Но думать-то она и не могла. Внутри головы раздавалось очень много голосов. Был голос Вильяма, умолявший и зовущий к действию. Был голос Чарли, говоривший: «Какое значение имеет сотня лет по сравнению с этим мгновением?» Раздавались голоса Арнольда и Терри. Ведь это голос Терри сейчас эхом раздавался в ее голове?

Но все эти голоса перекрывал собственный голос Джеки. Он заслуживает лучшего. Он заслуживает женщину, которая сможет нарожать полон дом детей.

— Прекрати! — сказала она, затыкая пальцами уши. Почему же она не может расслышать, что ей говорит Терри? Сейчас в этом есть мудрость, это что-то очень здравое. Она говорит все так правильно. Так почему же она им всем не доверяет? Наступал вечер, и у нее от голода кружилась голова. Она знала — надо спускаться с горы, но все не двигалась. Она до сих пор ни на что не решалась.

Когда она по звуку безошибочно поняла, что кто-то взбирается по почти исчезнувшей лосиной тропе к вершине горы, она не сомневалась, что это Вильям. Сжав губы и скрестив руки на груди, она подбадривала себя, ожидая его появления. Что же она ему скажет?

Не веря своим глазам, она увидела не Вильяма, а его добродушную полную мать — Нелли, с огромным усилием преодолевшую гору, с огромной и тяжелой корзиной для пикника в руке.

Потребовалось какое-то время, чтобы Джеки ее узнала. Какой-то момент она даже думала, что у нее галлюцинация.

Но первые слова Нелли заставили ее шевелиться:

— Я боюсь, что у меня сердечный приступ, — сказала она с улыбкой на губах. И медленно сползла на землю.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сердечного приступа у Нелли не было: просто она не привыкла лазать по горам, и такая нагрузка в сочетании с высотой заставили ее почувствовать себя прямо-таки умирающей. На какое-то время внимание Джеки переключилось на Нелли.

Потом они, сидя в тени, под крылом самолета, ели то, что в огромном количестве втащила Нелли на вершину горы.

Джеки терпеливо ждала, когда же начнется чтение нотаций. А Нелли ничего не говорила ни о Вильяме, ни о них обоих. Она обсудила погоду и тот факт, что самолет Джеки находится на краю гребня горы, но не затрагивала важной для нее темы.

Наконец Джеки не выдержала этого ожидания:

— Ты думаешь, что я глупая, правда? Видимо, Нелли не была удивлена внезапным вопросом Джеки.

— Нет, дорогая, я считаю — ты одна из самых прекрасных молодых женщины которых я встречала.

Джеки насмешливо фыркнула в ответ.

Нелли не подала виду, что заметила насмешку. Наоборот, она поменяла тему разговора.

— Почему ты не участвуешь в Тэгги?

Джеки засмеялась. Она смогла рассказать Вильяму, но не его матери.

— Мне не нравится быть знаменитостью, и я ненавижу полеты по приборам. Тут не талант нужен, а нужна степень по математике. Через несколько лет народ, вроде Вильяма, будет лучше летать, чем я.

На слова Джеки Нелли засмеялась без всякого намека на самомнение.

— Почему ты не хочешь выйти замуж за моего сына?

Так, вот оно, подумала Джеки.

— По множеству причин. Первое — он заслуживает лучшего. И потом — это мое тщеславие… Я не люблю все эти сплетни и разговоры.

Нелли засмеялась:

— Однако вы вызвали много пересудов. Мой бедный муж не может пройти по улице, чтобы кто-нибудь не рассказал ему какой-нибудь сплетни о двух неженатых людях, застигнутых вместе в постели. Вы всех скандализировали в Чендлере. Я уверена — вы первая пара в этом городке, перепрыгнувшая через пушку. Джеки покраснела от неловкости и опустила глаза.

— Ты знаешь, что они сейчас говорят? Что, может быть, между вами что-то было, когда вы были детьми?

Джеки растерянно заморгала:

— Что?

— Да. Миссис Бисли говорит, что связь между тобой и моим сыном все эти годы была неестественной.

Джеки раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла снова. Потом засмеялась.

— Но Вильям был ребенком! И надоедливым. Ужасно надоедливым. Я все делала, чтобы от него избавиться. Если это неестественно, то я не знаю, что это.

— Пыталась ли ты с ним на самом деле расстаться? Я помню, вы были неразлучны. И помню, что ты всегда говорила Вильяму, что он должен уйти, но когда он сидел дома, ты приходила за ним.

— Я этого не делала, — неуверенно возразила Джеки.

— А что скажешь о времени, когда у него был грипп? Ты приходила ежедневно.

— Я беспокоилась о всей вашей семье.

— Но из семьи один Вильям был болен.

Джеки воткнула палку в пыль и стала чертить круги.

— Он был всего-навсего ребенок. И сейчас ребенок. И всегда им будет.

— Ты никогда так не считала. Ты обычно спрашивала его совета во всем. Приключения ты всегда любила, но перед тем, как что-то предпринимать, ты спрашивала у Вильяма, как он считает — правильно ли это будет.

— Этого не было, — возразила Джеки, но это прозвучало по-детски.

Нелли какое-то время молчала.

— Ты знаешь, что Вильям не мог говорить целый месяц после твоего отъезда из Чендлера? Не мог говорить и с трудом ел. Ночью он засыпал, только когда я его укачивала. Я боялась, что он жить не захочет.

— Но я никогда о нем не вспоминала, — и Джеки закрыла глаза руками. — А сейчас он — эго все, о чем я думаю. Я не знаю, что делать. Вильям хочет на мне жениться. Но есть… различия между нами. Люди…

— Проклятые люди! — сказала Нелли.

Такое заявление не на шутку напугало Джеки. Нелли Монтгомери была тишайшая, благороднейшая и самая добродушная личность в мире. Ничто никогда не выводило ее из себя: ни двенадцать детей, цепляющихся за нее все сразу, ни даже случай, когда трое из них одновременно исцарапались в кровь. Нелли была человеком, около которого вы хотели бы быть во время бедствия; она сохранила бы спокойствие и перед загоном с быками. И вдруг сейчас она произнесла проклятие.

Когда Джеки на нее взглянула, на лице Нелли не было этого мягкого выражения нежности, которого она всегда знала. Это была маска гнева.

— Джеки, будь же, наконец, взрослой!

При этих словах Джеки распрямилась и вытаращила глаза.

— Ты думаешь, у других людей легкая жизнь и только у тебя, единственной, проблемы? Но тебе до этого везло.

— Везло? — прошептала Джеки. Так ее жизнь, полную бедности и борьбы, считают счастливой?

— О, я знаю, что ты думаешь: я — одна из Монтгомери и поэтому ничего не знаю, кроме роскоши и покоя. Но ты ошибаешься. Ты же всю жизнь могла делать, что хочешь, если тебе хотелось это делать. И были люди, любившие тебя все это время. Сейчас у тебя возникло одно маленькое затруднение, и ты бежишь, поджав хвост. Почему бы тебе не перестать быть такой самовлюбленной и не подумать еще о ком-то, кроме себя?

Когда Нелли начала убирать остатки еды после пикника, собираясь в обратную дорогу, Джеки, молчавшая после необычного взрыва эмоций у этой женщины, захотелось защитить себя.

— Я не эгоистка. Я думаю о Вильяме. И много думаю — как о нем, так и о себе.

— Нет, это не так! — сказала горячо Нелли. Внезапно она закрыла лицо и заплакала.

Единственное, что пришло Джеки в голову, — это обнять ее и прижать к себе.

— Прости, — сказала Нелли, вздыхая и высвобождаясь. — Это потому, что я могу представить себе все более явно, чем ты, потому что прошла через такие же трудности. Я была в такой же ситуации со своим мужем много лет назад.

— Не понимаю. Твой муж ведь не моложе тебя. На это Нелли засмеялась.

— Нет, дорогая, Джеймс не моложе меня. Но возраст в моем случае и в вашем ничего не значит, абсолютно ничего. Знаешь, ты боишься только того, что скажут другие. А жизнь меня научила, что если ты дашь власть над собой другим людям, они ею воспользуются не правильно.

Она накрыла своей рукой руку Джеки.

— Истинный друг — это тот, кто желает лучшего тебе, а не себе. — Нелли сжала обе руки Джеки. — Много лет назад Джеймс хотел на мне жениться, но я отказала, потому что другие люди, люди, которые, как я думала, меня любят, сказали, что я не могу выйти за него замуж. Они говорили, что так надо для моего же блага. И прошло много времени, очень много, пока я не сообразила, что они думают только о себе, а не о Джеймсе или обо мне. Люди — это такие эгоистичные создания.

— Я… я не думала об этом.

— Ну да, ты думаешь только, как бы поступать так же, как и другие. Многие женщины выходят замуж за мужчин на пять лет старше и живут точно так же, как и все. Ответь мне, Джеки, ты любишь Вильяма?

— Да, — всем сердцем подтвердила она.

— Что же еще нужно?

Джеки завороженно смотрела на нее, не зная, что ответить.

— Дорогая моя, ты еще не понимаешь, что самое дорогое в жизни — любовь. Это все, что есть в жизни. Деньги ничего не значат, собственность тоже, не важен твой возраст и кто твои друзья, что ты совершил в жизни — все это ничто. Единственная ценность — это любовь. Любовь делает нашу жизнь на земле стоящей хоть чего-то. И вот еще — любовь, истинная любовь — это редкость. Она не часто встречается.

Большинство людей целые жизни проводят в ее поисках и никогда ее не находят.

Она замолчала, но глаза у нее горели.

— Скажи, Джеки, если ты, ковыряя здесь землю, найдешь большой бриллиант, что ты сделаешь?

— Я его возьму, — ответила Джеки.

— А что, если в этом прекрасном брильянте будет малюсенький изъян, скажем, трещинка с краю огранки, отбросишь ли ты его из-за этого изъяна?

Джеки заплакала.

— Нет, я его оставлю, с изъяном… и вообще…

— Мой сын прекрасен во всех отношениях, но в твоих глазах у него есть изъян: я родила его через десять лет после того, как твоя мать родила тебя. И ты собираешься бросить моего сына из-за моей ошибки?

Джеки заплакала еще сильнее.

— Я не знаю, — сказала она горестно. — Не знаю, что делать.

Спустя минуту Нелли поднялась и пошла, собираясь покинуть Джеки, сидевшую с опущенной на колени головой, но вернулась.

— Пойдешь вниз вместе со мной?