Когда Джек снова вошел в комнату, он выглядел намного лучше, чем несколько минут назад. Он был почти нормальным. Почти. Я поняла, что нормальнее он все равно уже никогда не будет. Во всяком случае, он успокоился и как будто посветлел… очистился.

Он осторожно присел на край кожаного кресла, стоявшего возле туалетного столика, потом протянул руку и включил светильник на стене, хотя сквозь приоткрытые шторы уже просачивался серый свет. Занималось субботнее утро.

— Расскажи мне, — попросил он. — Я должен знать все. Пожалуйста, расскажи мне. Я хочу знать. Я постараюсь выслушать, не осуждая. Но я думаю, что мне будет легче, если я узнаю все.

— Ты уверен, Джек?

— Да. Я не знаю, как мы с этим справимся, если ты не расскажешь мне всего. В противном случае я буду представлять то, что происходило с тобой, еще более ужасным, чем это было на самом деле.

— Значит, ты думаешь, что мы сможем с этим справиться?

Он медленно кивнул.

— Да, я очень на это надеюсь. Я хочу этого больше всего на свете. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне.

И я ему рассказала. Я, как бы видя все со стороны, рассказала ему о стриптизе, об Эллиоте, о том, как я покинула Лондон, о том, как пыталась найти работу в Брайтоне, об агентстве, которое предоставляло девушек для сопровождения. Я рассказала ему о Цезаре, хотя и не назвала его имени. Я сказала, что познакомилась с мужчиной, который поначалу показался мне добрым, но со временем стал моим сутенером, не давал мне денег и заставлял спать с множеством мужчин. Я рассказала Джеку о том, как сбежала от своего сутенера, но умолчала о том, что потеряла ребенка.

— Я в первый и единственный раз восстала против него в тот день, когда мы с тобой были вместе. Я и представить себе не могла, что я подпущу к себе другого мужчину после того, как мы с тобой провели несколько самых лучших часов в моей жизни. Я надеюсь, ты мне веришь. Вот и все. Это действительно все.

Джек меня не перебивал. Он слушал. Он морщился и сглатывал комок в горле. Ему это далось нелегко, но он дослушал меня. Возможно, это и есть любовь? Когда ты делаешь что-то невероятное, потому что очень сильно любишь другого человека.

— Я и представить не могу, как ты все это пережила, — тихо произнес он. — Мне жаль, мне очень жаль, что тебе пришлось через такое пройти. Я не знаю, как ты выжила.

— Прости, что я ничего тебе не говорила.

— О таком говорить трудно. — Он встал. — Я буду с тобой откровенен. Мне очень тяжело, но я не хочу тебя терять. Сейчас мне нужно побыть одному. Я лягу спать в свободной комнате. Но только сегодня. Завтра, если только ты этого хочешь, мы вернемся к нормальной жизни. Хорошо?

Я кивнула.

— И мы больше не будем возвращаться к этой теме.

— Если ты думаешь, что у тебя это получится.

— Я буду очень стараться. А ты?

— Я тоже.

— Спокойной ночи, Ева.

— Спокойной ночи.

С тех пор прошла неделя. И он сдержал свое слово. На следующий день все пошло по-старому. Мы живем, как и прежде. И все же многое изменилось. Да и могло ли быть по-другому? Я сомневаюсь.


13 июня 2000 года


Вчера в колледже одна из женщин, которую зовут Мишель, рассказывала о своих взаимоотношениях с бывшим мужем.

Я уже не помню, с чего все началось, но вообще-то она очень громогласная и болтливая. Она только и делает, что рассказывает о таких интимных вещах, о которых и с самым близким другом не поговоришь. Сначала я слушала вполуха, но потом она упомянула, что их отношения испортились задолго до того, как они окончательно разъехались, и это немедленно привлекло мое внимание.

— Мы не спорили и не ссорились, — говорила она. — Но мы очень долго жили как чужие люди, прежде чем я собралась с духом и ушла.

Кто-то поинтересовался, что, собственно, произошло. Я тоже хотела об этом спросить, но опасалась привлечь к себе внимание Мишель, потому что больше, чем рассказывать о себе, Мишель любит заставлять говорить других. Она впивается в человека, как клещ, стремясь выудить как можно больше информации о его личной жизни, и не успокаивается до тех пор, пока жертва не сдается. Я старалась не попадать в ее поле зрения, и очень обрадовалась, когда интересующий меня вопрос задал кто-то другой.

— Я точно не знаю, — задумчиво произнесла Мишель, — но мне кажется, это началось с сексуальных домогательств одного из моих бывших коллег. На работе все уладилось, а того типа вообще уволили, так как оказалось, что он приставал не только ко мне. Но после этого я почувствовала, что муж отстранился. Сначала он меня поддерживал и вел себя вполне достойно, но вскоре как будто окутался прозрачной пленкой, исключавшей всякую близость между нами.

Он обнимал меня и целовал, похлопывал меня по попе; мы, обнявшись, валялись на диване и смотрели телек. Мы даже занимались сексом, но чувствовалось, что он не вкладывает в наши отношения душу. Понимаете, формально он оставался любящим и заботливым мужчиной, за которого я выходила замуж, но на самом деле рядом со мной было лишь его тело, а его мысли и сердце находились где-то в другом месте.

Это трудно объяснить, если вы не оказывались в подобной ситуации, но, поверьте, подобные отношения вас медленно, но верно убивают. Нанесите человеку тысячу мелких порезов, и он умрет от потери крови.

Я сидела замерев, и мне казалось, что она описывает нашу с Джеком ситуацию.

— Но что к этому привело? — снова поинтересовался кто-то из девушек.

— Я думаю, причина крылась в этой истории с сексуальными домогательствами, — ответила она. — Он был на моей стороне, но где-то в его голове все же застряла маленькая заноза сомнения. Он не был уверен, что я не поощряла того мужчину. Возможно, он даже считал, что я с ним флиртовала или что-то в этом роде. Наверное, в его понимании это было своего рода изменой. Он думал, что я ему изменила, но лишь частично, и это позволило ему остаться со мной. Но, наверное, у него из головы не шла картинка, где я была вместе с тем, другим. Это нас и разлучило.

Мне долго казалось, что я схожу с ума и все придумываю, а потом я понимала, что это не так. Наконец я его спросила, что изменилось, и он пожал плечами и сказал, что не знает, но это действительно так. Я предложила обратиться за помощью к психотерапевту, но он отказался. Мужчины этого не любят. Я думаю, он не мог признаваться мне, себе, да и кому угодно, в том, что во всем винит меня. Поэтому мы расстались.

Выслушав ее, я поняла, что не схожу с ума. С той самой ночи Джек всегда ласков и предупредителен. Он интересуется моим самочувствием, спрашивает, не хочу ли я поговорить о своей маме, заваривает мне чай. Он меня обнимает и целует, говорит мне, что очень меня любит. Но все это он делает машинально, как робот. Как будто он действует по памяти, хорошо помня, как делаются подобные вещи, а вовсе не по зову души. Он притворяется. Он великолепный притворщик. Я думала, что дело во мне и это моя настороженность приводит к тому, что мне начинает чудиться отдаление там, где его нет. Но дело не во мне. Он действительно отдаляется.

Но разве я могу его винить? Речь идет о моей жизни, а я сама не знаю, как мне с этим быть. Чего я могу ожидать от него? Он очень большое значение придавал сексу. Он ждал, пока в его жизни появится идеальная женщина. Но эта женщина, женщина, с которой он, наконец, лег в постель, оказалась продажной. Она оказалась проституткой. Я ненавижу это слово. Оно такое грязное, жестокое и унизительное. Я чувствую себя недочеловеком всякий раз, когда его слышу, даже если речь идет не обо мне, даже если я произношу его сама.

Оно по-прежнему заставляет меня содрогаться, чувствовать себя представительницей низшей касты. Когда кто-нибудь из мужчин шептал мне на ухо, что я грязная маленькая шлюха и мне нравится то, что он со мной делает, это меня убивало. Это напоминало мне, что, сколько бы раз я ни принимала душ, сколько бы денег я ни заработала, как бы я ни старалась покончить с этим занятием, я все равно останусь неполноценной грязной тварью. Я знала, что никто и никогда не будет меня уважать, потому что я проститутка. Я — дешевка, которая обесценивает секс. И вдруг рядом со мной оказался человек, который очень серьезно относится к сексу, который долго выжидал, прежде чем пойти на этот шаг.

Осознание того, чем я занималась, его, наверное, убивает. Он ведет себя как ни в чем не бывало, хотя я, скорее всего, кажусь ему омерзительной.

А может, так и должен поступать любящий человек? Он отодвигает на второй план свои чувства и действует в интересах любимого или любимой.

Я очень на это надеюсь, потому что люблю Джека. Вот почему я это сделала. Сегодня я раньше ушла из колледжа и, придя домой, собрала свои вещи. Я хотела написать ему записку, но в итоге пишу здесь. Я пытаюсь собраться с мыслями. Я не знаю, что ему сказать. В отличие от Эллиота и Цезаря Джек не заслуживает того, чтобы я просто исчезла. Но, что бы я ни написала, это будет выглядеть так, как будто я во всем виню его. Но разве кто-то, кроме меня, виноват в том, что я не жила нормальной жизнью, в том, что стала проституткой?

Я думала, что, сбежав от Цезаря, решу свои проблемы и смогу жить, как все. Теперь я понимаю, что давно утратила шансы жить нормальной жизнью.

Время идет. Быть может, будет лучше, если я просто уеду, а потом напишу Джеку письмо? Скорее всего, он вздохнет с облегчением, когда поймет, что притворяться больше не нужно, что он может начать поиски приличной девушки.