И даже дело еще кое в чем: я, оказывается, не привыкла чувствовать себя человеком, с которым кто-то будет считаться. Те же уездные начальники. Я еще ничего не предприняла, а уже боялась, что к моим словам никто не станет прислушиваться.

Но я опять отвлеклась. События обрушились на меня подобно снежной лавине, так что не давали мне спокойно разобраться с ними и вообще определиться, как себя вести. Одного я только не хотела: растеряться. Сама жизнь поставила меня в такое положение, что я просто не имела права на слабости.

Слышал бы это Зимин! Вот, наверное, посмеялся бы. Как он говорил обо мне: «Юная особа, которая считает, будто сама на что-то способна». В любом случае на него мне рассчитывать не стоит. Он, что называется, спит и видит, как бы поскорее вернуться под крыло своего начальника. С потерянным письмом в зубах. Вот, мол, как я вам верно служу!

Кстати, где этот поручик? Сегодня он зачем-то ходил в конюшню и ничего мне о том не сказал. Что он там увидел или, наоборот, чего-то не увидел? С чем он хотел разобраться, с лошадьми? Можно подумать, у меня их целый табун. Хорошо, разобрался, но куда пропал теперь? Решил разыскать Хелен самолично? Вот будет смешно, если выяснится, что как раз в эту минуту он разгуливает по имению под ручку с пропавшей горничной.

Ага, легок на помине! Разрумянился от быстрой ходьбы, глаза какие-то хитрые. Может, он видел, как Хелен... Например, садилась на лошадь. Зачем? Ну, может, обиделась на кого-нибудь. Например, на то, что я слишком официально с ней поговорила. Или Кирилл... Я оглянулась на названого братца, но он так и стоял с задумчивым видом и о чем-то там размышлял.

– Чего вы все стоите как громом пораженные? – весело поинтересовался поручик. – Что-то странное нашли или кого-то нужного потеряли?

– Пропала Хелен, – сказала я сухо, потому что его фривольный тон был вовсе не к месту.

– Что значит – пропала? – удивился он. – Мы ведь не в большом городе. Все имение как на ладони, стоит только взглянуть с крыльца...

– Взглядывали, – отозвалась я, – но Хелен все равно не увидели.

– А вы ее вещи осмотрели, они на месте? – сразу подобрался он.

– Нет, не осмотрели. – Я с недоверием взглянула на него; с чего бы нам осматривать вещи Хелен, которая, возможно, сидит сейчас в домишке кого-нибудь из крепостных и пьет чай.

Предположение было не совсем реальным. За то небольшое время, что мы были знакомы с ней, я не замечала в англичанке интереса к простым людям. А уж то, что она пожелает навестить кого-нибудь из них... Это вообще ни в какие рамки не укладывалось.

Между тем за окнами стало темнеть.

– Егоровна, – позвала я, – пошли кого-нибудь в винный погреб, пусть вынесут наверх мешок со свечами.

– Вот славно, барышня, – обрадовалась та, – а я обыскалась свечей. Уж хотела послать Марью, чтобы в старых подсвечниках огарки вынула.

Дом-то нам будет чем осветить, а вот как организовать поиски Хелен? Еще несколько минут, и поиски горничной можно будет проводить лишь с факелами. С другой стороны, она же не маленькая девочка. В имении просто невозможно заблудиться. Господский дом стоит пусть на небольшом, но пригорке, и его видно отовсюду.

– Пойдемте, поможете мне, – приказным тоном сказал вдруг Зимин. – Женщине легче определить, взято что-нибудь из вещей или нет.

Он посмотрел на Веллингтона, который казался если и не растерянным, то изрядно сбитым с толку.

– А вы, Джим, организуйте слуг, чтобы как следует обыскали дом. Заглянули в каждую комнату... Кстати, здесь есть лестница на чердак?

– Есть, – растерянно подтвердила я, – но что могло бы понадобиться Хелен среди старых вещей? Там наверняка пыль и... мыши!

Последнее я выпалила нечаянно, и это мое замечание изрядно развеселило поручика, но тут же он посерьезнел:

– Не нравится мне все это.

Вещи Хелен кто-то перенес в комнату, которую мы назначили для нее. Так они и стояли подле кровати, не разобранные. То есть что-то из мелочей она взяла, но остальное явно не трогала.

А вот ее теплого капора и меховой накидки из черно-бурой лисы, купленной, видимо, уже в России, не было.

– Похоже, она пошла гулять, – растерянно проговорила я, хотя все во мне восставало против такого утверждения.

Чего бы горничной гулять, когда в доме идет такая работа?

– Странно она ведет себя для горничной, – озвучил мою мысль и поручик.

– Я, между прочим, сама собиралась с ней о том же поговорить, но все было недосуг.

Мы вернулись в гостиную. Там был Веллингтон, и по его виду мы поняли, что поиски ни к чему не привели.

– На чердак никто не поднимался, – сказал он. – Да и я не стал. Там такой слой пыли, что непременно остались бы следы.

Скорее всего он заглянул на чердак для очистки совести. Чего бы стала делать Хелен на нашем чердаке?

– Пошлите, княжна, людей, пусть с факелами обыщут имение, – опять распорядился Зимин.

Я не стала с ним спорить и опять отправилась разыскивать Исидора.

Похоже, совет Егоровны пришелся кстати. Исидор оказался человеком подвижным, точно ртуть. Только что видели его в одной комнате, а через несколько мгновений он оказывался в другой. Причем крепостные слушались его беспрекословно, хотя я ни разу не слышала, чтобы он повысил голос.

– Пошли людей с факелами, – сказала я ему, – пусть еще раз осмотрят имение. Каждый уголок! Пропала наша гостья-иностранка. Может, она пошла гулять и упала в обморок... Не улетела же она в конце концов!

Исидор поклонился мне и опять исчез, а я пошла на кухню узнать, когда будет готов ужин.

– Вовремя, – коротко ответила мне Эмилия, всем своим видом давая понять, что она ужасно занята, и если я буду стоять над душой...

Хорошо, я уйду. Некоторое время я постояла на крыльце, наблюдая за огнями факелов, двигавшихся в отдалении. Кажется, и Зимин, и Веллингтон отправились на поиски исчезнувшей горничной, а Кирилл о чем-то разговаривал со своим слугой. А мне показалось, что он заинтересован в Хелен. Мог хотя бы сделать вид, что обеспокоен ее исчезновением...

Я опять вернулась на крыльцо и стояла там, вглядываясь в темноту, набросив на плечи потертый тулупчик, который носил кто-то из слуг, нисколько не беспокоясь тем, что меня в подобном одеянии увидит кто-нибудь из мужчин.

Через некоторое время вернулся Исидор. Он проходил мимо меня и пояснил:

– Вспомнил по случаю, что в конюшне мы не искали. Никто не подумал, что англичанка захочет, например, взглянуть на лошадей...

– Пойдем вместе, – решила я, сходя с крыльца, – а заодно и поговорим. Надеюсь, в этот раз нам никто не помешает... Сколько времени ты живешь в имении?

Я бросила взгляд на Исидора. Вопрос самый обычный, но что-то мешало мне сразу согласиться с тем, что Исидор был всегда и я просто его не замечала.

– Будущей весной исполнится пятнадцать лет, – отвечал он. – Прежде я жил на хуторе с крестьянами-хлебопашцами. Был у них кем-то вроде старосты. Незадолго до своей смерти Фридрих Иванович перевез меня в поместье. Как чувствовал!

А до того? Неужели он всегда был собственностью моих родителей? Что-то мешало мне с этим предположением согласиться. Должно быть, он прочел вопрос на моем лице и пояснил:

– До того времени я жил во Франции.

Я даже запнулась, сбилась с ровного хода.

– Ты жил во Франции? То есть хочешь сказать, что ты – француз? – изумилась я.

– Так и есть. Мое имя Исидор Бесмо. Я был мажордомом во дворце Изабель де Бренвилье...

Тут он споткнулся в своем повествовании: то ли на мгновение отдался своим воспоминаниям, то ли размышлял, как бы в запале откровенности не сказать лишнего. В любом случае мне не следовало его торопить. Тем более что Исидор быстро справился со своим замешательством.

– ...Изабель была очень добра ко мне...

То есть в каком смысле – добра? Это прозвучало двусмысленно, но Исидор этого не заметил.

– Она подала мне руку помощи, когда я оказался в бедственном положении, но потом ее саму кредиторы отца разорили, и бедная девушка оказалась почти на улице... Может, это и к лучшему: она не попала на гильотину... Но если бы ее не подобрал полковник Болловский...

Так вот как все случилось! Мой отец порой бывал во Франции без матери, по своим служебным делам, и там познакомился с бедной девушкой... А он всегда был рыцарем. Между ними вспыхнуло чувство.

Рассказ настолько захватил меня, что я даже стала попутно складывать, словно мозаику, кусочки из жизни моего отца.

– Но Изабель давно умерла... Вы ведь свободный человек?

Он согласно наклонил голову.

– Тогда почему вы живете в Дедове, среди крепостных, и до сего времени не вернулись во Францию?

Мы уже дошли до конюшни и теперь остановились, разговаривая. Нас так захватило общение, что мы почти забыли о цели нашего посещения. Факел в руках потрескивал, создавая особый аккомпанемент нашему разговору.

Он внимательно посмотрел на меня и, словно раздумывая, а потом решившись, заговорил:

– Я не мог оставить мадемуазель Эмилию в столь бедственном, униженном положении. Мсье Болловский обещал, что даст девочке вольную и мы сможем уехать вместе с ней, но своего слова так и не сдержал...

Знал бы он, какие баталии пришлось выдерживать моему отцу на этом нелегком пути! Так сложилось, что почти вся собственность Болловских была собственностью именно моей матери. Ей было чем напугать отца... На одних весах была его любовь к Изабель, на других – благосостояние, положение в обществе и даже карьера. Ему должны были присвоить чин генерала, а тут неприятная история с какой-то француженкой... Он вынужденно откладывал решение этого щекотливого вопроса. Получил наконец чин генерала, чтобы почти сразу умереть. Господь сжалился над ним, прибрав его к себе.

Уже открыв рот, чтобы сказать: «Слово моего отца может сдержать его дочь», я подумала и тут же рот и закрыла. Не надо торопиться. Я же еще ничего не знаю. Ни в каком состоянии мои дела, ни подлинную причину упорства моей матери в отношении Эмилии. Это всего лишь мои предположения о том, что она хотела обезопасить свою дочь; а если имеется еще одна причина, которую я не знаю?