Опустив поднос себе на колени, Джек посмотрел на меня.

— С сахаром или без?

— Мне все равно, — откликнулась я.

— У меня есть и то и другое, так что выбирайте.

— Без сахара.

Он взял с подноса ближайший ко мне стакан.

— Уже достаточно сладко, да? — прищурился он.

— Вы себя хотя бы иногда слышите? — поинтересовалась я, снимая со стакана крышку и с наслаждением делая большой глоток теплой пены.

— Не так часто, как следовало бы. Признаю, что шутка была неудачной.

— Вы собирались ждать перед салоном моего появления в некий неопределенный час? — спросила я.

Он взял с подноса белый пакет, уже успевший пропитаться маслом от круассанов, и протянул его мне.

— Нет. Палома сказала, что вы часто приходите к восьми часам.

— Вы у нее это спрашивали?

— Да, я не мог упустить возможность расспросить ее о вас как можно подробнее. Она отозвалась о вас очень хорошо. Она считает, что вы бесподобный специалист, хотя раньше у вас была другая профессия. Она подозревает, что не один салон пытается переманить вас к себе. Она также сообщила мне о вашей слабости к кофе и круассанам, хотя вы отлично знаете, в какое ужасное состояние они способны привести кожу.

— Она вам все это сказала? — удивленно спросила я, чувствуя себя польщенной. — Это очень мило с ее стороны.

— Она к вам явно привязана, а когда она говорила о вас, в ее голосе звучала гордость.

— И ее нисколько не задело то, что вы не собираетесь приглашать ее на свидание?

— Нет. Она невероятно бесцеремонна. Когда я сказал ей, что мне нравитесь вы, она поинтересовалась, нет ли у меня друзей-холостяков без подруг на горизонте. Я устроил ей встречу с Девином. Он американец, и он богат. Он будет от нее без ума.

«И все же платье от Веры Вонг остается в силе», — улыбнувшись про себя, подумала я.

Меня восхищало в Паломе то, что она совершенно точно знает, чего хочет от жизни и от любви. Иногда мне хотелось быть такой же целеустремленной, как она. Я всегда хотела всего лишь «быть счастливой». Если мне не нравилось то, чем я занимаюсь, если это занятие не делало меня счастливой, я старалась заняться чем-то другим. Но каким-то образом к тридцати четырем годам меня перестала устраивать цель «быть счастливой».

— Джек, вы честолюбивы? — поинтересовалась я.

Я разглядывала его загорелое, гладкое и ухоженное лицо с правильными чертами и здоровым румянцем. У него были удивительно красивые глаза, а губы… Не было ни малейшего сомнении в том, что женщины находят его притягательным. Кроме того, сейчас рядом со мной пил кофе и ел круассан совсем не тот человек, с которым я познакомилась в автосалоне. Этот человек был абсолютно нормальным. Он был внимателен, нетороплив, вдумчив. Если я его о чем-то спрашивала, то, прежде чем заговорить, он тщательно обдумывал свой ответ. Если бы я познакомилась с этим Джеком, вряд ли я испытала бы к нему столь острую антипатию.

— В какой-то степени — да. Если я чего-то хочу, я стремлюсь это получить, если вы об этом спрашиваете.

— Нет, я не об этом. Меня интересует, знаете ли вы, чего хотите от жизни в целом?

— Это о карьере, семье, деньгах?

— Да. И нет. Я спрашиваю, есть ли у вас в жизни какая-то большая цель? То есть знаете ли вы, чего хотите по самому большому счету?

Он покачал головой и нахмурился.

— Раньше я думал, что знаю. Я думал, у меня это есть. Но это длилось недолго. Тогда я считал, что то, чего я хочу, моя самая большая цель в жизни — держитесь, а то упадете, — это просто быть счастливым.

— Вы ошибались?

— Да. Мне очень скоро стало ясно, что счастье не должно быть целью жизни. Оно должно быть частью жизненного пути, его необходимой составляющей. Я знаю, подобные размышления выглядят чересчур глубокими в исполнении столь мелкого типа, как я. И все же поверьте знающему человеку: если вы все отодвигаете в сторону, чтобы достичь того, что, по-вашему, сделает вас счастливым, это, скорее всего, приведет к тому, что на пути к этой цели вы будете очень несчастны. А когда вы наконец достигнете желаемого, то рискуете обнаружить, что то, к чему вы стремились, отнюдь не приносит того счастья, на которое вы рассчитывали. Или и того хуже, в погоне за счастьем вы забыли, что значит быть счастливым.

— Это и в самом деле глубоко, — заметила я.

— На моем мелководье скрываются настоящие глубоководные жемчужины.

Он провел рукой по волосам, и мне стал виден циферблат часов, показывавших восемь тридцать пять.

— Простите, Джек, но мне пора на работу.

Я встала и скомкала бумажный пакет. Он тоже встал. Его изумительная фигура великолепно вписывалась в сдержанное изящество окружающего парка.

— Я вас провожу, — произнес он, рыская глазами в поисках урны.

— Вы очень добры, но не надо. Несмотря на сомнения, я очень хорошо провела время и получила не только завтрак, но и пищу для размышлений. Но… я и в самом деле не хочу ничего развивать. Если вы меня проводите, наша встреча станет похожа на свидание, и мне будет неловко вам отказать, если вы попытаетесь договориться о встрече со мной. Пусть наше знакомство останется милой интерлюдией, но не более того. Идет?

Несколько секунд он молчал. Я видела, что он подбирает слова для ответа, потому что предложенный мною вариант его явно не устраивал.

— Знаете, в вашем обществе я внезапно начинаю страдать косноязычием. Я уверен, что вы такой цели не ставили, но мне приходится напряженно думать над каждой своей фразой, потому что вы мгновенно улавливаете любую фальшь или двусмысленность. — Он вздохнул. — Нет, так не пойдет. В отличие от вас я не хочу на этом закончить наше знакомство. Я позвоню и снова приглашу вас на свидание. Я надеюсь, что вы меня выслушаете. Вы вспомните мои глубокие размышления, заставившие вас задуматься, и дадите мне шанс.

— Вы всегда столь искренни? — спросила я.

— Почти никогда, — ответил он. — Но я вам действительно позвоню. И в глубине души я надеюсь, что вы скажете мне «да».

— Я вам уже говорила, что нет ничего невозможного. Пока.

— Пока, — отозвался он и посмотрел на мои губы. Этот беглый взгляд невозможно было не заметить.

Всю обратную дорогу до салона я думала о нем и о счастье как о необходимом условии жизненного пути.


Это Либби Бритчем, тридцати шести лет, жертва дорожно-транспортного происшествия. Ее пришлось вырезать из автомобиля. Получила многочисленные ушибы и порезы туловища, головы и лица, а возможно, и сотрясение мозга, хотя на месте аварии была в сознании и адекватно реагировала на происходящее. Не могла издавать звуки, возможно, вследствие афонии, вызванной шоком.

Чрезвычайно низкое кровяное давление. По пути в больницу перенесла клиническую смерть, но хорошо отреагировала на реанимационные мероприятия. Ей ввели две дозы адреналина, девятьсот миллилитров гелофузина и два литра физраствора. У нее болезненный живот, что заставляет предположить наличие внутреннего кровотечения. Возможен разрыв селезенки. Вместе с ней в ДТП попал ее супруг, Джек Бритчем. Ему оказывается помощь в смотровом кабинете номер два.

— Хорошо. Либби, вы меня слышите?

«Да, я тебя слышу, — мысленно говорю я. — Незачем так кричать».

— Меня зовут доктор Гулсон. Вы в больнице. Мы о вас позаботимся. Все будет хорошо.

Вот опять! Кто-то направляет мне в глаза яркий луч света. Зачем они все время это делают? Они что, пытаются меня ослепить?

— Оба зрачка реагируют на свет. Пригласите в операционную нейрохирургов и пластических хирургов. Приготовьте четыре дозы крови. Вторая группа, резус отрицательный. Проверьте ее на совместимость. Мне также понадобится морфий.


Август 2008

«Я совсем растеряла форму!» — подумала я, заставляя себя сорваться с места и броситься вдогонку за своим племянником Бенджи. Ему было пять лет, и он успел научиться очень ловко обращаться с мячом. Каждый раз, когда он приезжал ко мне на выходные, он как будто был заряжен еще более неуемной энергией, и, пытаясь за ним успеть, я все больше выбивалась из сил. Теперь он бегал по лужайкам парка, пиная свой футбольный мяч. Я всегда предпочитала парк в Хоуве тому, возле которого жила, но стала регулярно бывать здесь только сейчас, когда у меня появилась машина. Бенджи тоже здесь нравилось больше. Этот парк был обширнее, и его лужайки были ровнее, что делало игру в футбол легче и приятнее.

Я защищала ворота, стоя между нашими брошенными на траву джемперами. Но Бенджи ударил по мячу и помчался за ним в противоположном от меня направлении, быстро приближаясь к установленной нами для этой игры границе. Если бы он пересек эту границу, мне было бы очень тяжело его догнать. Бросив ворота, я кинулась бежать, окликая Бенджи и призывая его остановиться. Страх придал мне силы, и я добежала до него в два раза быстрее, чем обычно. Но едва я протянула руку, чтобы схватить его за футболку, как он развернулся и, одарив меня коварной ухмылкой, погнал мяч к оставленным без присмотра воротам.

— Ах ты!.. — крикнула я, ошеломленная тем, что меня обвел вокруг пальца столь юный персонаж.

Вообще-то удивляться тут было нечему. Его отец и мой брат всегда был непревзойденным мастером блефа, не говоря уже о его дерзости и коварстве. Он был отцом-одиночкой, потому что его подружка — мать Бенджи — вдруг прозрела и ушла, предложив ему попробовать пожить ее жизнью, пока она будет развлекаться, как это привык делать он. Я любила брата, но понимала, что для совместной жизни он непригоден. Меня удивляло то, что этого сразу не поняла такая с виду умная девушка, как его бывшая подружка.

Я со всех ног мчалась к воротам, пытаясь добежать до них раньше племянника. Но он уже послал мяч прямо между джемперами.

— ГОЛ! — завопил он и побежал по кругу, размахивая поднятыми руками, вне всякого сомнения, копируя своего отца.