* * *

Люси повернулась и попыталась открыть глаза, но тотчас же застонала от страшной головной боли. Щурясь, она посмотрела на занавешенное окно. Отблеск дневного света пробивался сквозь незадернутый край занавески. Наступило утро.

– Отец? – спросила она хрипло, ощущая, что кто-то входит в комнату. – Неужели я?.. – Голос ее замер, когда она увидела, что вошедший вовсе не ее отец. Она вспомнила, что произошло накануне. Ее лицо побледнело. – Ах, это вы мистер…

– Хит Рэйн, – произнес он, осторожно подходя к кровати. Люси тут же натянула одеяло до самого подбородка. В этот момент она очень походила на оскорбленную девственницу с карикатуры. Хит не удержался и хмыкнул. – Только не повторяйте снова, что вы не доверяете мне, Люцинда. Всю прошлую ночь я демонстрировал достойную похвалы сдержанность, а потому никак не заслуживаю подозрительности. – И прежде чем она успела пошевельнуться или сказать что-нибудь в ответ, он положил руку ей на лоб, чтобы узнать, нет ли у нее жара. Затем большим пальцем он нащупал пульс на виске и только после этого убрал руку. Люси не понравилось это движение: он прикасался к ней так, словно она принадлежала ему.

– Лихорадка. Тут нечему удивляться, если принять во внимание вчерашнее происшествие. – Сказав это, он удобно уселся на стул около кровати.

Люси понадобилось несколько минут, чтобы упорядочить воспоминания и мысли.

– Это вы вытащили меня из реки?

– Да.

– А я, я даже не поблагодарила вас.

– Пустяки, вы – молодая девушка, а пережить такое…

– Да, но не забывайте, ведь вы южанин, а я…

На его лице кривилась усмешка, а в глазах царило смятение.

– Вы уверены, что южанин не способен протянуть руку помощи тому, кто в этом нуждается, пусть даже это янки?

– Нет, но…

– Не отвечайте, – сказал Хит, печально улыбаясь. – Я скажу вам одну вещь, Люцинда, это очевидно даже сдавшемуся врагу Союза: вы слишком прекрасны, чтобы обойтись с вами как с дюжиной карасей.

У Люси закралось подозрение, и не без оснований, что он поддразнивает ее, но она не знала, что ответить. Ее настораживало, что этот человек обращался с ней, будто она была его старой знакомой. Не важно, что он сделал для нее и что был сдержан прошлой ночью. Сейчас он ставил ее в неловкое положение.

– Я хочу домой, – произнесла она не совсем твердо.

– Я понимаю вас, Люцинда. Но к сожалению, у вас лихорадка, и отпустить вас домой – все равно что опустить обратно в прорубь. К тому же мы не сможем выйти из дома, на улице идет сильный снег.

– Но я не могу оставаться здесь. Не могу!

– Кто-нибудь будет вас разыскивать? Ваш отец?

– Нет, он думает, что я все еще в гостях у дяди с тетей в Коннектикуте. Он не знает, что я вернулась на два дня раньше. Я доехала поездом, а со станции решила идти пешком…

– И очутились прямо на середине этой ужасной реки… Милочка, но разве нет человека, который будет искать вас?

– Нет, только мой отец. И еще мой жених, Даниэль Коллиэр. Но ни тот, ни другой не придут в восторг, когда узнают, как вы меня называете.

– Но это так подходит вам – милочка. – Он сделал ударение на этом слове, чтобы позлить ее; его голубые глаза сверкнули, а на лице появилась плутовская улыбка. – Если я правильно оцениваю ситуацию, они тем более не придут в восторг, узнав, что вы провели ночь в постели южанина.

– Они не узнают, не должны узнать. Мне надо уйти. Должен же быть какой-то выход.

– Вы действительно надеетесь удержать в секрете то, что произошло вчера?

– Я должна это сделать. Иначе у меня будут крупные неприятности с отцом, а тем более с Даниэлем. Если он узнает, то наверняка затеет с вами ссору.

– Думаете, он сможет причинить мне вред? – спросил Хит в задумчивости.

Конечно, это было сомнительно, но что-то заставляло Люси думать именно так.

– Скорее всего да. Он был героем на войне, к тому же отличный стрелок, у него полно медалей.

– Ах, медалей… – Хит чуть повременил с ответом. – Тогда, я думаю, мы постараемся все сохранить в тайне.

– Вас нисколько не заботит моя репутация, а волнует лишь собственная безопасность.

– Боюсь, что дело обстоит именно так. Последние несколько лет я только о ней и думаю. – Подняв руки вверх, он лениво осмотрел их и краешками губ улыбнулся ей. Нерешительно она улыбнулась в ответ. Первый раз Люси по-настоящему разглядела Хита. Как он отличался от мужчин, которых она привыкла видеть в Конкорде. Он был очень красив, но иной, непривычной красотой. Было в нем что-то простецкое и в то же время необузданное, и это не удавалось скрыть даже дорогой и ладно сидящей на нем одеждой. И роста он был огромного – ей еще не приходилось встречать подобного гиганта: широченные плечи и узкий торс, который плотно облегали серые без всяких отворотов и складок брюки.

Люси прошлась взглядом по его мускулистым бедрам, накачанной груди и плечам и снова вернулась к лицу. Заметив его улыбку, она смутилась и вспыхнула от стыда. Вне всяких сомнений, он догадался, что она рассматривала его тело; хорошо воспитанная девушка не должна была делать этого, по крайней мере так откровенно.

А голубые глаза так выделялись на фоне въевшегося в кожу загара, что казались почти бирюзовыми. На виске светлой полоской белел тонкий шрам. Когда Хит улыбался, этот шрам сливался с морщинками вокруг глаз; он придавал мужественность его красоте. Отвернувшись, Люси попыталась приподняться на мягком, набитом гусиным пером матраце, чтобы лечь поудобнее. Хит вскочил с места и потянулся за подушкой, лежащей на другом краю кровати.

– Вот, я сейчас подложу ее вам под спину.

– Спасибо, я могу и сама.

– Нет, позвольте я буду все делать сам, а вы лежите и не двигайтесь, слышите?

Хит приподнял ее и подложил подушку. Несколько секунд Люси не чувствовала ничего, кроме силы его рук, – так легко справился он с тяжестью ее тела. Потом она ощутила чудный запах, исходивший от его одежды и кожи, аромат чистоты, здоровья и жизни. От неожиданности у Люси даже закружилась голова: этот запах так не походил на благоухание нью-йоркского одеколона Даниэля.

Только сейчас, внимательно рассмотрев Хита, Люси поняла, чем он отличался от мужчин-северян, – Хит был чисто выбрит. Она же привыкла видеть мужчин с баками, бородами или усами, причем усами самой разной формы: крестовидные, как у Даниэля, в виде велосипедного руля с загнутыми вверх кончиками, в виде подковы, либо совсем маленькие, коротко подстриженные, такие носили в основном военные. Но надо сказать, усы не придавали их лицам такой изысканности, которую ей удалось разглядеть в лице Хита. Всего лишь на мгновение она задумалась о том, что было бы интересно поцеловаться с мужчиной, у которого нет этих дурацких щекочущих усов. Но тут же оборвала поток предательских мыслей: «Тебе должно быть стыдно, Люси Кэлдуэлл!»

– Вам что-нибудь нужно? – неспешно поинтересовался Рэйн.

Неожиданно для самой себя Люси вдруг перестала его бояться.

– С вашим ростом вы выглядите как пожарная каланча где-нибудь в Атланте.

– Вы правы, но только отчасти. Таких каланчей в Атланте полным-полно. Южане умеют растить высоких детей. Не то что вы, сухопарые новые англичане. Вы слишком мало времени проводите на воздухе, кроме того, всем известно, что питаетесь вы так себе.

– Да неужели?

– Ну конечно, если называть рыбную похлебку пищей… В Виргинии мы наполняем тарелки до краев настоящей едой, а не этой вашей подкрашенной бурдой, которой слегка прикрывается донышко. Чуточку этого, чуточку того… Настоящий мужчина такой едой никогда не насытится.

– Сколько же вы живете здесь?

– Почти что год.

– Я бы не сказала, что у вас оголодавший вид, хотя здесь вас и не потчуют пирогами с персиками и жареными цыплятами.

– Жареные цыплята, – произнес он мечтательно, – а что вы, собственно, знаете о жареных цыплятах, или хорошей копченой ветчине, или беконе с горохом, а жареный хрустящий картофель… – мм-м…

Лицо Люси само собой расплылось в улыбке. От Хита исходило неподдельное очарование, устоять перед которым было просто невозможно. Ей вдруг захотелось приготовить ему хороший обед: тушеная капуста с солониной, ржаной хлеб, политый патокой, а на десерт яблочный пирог. Она показала бы ему, что здешняя кухня тоже может удовлетворить любой аппетит.

– Почему вы переехали в Конкорд? – спросила она. Бирюзовый блеск внезапно вспыхнул и погас в его глазах. – Разве в этом был какой-то смысл? Теперь, когда война закончилась и идет Реконструкция [6]…

– Да, идет Реконструкция… По всей видимости, вы, как, впрочем, и местное большинство, плохо представляете себе, что это такое.

– Ну почему же. Просто мы помогаем вам встать на ноги.

– Ну да, подсовывая нам свои костыли. Мне всегда было непонятно, почему вы ждете от нас благодарности. Благодарить вас за то, что вы отняли наши газеты, лишили нас права голоса и не даете нам возможности высказывать свое несогласие, так?

– Несомненно, понадобится какое-то время, чтобы Юг снова стал жизнеспособным, – высокомерным назидательным тоном произнесла Люси чужую заученную фразу, – но в конечном счете…

– В конечном счете? Да никогда!

– Что вы имеете в виду? Все равно это когда-нибудь произойдет.

Собираясь с мыслями, Хит внимательно смотрел на нее и вдруг начал тихо читать вслух: «…Красок на свете нет, кроме черной. Этот цвет залил на лице следы радости и веселья. Былое ушло – не догонишь… Солдата удел незавиден – быть одиноким и… бывшим…»

Люси не мигая глядела на него, загипнотизированная взлетами и падениями его голоса и чарующим ритмом, который так покорно воспринимал ее слух.

– Я ничего не поняла.

– Конечно. Где вам! – Хит поднялся и беззаботно улыбнулся ей. – Эти строки написал один смертельно уставший военный, южанин, между прочим. Вы не голодны?

– Да, но мне бы хотелось, чтобы вы объяснили.

– Я могу приготовить довольно сносные оладьи со сметаной…