— И у тебя нет фотографий Адама?

Я почувствовала легкое раздражение:

— Немного есть. Но почти нет снимков, где он уже взрослый. Или совсем крошечный. Нет фотографий семейных праздников. Нашего медового месяца. Рождества. Ну, ты понимаешь.

— Крисси, — сказала она, голос ее сделался тихим, выговор отчетливым. Мне показалось, в нем прозвучало еще кое-что. Новое чувство. Страх. — Расскажи мне, какой Бен из себя.

— Что?

— Опиши его. Ну, Бена. Как он выглядит?

— Но как быть с пожаром? — спросила я. — Расскажи об этом.

— Не было никакого пожара, — ответила она.

— Но я писала, что вспомнила его, — возразила я. — Сковорода с оплавленной ручкой. Телефон звонил…

— Должно быть, ты это выдумала.

— Но…

Я почувствовала, что она взволнована.

— Крисси, — сказала она. — Не было у вас пожара. Никогда. Бен бы рассказал мне. А теперь расскажи мне о нем. Как он выглядит? Высокий?

— Не особенно.

— Черные волосы?

Внезапно голова моя опустела.

— Да. Нет. Не знаю. Седеть начал. С пузом, кажется. Или нет. — Я поднялась. — Надо поискать его фотографии.

Я поднялась наверх. И нашла их — вот они, прикреплены к зеркалу. Мы с мужем. Счастливы. Вместе.

— Кажется, у него темные волосы, — ответила я. И услышала, как к дому подъезжает машина.

— Ты уверена?

— Да, — сказала я. Мотор замер, хлопнула дверца. Раздался громкий гудок. Я стала говорить тише. — По-моему, он вернулся.

— Черт, — сказала Клэр. — Быстрее. У него есть шрам?

— Шрам? — спросила я. — Где?

— На лице, Крисси. Через всю щеку. Несчастный случай в горах.

Я принялась рассматривать фотографии, и выбрала ту, где мы с мужем сидим за завтраком в махровых халатах. На ней он радостно улыбается, но, кроме легкой щетины, на его щеках ничего нет. Меня охватил страх.

Я услышала, как открылась входная дверь. И голос:

— Кристин! Дорогая, я дома!

— Нет, — ответила я. — Нет у него шрама.

В трубке раздался звук, будто Клэр тяжело вздохнула, или у нее перехватило дыхание.

— Тот, с кем ты живешь, — сказала Клэр, — я не знаю, кто он. Но это точно не Бен.


Меня обуревает ужас. Я слышу звук сливающейся воды в унитазе, но не могу перестать читать.


Не знаю, что случилось потом. Не могу сообразить. Клэр заговорила, она почти кричала. Точнее, ругалась, громко и яростно. Меня охватила паника. Я услышала, как хлопнула входная дверь, как щелкнул замок.

— Я в ванной! — крикнула я человеку, которого считала своим мужем. Голос мой дрогнул. В нем звучало отчаяние. — Сейчас спущусь!

— Я выезжаю, — заявила Клэр. — Тебя надо вытащить отсюда.

— Все в порядке, любимая? — закричал в ответ человек, который не был Беном.

Я услышала, как он поднимается по лестнице, и поняла, что не заперла дверь ванной. И тихо сказала:

— Он здесь. Приходи завтра. Когда он уйдет на работу. Я соберу вещи. И позвоню тебе.

— Черт, — выругалась она. — Ладно. Но не забудь сделать запись в дневнике. Как можно скорее. Не забудь.

Я подумала о дневнике, спрятанном в коробке из-под обуви. Надо успокоиться, решила я. Притвориться, что все в порядке, по крайней мере, до тех пор, пока я не доберусь до него и не напишу, что мне грозит опасность.

— Помоги мне, — взмолилась я. — Помоги!

И нажала «отбой» в тот самый момент, когда он распахнул дверь ванной.


На этом записи обрывались. Я в панике пролистала дневник до конца, но остальные страницы были пусты. Мне хотелось прочесть историю своей жизни дальше! Но больше ничего не было. Бен обнаружил дневник, вырвал страницы, и Клэр не пришла на помощь. Когда дневник забрал доктор Нэш — кажется, это случилось во вторник, — я ни о чем не подозревала.

Вдруг меня осенило. Словно с глаз спала пелена, я поняла, почему надпись на доске в кухне так меня растревожила. Почерк! Эти аккуратные буквы, даже заглавные, были совершенно не схожи с почерком, которым было написано письмо, переданное мне Клэр. Подсознательно я, видимо, поняла, что это писали два разных человека.

Я подняла голову. Бен — или тот, кто лишь назывался Беном — уже вышел из душа. Он стоял одетый на пороге ванной, и смотрел на меня. Не знаю, долго ли он наблюдал, как я читаю. В его глазах была какая-то мутная пустота, словно то, что он видел, ему было глубоко неинтересно, даже осточертело.

У меня перехватило дыхание. Я выронила листки. Они разлетелись по полу.

— Ты! — крикнула я. — Кто ты такой?

Он не отвечал, лишь поглядел на разбросанные листки.

— Отвечай мне! — я говорила приказным тоном, но на самом деле не чувствовала особой уверенности.

Я лихорадочно пытаюсь сообразить, кем он может быть. Может, кто-то из больницы? Тамошний пациент? Нет, ерунда какая-то. У меня возникла смутная мысль, и я почувствовала приступ паники, но тут же все прошло.

Он взглянул на меня.

— Я Бен, — проговорил он. — Медленно, словно стараясь, чтобы я поняла очевидную вещь. — Я Бен. Твой муж.

Я инстинктивно отодвигаюсь назад, подальше, пытаясь лихорадочно вспомнить, что я прочла и что о нем знаю.

— Нет! — говорю я уже громче. — Нет!

Он шагнул ко мне.

— Да, Кристин. Ты прекрасно это знаешь.

Меня охватывает страх. Ужас. Он словно раздувает меня изнутри, поднимая вверх, и лопается, погружая в невыносимый кошмар. Я вспомнила слова Клэр: «Это не Бен». И тут происходит удивительная вещь. Я не могу вспомнить, как она произносит эти слова, но вижу эту сцену. Помню страх в ее голосе, когда она говорит «Черт!» прежде чем объяснить мне, в чем дело, и повторить слова: Это не Бен.

Я вспоминаю!

— Нет, не правда! — говорю я. — Ты не Бен. Клэр мне все рассказала! Кто ты такой?!

— Помнишь эти фотографии, Кристин? Что ты сорвала со стены в ванной? Смотри, я принес их, чтобы ты взглянула.

Он сделал еще шаг, потом наклонился, чтобы взять сумку, что валялась у кровати. Достал оттуда несколько мятых фотографий.

— Посмотри! — сказал он. Я помотала головой, тогда он сам достал первую и, глядя на нее все так же отрешенно, показывает ее мне.

— Вот ты и я, — говорит он. — Посмотри! Это мы с тобой.

На фотографии мы с ним сидим в лодке посреди реки или канала. За нашими спинами темная, грязная вода, на заднем плане расплывчатое пятно растительности. Мы оба такие юные, наши тела, в отличие от нынешних, излучают молодость, вокруг глаз нет морщин, они сияют от счастья.

— Ну, ты видишь? — говорит он. — Это мы с тобой. Очень давно. Мы вместе уже столько лет, Крис. Много-много лет.

Я вглядываюсь в фотографию. В голове вспыхивают картинки: мы вдвоем в солнечный день. Он взял напрокат лодку. Где — понятия не имею.

Он показывает следующий снимок. Здесь мы гораздо старше. Он сделан недавно. Мы стоим у входа в церковь. День непогожий. Он в костюме, пожимает руку какому-то мужчине, тоже в костюме. На мне шляпа, с которой я справляюсь не без труда; я придерживаю ее, чтобы не сдуло ветром. В камеру я не смотрю.

— Это снято две недели назад, — говорит он. — Друзья пригласили нас на свадьбу своей дочери. Ты помнишь?

— Нет! — говорю я со злостью. — Представь, не помню!

— Был чудесный день, — сказал он и перевернул фотографию лицом к себе, вспоминая. — Чудесный…

Я помню, как перечитывала слова Клэр в ответ на мое сообщение о газетной статье, в которой говорилось о смерти Адама. «Этого не может быть».

— Покажи мне снимок Адама, — сказала я. — Ну же! Покажи хоть один его снимок!

— Адам погиб, — отвечал он. — Смерть героя. Благородная смерть…

Тут я заорала:

— У тебя должна быть его фотография! Покажи мне!

Тогда он показывает мне фотографию Адама с Хелен. Ту, что я уже видела. Во мне поднимается гнев.

— Покажи мне хотя бы одну фотографию, на которой ты с ним в кадре! У тебя же есть хотя бы одна? Ведь ты его отец?

Он смотрит на пачку фотографий, и я жду, что он сейчас покажет то, что я прошу. Но нет. Он безвольно опускает руки.

— У меня их нет здесь, — говорит он. — Наверное, где-то в доме.

— Да ты не его отец, признайся! — кричу я. — Что это за отец, у которого нет фотографий с собственным сыном?

Он прищуривает глаза, словно затаив злобу. Но я не могу остановиться:

— Какой отец скажет жене, что их сын умер, когда он жив? Признайся, ты же не отец Адама! Его отец Бен. — Как только я произношу это имя, в мозгу возникает образ: мужчина в узких очках в темной оправе, темноволосый. Это Бен. И я повторяю его имя, чтобы оно отпечаталось в моей памяти: Бен.

Оно оказывает на него неожиданное действие. Он что-то произносит, но слишком тихо, так, что я не слышу. Я спрашиваю, что он сказал. Он повторяет громче:

— Тебе не нужен Адам.

— Что? — говорю я, и он отвечает, уже увереннее, глядя мне прямо в глаза.

— Тебе не нужен Адам. У тебя есть я. Мы живем вместе. Не нужен тебе Адам. И Бен не нужен.

Я чувствую, как в это мгновение силы покидают меня, а незнакомец, напротив, наполняется уверенностью. Он улыбается.

— Не расстраивайся, — говорит он весело. — К чему это? Ведь я люблю тебя. И это самое главное, правда? Я люблю тебя, а ты меня. — Он опускается на корточки и протягивает мне обе руки. При этом улыбается, словно я пугливое животное, которое он старается выманить из норы наружу.