонилась вперед, и это не слишком удачное движение привело к тому, что и Джорджетт, и соответственно котенок приблизились к явно недружественно настроенной собаке.

Джорджетт с ужасом смотрела на молодого человека, а тот взирал на нее с робкой, но дружелюбной улыбкой.

– С чего вы решили, что мне нужна собака? – спросила наконец Джорджетт. В дополнение ко всем ее недавним приобретениям в виде похотливого супруга, полуживого котенка и нахальной горничной ей предлагали еще и злобного пса.

Лицо юноши приобрело выражение полной растерянности.

– Мы же заключили сделку, верно? Вы сказали, что, проживая здесь, с кузеном, не прочь обзавестись большим сторожевым псом. Сказали, вам нужен пес, который не побоится его укусить, если что.

– Я так сказала?.. – Джорджетт ничего подобного не помнила, что, впрочем, ее уже не удивляло. И все же парень прав: ей действительно было не по себе в этом стоявшем на отшибе доме. Потому она и наняла Элси, хотя потом об этом позабыла. Возможно, она и насчет собаки договорилась.

– Когда же эта сделка имела место? – спросила Джорджетт. Голова ее, не в силах вместить такое количество нелепиц, начала нещадно болеть. Ох, что она станет делать с этим псом?! Оставь его наедине с трехнедельным котенком – и от бедняги даже шерсти не останется.

– Когда вы мне показывали, что надо делать, в переулке позади «Синего гусака», – ответил Джозеф и густо покраснел. – И я не могу взять с вас за пса плату. Не могу после того… Вы были со мной очень терпеливой. И не смеялись. Хотя я совсем не знал, что делать… – добавил парень.

Джорджетт лишилась дара речи. И готова была сквозь землю провалиться. Неужели она опустилась до растления малолетних? В темном переулке, на задворках трактира? Ох, она ничего не помнила!

Но отсутствие воспоминаний не могло служить оправданием тому страшному, что она, по всей видимости, совершила.

Нет-нет, она, должно быть, неправильно его поняла. А что, если правильно? Увы, она не могла заставить себя задать тот вопрос, который разрешил бы ее сомнения. Стыд сдавил ей горло.

– Господи, – простонала Джорджетт, переводя взгляд с молодого человека на пса и обратно. Что же делать? Извиниться перед юным Ротвеном? Принести извинения его родителям? И еще этот пес… Что она будет с ним делать? Наверное, пес все же не такой злобный, как кажется. У парня руки и ноги вроде бы целы… И он, похоже, совсем не боится этого зверя. Впрочем, спускать пса с поводка она все же не рискнула бы. Может, стоит запереть его в комнате, которую Рандольф использует в качестве кабинета?

Голос горничной прервал нить ее размышлений.