— Ну же, иди. Иди ко мне.

Я снова отползаю назад, скользя бедрами по полу. Наконец упираюсь спиной во что-то твердое и теплое, это батарея под окном. Я понимаю, что доползла до противоположного конца номера. Он медленно приближается.

— Кто же ты? — повторяю я снова, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. — Чего ты хочешь?

Он замер на месте, присев на корточки. Если он протянет руку, то дотянется до моей ноги, до колена. Если решит придвинуться ближе, я смогу, в случае чего, ударить его ногой; впрочем, не уверена, что получится, кроме того, я босиком.

— Чего я хочу? — повторяет он. — Да ничего особенного. Хочу, чтобы мы с тобой были счастливы, как когда-то. Помнишь, Крис?

Опять это слово. Помнишь. Мне даже показалось, что он издевается.

— Я не знаю тебя! — крикнула я, еле сдерживаясь. — Как я могу что-то помнить? Я никогда с тобой не встречалась!

Улыбка исчезает с его лица. Теперь его лицо словно расколото болью изнутри. Момент равновесия, как будто маятник силы вновь сместился в мою сторону и на миг оказался ровно посередине.

Он вдруг оживает.

— Но ты ведь любишь меня! — восклицает он. — Ты это писала в своем дневнике. И говорила. Я знаю, что ты хочешь быть со мной. Почему ты не хочешь вспомнить?

— В моем дневнике?!

Конечно, я понимала, что он знал о дневнике, он же выдрал те важнейшие страницы в конце. Но только сейчас до меня доходит, что он прочитал его, у него было время — я рассказала ему о дневнике неделю назад.

— Сколько дней ты читаешь мой дневник?

Казалось, он меня не слышит. Он заговорил, и в его голосе звучало торжество.

— Ну скажи, что не любишь меня! — Я молчу. — Вот видишь? Не можешь, так? Ты не можешь этого сказать! Потому что ты любишь меня. И всегда любила, Крис. Всегда!

Он чуть откидывается назад, и теперь мы оба сидим на полу, друг напротив друга.

— Я помню, как мы познакомились, — говорит он.

Я помню его рассказ про пролитый в библиотеке кофе и гадаю, что он имеет в виду.

— Ты тогда что-то писала. Каждый день ходила в одно и то же кафе. Садилась на «свое место» у окна. Иногда с тобой был малыш в коляске, но чаще ты приходила одна. Садилась, открывала ноутбук, печатала что-то или просто смотрела в окно. Ты казалась мне необыкновенно красивой. Я проходил мимо кафе каждый день по пути к автобусной остановке и вскоре стал с нетерпением ждать этих мгновений. Я представлял, во что ты будешь одета, соберешь волосы или распустишь, что будешь есть, пирожное или сэндвич. Иногда на твоем столе была стопка тарелок, иногда блюдце с крошками, или просто чай. — Он рассмеялся, печально качая головой, и я вспомнила, что Клэр упоминала кафе. Выходит, он говорил правду. — Я ходил мимо тебя в одно и то же время каждый день, — продолжал он. — И, знаешь, как я ни пытался, я не мог вычислить, когда у тебя обычно обед. Сначала я думал, что это зависит от дня недели, но понял, что никакой связи нет; потом решил, что это связано с датами. Тоже прокол. Тогда я предположил, что все зависит от того, во сколько ты приходишь в кафе. И я стал уходить с работы раньше и бежать туда в надежде увидеть, как ты входишь. И вот однажды тебя в кафе не оказалось. Я подождал и вдруг увидел, как ты идешь по улице с прогулочной коляской. Когда ты дошла до кафе, тебе было трудно войти в дверь. Боже, ты казалась такой беспомощной и растерянной, что я, не размышляя, бросился через улицу и придержал для тебя дверь. Ты улыбнулась мне и сказала: «Огромное спасибо». Ты была так прелестна, что мне захотелось тут же поцеловать тебя. Но я не хотел, чтобы ты думала, что я перебежал улицу лишь для того, чтобы помочь тебе, поэтому вошел в кафе следом и встал в очередь за тобой. Пока мы ждали, ты со мной заговорила: «Людно сегодня, правда?», и я согласился, хотя было не так уж много народу для середины дня. Мне было все равно, лишь бы продолжить беседу. Я взял чай и то же пирожное, что и ты, и уже думал, прилично ли попроситься сесть за твой столик, но, когда получил свой заказ, ты уже болтала, кажется, с кем-то из хозяев кафе, так что я сел за столик в углу.

После этого случая я стал заходить в кафе почти ежедневно. Повторить что-то начатое всегда легче. Иногда я рассчитывал, что ты придешь раньше, и подсматривал, сидишь ли ты на своем месте, но иногда просто заходил и садился. И ты меня заметила. Я знал это. Ты начала со мной здороваться или говорить что-нибудь о погоде. Однажды я задержался на работе и, когда шел с подносом мимо твоего столика, ты сказала мне: «А вы опаздываете!» В тот день не было свободных мест и ты, указав на свободный стул рядом, пригласила меня сесть. Ты была без малыша, и я спросил: «Вы уверены? Я точно не помешаю?» — мне не понравилось, как это прозвучало, я испугался, что сейчас ты скажешь: извините, я передумала. Но ты воскликнула: «Нет, напротив! Честно говоря, мне сегодня не работается. Так что не помешает отвлечься». И я понял, что тебе хочется поболтать со мной, а не просто выпить чай с пирожным в вежливом молчании. Ты помнишь?

Я помотала головой. Я решила дать ему выговориться. Я хотела выслушать все, что он собирался сказать.

— Я сел, завязался разговор. Ты сказала, что ты писательница. Что у тебя вышла первая книга, но со второй что-то не ладится. Я спросил, о чем книга, но ты не сказала. Только призналась, что «надеешься, что получится роман». И вдруг погрустнела. Я предложил выпить еще по чашке кофе. Ты поблагодарила за предложение, но сказала, что у тебя нет денег, чтобы заплатить. «Я не беру с собой кошелек, когда иду сюда. Только немного наличных, чтобы хватило на пару чашек чая и пирожное. Верный способ не растолстеть!». Мне это показалось странным. Ты была совершенно непохожа на женщину, которой надо следить за весом. Ты всегда была стройной. Но неважно. Я был так рад, что наша беседа, очевидно, развеселила тебя и что ты будешь «должна» мне, а значит, мы точно увидимся. Я сказал: «Что вы, какая ерунда, ничего не надо», — и принес нам еще чая и кофе. С тех пор мы стали видеться регулярно.

Я знала продолжение. Хотя я не помнила этой истории, но почему-то знала, как это бывает. Часто встречаемся, угощаем друг друга кофе. Потребность открыться, доверить что-то важное незнакомцу, потому что он заведомо не может принять ничью сторону. Постепенное «подсаживание» на верного собеседника, к чему оно приведет?..

Я видела наши с ним фотографии тех времен. У нас был счастливый вид. Ясно, куда нас завело взаимное доверие. Бесспорно, он был хорош собой. Может, не кинозвезда, но эффектнее многих. Несложно понять, что меня в нем привлекло. В какой-то момент я уже с нетерпением поглядывала на дверь в ожидании его прихода и стала задумываться, что надеть в следующий раз, подушиться ли. А однажды кто-то из нас, должно быть, предложил прогуляться, или зайти в бар, или в кино, и наше знакомство плавно переросло в нечто большее, в нечто куда более опасное.

Я закрываю глаза, пытаясь представить тот день, и начинаю вспоминать. Мы с ним в постели, голые, его сперма на моем животе, в волосах, я поворачиваюсь к нему, и он начинает смеяться и целовать меня.

— Майк! — говорю я. — Прекрати! Тебе надо уходить. Бен сегодня вернется позже, и мне надо забрать Адама. Ну хватит!

Но он не слушает. Наоборот, он прижимается ко мне, его усы щекочут мое лицо, мы снова целуемся, забыв обо всем, о моем муже, о сыне. Почувствовав укол совести, я осознаю, что это воспоминание меня уже посещало. Это тот самый день, когда мы были на кухне нашего прежнего дома, только я вспоминала не мужа, а своего любовника. Мужчину, с которым я трахалась, пока муж был на работе. Вот почему в тот день он торопился. Не из-за поезда, а потому что должен был вернуться мой муж.

Я открыла глаза. Я снова в номере отеля, он сидит передо мной на полу, опираясь сзади на руки.

— Вспомнила, — говорю я. — Тебя зовут Майк.

— Ты вспомнила! — восклицает он радостно. — Крис, ты вспомнила!

Во мне вскипает ненависть.

— Я вспомнила твое имя, только и всего.

— И ты не помнишь, как мы были влюблены?

— Нет, — говорю я. — Не думаю, что я любила тебя. Иначе бы я помнила куда больше.

Я сказала это нарочно, чтобы оскорбить его, но его реакция меня удивляет.

— Ты ведь и Бена не помнишь. Значит, ты не любила его. И Адама тоже.

— Ты больной! — говорю я. — Да как ты смеешь? Конечно, я любила его. Это же был мой сын!

— Он и сейчас твой сын. Но ты не узнала бы его, войди он сейчас в комнату. И что? По-твоему, это любовь? Кстати, где он? И где Бен? Они тебя предали, Кристин. И тот, и другой. Только я люблю тебя и всегда любил. Даже когда ты ушла от меня.

В этот момент до меня наконец доходит. Со всей очевидностью. Откуда еще он мог узнать об отеле? И вообще так много о моем прошлом?

— Боже правый! — лепечу я. — Это был ты! Ты чуть не убил меня тогда!

Он резко придвинулся ко мне, обхватил руками, словно обнимая, начал гладить по волосам.

— Кристин, дорогая моя, — шептал он, — не говори так. Не думай об этом. Ты расстроишься.

Я хочу оттолкнуть его, но он силен. И сжимает меня еще крепче.

— Пусти меня! — говорю я. — Прошу тебя, отпусти!

Но мои слова тонут в складках его рубашки.

— Любовь моя, — говорит он. Теперь он покачивается вместе со мной, словно утешает ребенка. — Любовь моя. Счастье мое, солнышко. Ты не должна была бросать меня, понимаешь? Ничего подобного не произошло бы, если бы ты осталась.

Новое воспоминание. Мы с ним сидим в машине. Ночь. Я плачу, он смотрит в окно невидящим взглядом. И молчит.

— Скажи что-нибудь, Майк! — говорю я. — Хоть одно слово!

— Ты не всерьез. Ты не можешь.

— Прости меня. Я люблю Бена. Да, у нас есть проблемы. Но я люблю его. Я должна остаться с ним. Прости.