Анджелина прищурилась: он пытался очаровать ее, чтобы добиться своего.

– С какой стати мне помогать тебе?

– Маргарет рассказала, что ты с удовольствием занималась усовершенствованием Уортингтона, вот я и подумал: может, тебе захочется использовать свой опыт и здесь?

– Мне почему-то кажется, что тебя мало беспокоит, обретет ли Сомеролл былую красоту.

Улыбка на его губах исчезла.

– Если бы не беспокоило, меня бы здесь не было.

Ей меньше всего хотелось погружаться в его заботы.

– Колин, мы никогда не были друзьями, а здесь оказались только волею случая. Откровенно говоря, ты хочешь от меня слишком многого, но я не вижу причин помогать тебе. Более того, я совсем не уверена, что поступлю разумно, если стану участвовать в этой авантюре. Твой отец ни в коем случае не одобрит эту идею.

– Все, что мне нужно, – это набросать план необходимых работ, разумный, естественно, с которым он согласится.

Колин, конечно, опытный соблазнитель и запросто подчинит женщину своим желаниям. Анджелина ничуть не сомневалась, что он ничего не испытывал к ней, но все равно пытался очаровать. Один раз она уже влюбилась в очаровательного шалопая и больше не собиралась повторять свою ошибку. Скорее всего он используется ее, чтобы переубедить отца, а потом все забросит, как только это ему наскучит. И вот тогда она ощутит на себе всю тяжесть ответственности, потому что ввязалась в столь рискованное предприятие.

– Понимаю, тебе не хочется, – продолжал он уговаривать. – Но я буду рад любому совету или помощи, которую окажешь: не могу допустить, чтобы поместье ушло из семьи.

– Две недели назад ты вот так же переживал из-за Сомеролла?

– Две недели назад у меня и в мыслях не было, что отец намерен его продать.

– Ты что, собираешься там поселиться? – Анджелина знала, что он не бросит свою разгульную жизнь в Лондоне, но если ему вздумается соврать, она ткнет его носом в собственную ложь.

– Со временем. Но в данный момент моя главная забота – удержать отца от продажи.

– «Со временем» звучит как-то неопределенно.

– Я холостяк и намерен жить в Лондоне до тех пор, пока не женюсь. А сколько – одному богу известно.

По крайней мере честно.

– Ты наследник?

– Само собой.

– И рассчитывал, что поместье перейдет к тебе?

Он принадлежал к тому типу людей, которые были уверены, что все само идет им в руки, потому что никто и никогда не заставлял его добиваться того, чего ему хотелось. Увы, то же самое она могла сказать и про себя. Пока не случилось то, что случилось в прошлом году.

– Я единственный сын. Больше ни у кого нет права наследования. Что мне еще оставалось думать?

– Посмотри на это с другой стороны. Учитывая твою репутацию, что должен думать о тебе отец?

Колин уставился на нее.

– Ты хочешь сказать, что я недостоин?

– Я не собиралась…

– Конечно, собиралась, иначе не осмелилась бы задать мне такой вопрос.

– Ты попросил меня помочь. Поэтому у меня есть полное право узнать все обстоятельства, прежде чем принять решение.

Если бы он действительно переживал из-за поместья, то сделал бы что-нибудь уже несколько лет назад. Вне всякого сомнения, у него и в мыслях не было побеспокоиться о Сомеролле, пока отец не вознамерился продать его. Хуже того, он не собирается там жить. Дом останется стоять пустым, может быть, годами. Вдобавок ей довелось выслушать множество историй про него.

– Будь у меня уверенность, что ты искренен, я предложила бы свою помощь. Однако с трудом верится, что ты действительно собрался восстанавливать Сомеролл. Просто тебе из принципа не хочется выпускать его из рук.

Он прищурился.

– Ты упустила одну важную деталь. Обстоятельства складываются вполне ясно. Если я не сохраню его, чужие люди станут владеть землей, в которой покоится моя мать.

– Колин, я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь. Судя по всему, я единственный, кому это не безразлично.

Сердце ее быстро заколотилось.

– Я вовсе не хотела…

– Прошу прощения за беспокойство – больше такого не повторится. – Он церемонно поклонился и зашагал прочь, сжав кулаки.

У нее в ушах все еще звенели его слова: «Если я не сохраню его, чужие люди станут владеть землей, в которой покоится моя мать». Анджелина закрыла глаза, приказав себе оставаться спокойной. В ее положении нельзя оступаться даже в мелочах, а если проявить сочувствие к его заботам, это может привести к большим проблемам.

Не следует поддаваться эмоциональному порыву. Господь свидетель, один раз она уже так поступила, и это разрушило ее жизнь, нанесло удар семье. Анджелина прижала к груди альбом, словно прикрываясь щитом. Тогда почему ей захотелось передумать и помочь ему?

«Судя по всему, я единственный, кому это не безразлично».

И вдруг ей открылась правда. Ему было неловко обращаться к ней за помощью, они ведь всегда не ладили. Наверняка он заранее был уверен, что она откажет.

Его мать была похоронена в Сомеролле, и он заставил себя просить о поддержке, потому что у него не было другого выхода. Она на своей шкуре испытала, что значит очутиться в безвыходной ситуации.

Он решил, что никому до него нет дела.

Анджелина развернулась и бросилась вслед за ним.

– Колин, подожди!

Он лишь ускорил шаг, и ей пришлось чуть ли не бежать, поэтому, когда нагнала его, Анджелина задыхалась так, что с трудом могла говорить:

– Я… Мне… Извини.

Его ноздри трепетали.

– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии.

Она по себе знала, насколько унизительно быть объектом жалости. Наконец дыхание выровнялось.

– Прости за бесчувственность. Мне действительно не все равно. Если тебе это еще нужно, я готова оказать любую помощь, какую только смогу.

– С чего бы? Ты ведь не доверяешь мне.

Волна жара всколыхнулась в груди. Она проглотила комок в горле, понимая, что обошлась с ним как с человеком, который предал ее.

– Приношу свои извинения. Мои подозрения ни на чем не основаны.

Анджелина физически ощутила на себе его взгляд и понадеялась, что он не станет задавать вопросов, потому что пока не могла говорить о событиях, которые похоронили ее прежнюю беззаботную жизнь.

– Ты мне ничем не обязана, – отчеканил Колин. – Не сомневаюсь, у тебя найдется чем заняться.

– Ты имеешь в виду чаепития и вышивание? – фыркнула Анджелина.

Он заложил руки за спину.

– Леди, наверное, любят проводить время таким образом.

– Если хочешь знать, это смертельно скучно.

Слабая улыбка появилась на его губах.

– Ты уверена?

Уж лучше она станет помогать ему, чем часами класть стежок за стежком. Но это была не главная причина. Вне зависимости от того, что у него было в прошлой жизни, он заслуживал второго шанса. Одному господу известно, сколько она сама отдала бы за второй шанс, но это было невозможно.

– Спасибо.

Звучание его внезапно охрипшего голоса сказало ей больше, чем слова.


Хотя и не часто навещал родные пенаты, Колин отлично знал распорядок дня отца. Маркиз крепко держался старого правила: кто рано встает, тому Бог подает, – в то время как сам Колин крепко держался за перину и подушку до тех пор, пока солнце не повисало высоко в небе. Тем не менее он приказал своему камердинеру Горацию разбудить его в безбожную рань – в шесть утра. Гораций, который был не бóльшим жаворонком, чем его хозяин, недовольно ворча, прошаркал в комнату и распахнул занавеси на окнах.

– Раны Господни! – пробормотал он, когда солнечный свет залил спальню.

Колин застонал.

– Уйди, Гораций.

– Милорд, вы просили разбудить вас пораньше. У вас намечена встреча.

– Ты ошибаешься, – промямлил Колин, перевернулся на живот и накрыл голову подушкой.

– Нет, милорд. Вы отдали очень ясный приказ, чтобы я не позволил вам снова заснуть.

– Я аннулирую приказ, – донеслось из-под подушки.

Гораций наклонился над ним.

– Милорд, вы говорили, что это обязательно. Вам нужно увидеть отца до начала церковной службы.

Сегодня же воскресенье – день Господень. Колин совсем забыл об этом, в чем не было ничего удивительного, учитывая, что его нога не ступала в храм со времени последнего визита домой на Пасху. Он понимал, что если не перехватит отца с утра пораньше, придется ждать до понедельника, а ему не хотелось откладывать дело в дальний ящик. Он должен доказать отцу, что намерения его серьезные и что ему можно доверить поместье.

Недовольно заворчав, Колин снизошел до того, что позволил камердинеру побрить его и одеть к занявшемуся дню, после чего отправился к родителю. Подойдя к дверям отцовского кабинета, он тихо постучал.

– Можешь уделить мне минутку?

Маркиз подмахнул какую-то бумагу и глянул на него поверх очков.

– Я не занимаюсь делами.

Колин захлопал глазами.

– Прости, не понял.

– Сегодняшний день посвящен Богу. Маргарет настаивает, чтобы вся семья по воскресеньям отдыхала.

– А, тогда понятно.

– Официально я не работаю.

– Ну конечно. Ты отдыхаешь за рабочим столом. Просто чудо какое-то, что при этом у тебя глаза открыты.

Маркиз прищурился, подписал еще одну бумагу и отложил перо.

– Произошло что-нибудь сверхважное?

Колин нахмурился, подозревая какой-то подвох.

– То есть?

– Ты на ногах, а до полудня еще далеко.