Джейн Харвей-Беррик - Приговоренные к пожизненному

Джордан захватил свою футболку сзади и стащил её через голову, предоставляя мне сантиметры гладкой кожи, от которой текут слюни.

Мои шорты полетели в одну сторону, а его джинсы в другую. Ни он, ни я не надели нижнее бельё, так что у нас отняло только несколько секунд на раздевание, прежде чем мы голые лежали под небом.

В этот раз он был более сдержанным, наблюдая за тем, как моё тело отвечает на его прикосновения. А триумф на его лице, когда я кончила от его пальцев, мог бы заставить меня рассмеяться, если бы я не лежала, задыхаясь.

— Презерватив! — задыхалась я, до боли желая, чтобы он был внутри меня. — В моих шортах!

— Чёрт, — выругался он. — Куда ты их закинула?

Я наслаждалась видом его упругой задницы, пока он бежал по песку, чтобы вытащить мои шорты из ближайших кустов. По пути назад я видела, как его эрегированный член подскакивал вверх-вниз в ожидании.

— Проклятье, напомни мне потом, что нельзя бегать со стояком — это чертовски больно.

Я не смогла сдержать смех.

— Эй, ты убиваешь мой настрой! — сказал он, смеясь вместе со мной.

— Ты отвлечёшься от этого, — усмехнулась я, проводя рукой по его бедру.

У него перехватило дыхание, и он опустился на колени возле меня. Я поднялась и оседлала его, а затем прошлась языком по шее и укусила его полные губы.

— Чёрт, — выдохнул он.

Я немного отодвинулась, чтобы мы могли двигаться, а затем взяла презерватив из его онемевших пальцев и раскатала его. Всё его тело содрогнулось, и парень сделал глубокий вдох, от чего его ноздри затрепетали.

— Ты понятия не имеешь, каково это, когда твои руки на мне, милая, — прошептал он. — Каждое твоё прикосновение —чистое золото.

Боже! Ну как мог парень, который пережил восемь долгих лет жестокого обращения, сохранить столько любви в своём сердце? Это потрясло меня до глубины души. Я набросилась на его губы и почувствовала возрастающий жар неукротимой страсти, который он источал.

Я села обратно на его колени и выпустила долгий стон наслаждения. Его дыхание было быстрым и поверхностным, когда он притянул меня к себе так, что моя грудь была на одном уровне с его, а затем он несколько раз входил и выходил из меня.

— Торри, — задыхался он. — Чёрт возьми, Торри!

Я чувствовала, как он увеличился внутри меня, и застонала громче.

Внезапно Джордан перевернул меня, и моя спина врезалась в покрывало, затем он закинул мои ноги себе на плечи так, что я почти согнулась пополам. Его глаза были закрыты, а бицепсы напряглись, когда он начал врезаться в меня сильнее. Я вскрикнула, и его веки распахнулись, интенсивность его взгляда вызвала трепет во мне.

Он выгнул спину и вздрогнул, в то время как его тело билось о моё, практически живя своей собственной жизнью. Целая жизнь промелькнула между нами.

Джордан вскрикнул и упал на меня, его сокрушительный вес выбил немного воздуха из моих лёгких. А затем скатился на свою сторону, прижимая меня к себе так, что я распласталась по всей его голой груди.

Заняло несколько минут, чтобы мы оба снова были способны говорить.

Он выскользнул из меня, но всё ещё не двигался.

— Ты в порядке? — прошептал он, поглаживая мою спину.

— Ммм

— Твое «ммм» это да или это нет? — спросил он, и я почувствовала улыбку в его голосе.

— Это «ммм» означает «заткнись» — зевнула я.

Он тихо засмеялся и медленно сел, позволив мне соскользнуть с его груди на подстилку.

Я не могла раскрыть глаза, но услышала предательский шлепок, когда он снял использованный презерватив и завязал узел.

Джордан лёг обратно, обернув своё длинное тело вокруг меня, прижав меня к себе и оставляя крошечные поцелуи по всему плечу.

Я потянула свои хорошо размятые мышцы, впечатлённая, что эти энергичные занятия любовью с ним не сломали меня пополам. Он обнял меня за талию и прижал к себе ещё сильнее.

— Каждый раз, — выдохнул он мне в волосы, — каждый раз я думаю, что уже не может быть лучше, но это повторяется снова и снова. Ты. Такая. Особенная.

Он остановился, будто ожидая, что я отвечу, но мне было слишком удобно, я была так перенасыщена и совершенно обессилена, чтобы что-то говорить.

Его голос звучал нерешительно, когда парень заговорил снова.

— Господи, Торри, я терпеть не могу выглядеть в твоих глазах, как долбанный подросток, но ты должна сказать мне, милая, как это было для тебя?

Я почти выдала саркастический ответ, но в его словах ощущалась ранимость. Я не хотела снова ранить его таким образом, зная, что всё, что ему нужно, это правильные слова от меня.

— Хорошо, — сказала я, рисуя маленькие кружочки на тыльной стороне его ладони. — Каждый раз я думаю, что не может быть ещё лучше, чем предыдущий, но каждый раз это снова происходит. Каждый раз, когда я думаю, что лучшего уже не испытаю, ты снова учишь моё тело чему-то новому. Я не могу насытиться тобой, Джордан Кейн.

Он резко выдохнул, и я почувствовала, как Джордан дрожит. Он больно прижимал меня к себе, пока его тело тряслось позади меня. Я лежала в объятьях. Моя спина прижата к его груди, поглаживаю его руки и запястья и переплетаю ноги с его, позволяя ему выплакаться в мои волосы.

Через несколько минут он замирает, и я чувствую, как его тело застыло от смущения, что он потерял контроль. Я повернулась в его руках, чтобы быть к нему лицом к лицу, и поцеловала его длинные ресницы, убирая с них слёзы.

— Всё хорошо, Джордан. Ты в безопасности со мной.

Он судорожно вздохнул.

— Я люблю тебя, Торри Делани. Ты не обязана говорить мне тоже самое в ответ, но я люблю тебя. Я не верил в то, что жизнь стоит того, чтобы продолжать её, пока не встретил тебя. Я так, так сильно рад тому, что я ошибался.

Любая возможность ответить ему застряла у меня в горле.

Его руки крепче обняли меня, а я стала ждать того момента, когда придёт паника, когда испугаюсь того, что он сказал мне, испугаюсь силы его чувств.

Но паника так и не пришла. Вместо этого я прижалась к его сильному, твёрдому телу и держала его настолько крепко, насколько могла.

Джордан

Эта девушка.

Что она сделала со мной. Я чувствовал себя так, как будто годами жил в тёмной пещере, а она стала солнцем, которое взорвалось возле меня. Она раскрыла каждый слой кожи, вливая свою доброту и сострадание, исцеляя меня изнутри.

Я наблюдал за Торри, пока она лежала возле меня у залива, её волосы были раскинуты на подстилке, золотистая кожа сияла на солнце. Она доверила мне свои мысли, воспоминания, свои чувства, а также своё тело.

Это до чёртиков меня пугало — чувствовать так много всего.

Я потратил восемь лет на то, чтобы все мои эмоции оставались под замком.

В тюрьме ты находишься в клетке вместе с такими же, как ты. Почти с такими же. Они остаются неприкасаемыми вплоть до того момента, пока ярость, злость и разочарование не превращаются в насилие. Каждую секунду ты должен оглядываться, и если ты дашь хоть какую-то слабину, то ты в заднице. Иногда в прямом смысле слова.

Условно-досрочное освобождение стало шоком для меня. Мне отказывали так много раз, год за годом, что я почти утратил всякую надежду на освобождение.

Я сел в своём белом свитере, в наручниках, наблюдая за равнодушными лицами комиссии передо мной. Мне перечислили мои последние проступки: драка, нанесение ран другому заключённому, татуировки несмотря на запрет, плохое поведение, неуважение к охране. Но затем я, по всей видимости, показал «прогресс в моей реабилитации» Это было новостью для меня, но я бы принял всё, что только мог получить.

Я был удивлён, даже потрясён тем непостижимым фактом, что мои родители собирались принять меня обратно домой в качестве соглашения с моим условно-досрочным освобождением. Я не ожидал этого. На самом деле, был уверен, что больше никогда не увижу и не услышу от них что-нибудь. День моего освобождения был американскими горками из-за тех эмоций, которые я пережил.

Я был взволнован, нервничал, был в грёбаном ужасе, если быть честным до конца. Я знал, как быть хорошим заключённым в тюрьме, но я больше не знал, как жить за её пределами. Мне пришлось находить новый способ общения с обычными людьми, пришлось научиться множеству знаков. Я не мог больше мыслить в реальной жизни так же, как мыслил в тюрьме. У меня не было ни единого грёбаного понятия о том, как вести себя.

Увидеть своих родителей было самым большим долбанным потрясением. На протяжении годов я думал, что они отказались от меня. От них не было ни писем или открыток, ни звонков, никаких ответов вообще. Я, возможно, тоже умер для них.

Поэтому, услышав, что они хотят забрать меня домой, во мне возродилась хоть какая-то надежда. И у меня были вопросы…много вопросов. Все они начинались со слова «почему».

Я встал рано утром в день своего освобождения, по большей части, потому что не мог уснуть. Мне выдали какую-то дерьмовую одежду и с охраной вывели из камеры. В коробке у меня было пару книг в мягком переплёте и некоторые эскизы татуировок, которые я сделал. И всё. Это была вся моя жизнь за последние восемь лет.

Охрана привела меня в комнату, где сидели мужчина и женщина — мои родители. Это было шоком. Они, конечно же, выглядели старше, но я не ожидал этого. В моей голове они застыли в том времени, когда я видел их последний раз, на суде, в слезах.

Я видел, как они разглядывали моё лицо в поисках хотя бы чего-то, что напомнило бы им о мальчике, которого они знали, в чертах мужчины, который стоял перед ними. Глаза отца прошлись по линиям тату, и он нахмурился. Я видел, как он пытался понять то, как же я смог сделать татуировки в тюрьме?

Когда я встретился взглядом с мамой, она отвернулась.